Дона Флор и ее два мужа - Амаду Жоржи - Страница 78

Марикота не понимала, что музыка приносит ее мужу покой, позволяет забыть об остром языке жены, ее бородавках и запахе чеснока, неотделимом от Марикоты; на репетициях, разучивая ту или иную вещь, Бедняга Урбано отдыхал, впрочем как и остальные оркестранты, именитые и богатые. Пускай одни важничали, другие держались просто, однако каждый узнавал на репетициях подлинную радость и вдохновение, перед которым отступала жалкая обыденность.

Доктор Венсеслау Вейга, известный хирург, улыбался после первых аккордов и первого бокала пива. Вся усталость, накопившаяся за неделю, проведенную в операционном зале, где он боролся за жизнь больных, иногда и тщетно, исчезала, едва раздавались мелодичные звуки скрипки.

Доктор Пиньо Педрейра, холостяк и мизантроп, забывал об одиночестве под звуки флейты, воскрешая в памяти свою первую любовь и золотистые коварные глаза. Адриано Пирес, миллионер, банкир, директор многих фирм и предприятий, комендадор святейшего папы, скромно стоял у могучей виолончели, вознаграждая себя за неудавшиеся честолюбивые замыслы, жестокие удары судьбы, отчаянную борьбу с заказчиками, конкурентами, служащими, забыв о жажде обогащения, страхах перед ворами, о жене — надоевшей до тошноты доне Имакуладе Тавейрос Пирес. Он добродушно улыбнулся нищему приказчику, недосягаемый для сиятельной доны Имакулады, а тот улыбался ему, недосягаемый для сии Марикоты.

Дона Имакулада редко посещала репетиции, разумеется по совсем иным причинам, нежели дона Марикота. Просто у нее не хватало на это времени, ибо жизнь ее была расписана по часам: на этой даме лежало множество светских обязанностей. К тому же она не выносила этих репетиций, когда одно и то же место, одна и та же вещь повторяются до бесконечности.

А сеу Адриано, если не видел перед собой угреватой физиономии жены, покрытой толстым слоем крема, ее увешанного драгоценностями дряблого бюста, ее паршивого лорнета, совершенно забывал о существовании доны Имакулады. Как, впрочем, и о своих дочерях, занятых только нарядами и балами, и зятьях, никчемных бездельниках, которые проматывали его деньги, заработанные потом и кровью. На репетициях банкир отдыхал от своих миллионов, финансовых махинаций, пустоты и эгоизма окружавших его людей. У виолончели он забывал обо всем. Здесь сеу Урбано и он были равны, как, по существу, были равны благородная дона Имакулада и нищая сиа Марикота…

Оркестранты неизменно собирались по субботам, чтобы насладиться музыкой и пивом, забыть о делах и неприятностях. Хозяйка дома в середине вечера предлагала гостям обильный ужин; кроме музыкантов, обязательно приходили кое-кто из жен, друзей и поклонников. Сеу Зе Сампайо, вернувшийся однажды с такой субботней репетиции, на которой побывал, вняв настойчивым просьбам фармацевта, заявил, что там каждый может найти себе занятие по вкусу. Первое время дона Флор держалась в этом обществе несколько чопорно, однако радушие и гостеприимство покорили ее, и она заблистала там своей красотой. Утонченная, интеллектуальная музыка — впрочем, с последним, как выяснится потом, дона Гиза не согласилась, — пробуждающая самые высокие чувства, стирала все материальные и социальные различия, объединяя оркестрантов в братство «Сыновья Орфея». Здесь все называли друг друга по имени, а дамы просили у доны Флор кулинарных советов. Правда, иной раз она чувствовала себя лишней, если разговор заходил на светские темы, далекие ей, поскольку она не любила бриджа и не была членом ни одного клуба. В такие минуты дона Флор искала глазами мужа, игравшего на фаготе, и улыбалась ему: непонятная ей беседа нисколько ее не тяготила.

Когда доктор Теодоро сообщил ей, что ближайшая репетиция состоится в их доме, дона Флор засуетилась: она не хотела ударить лицом в грязь и готова была истратить все имевшиеся деньги на угощение и выпивку. Муж с трудом удерживал дону Флор, желавшую доказать этим богачам, что и бедняки умеют принять гостей.

Доктор Теодоро пытался сократить масштабы пиршества, оставив в меню только сласти, закуски и пиво. Если уж дона Флор хочет доставить удовольствие маэстро, пусть приготовит мунгунсу, которую так любит сеу Аженор.

— Он это заслужил… У него для тебя сюрприз, о котором ты и не догадываешься.

Но невзирая на протесты мужа, дона Флор подала роскошный ужин и назвала полный дом гостей. На столе стояли самые лакомые блюда: акараже и абара, мокека из креветок в банановых листьях, косада, акаса, земляные орехи в сахаре, фрикадельки из трески и прочие деликатесы. Уже не говоря о целом котле мунгунсы из белой кукурузы, этой пище богов! Из бара Мендеса принесли ящики с пивом, лимонадом, клубничной водой и гуараной.[35]

Репетиция прошла очень удачно, и, хотя из жен музыкантов явились всего две — дона Элена и дона Жилда — в комнатах было полно народу: взволнованные ученицы, соседки и кумушки (дона Динора потом чуть не умерла от несварения желудка).

Оркестр разместился в комнате для занятий, там же уселись самые почетные гости: дон Клементе, дона Гиза, дона Норма, чета аргентинцев (дона Нанси надела элегантное вечернее платье), а также доктор Ивес, по своему обыкновению старающийся показать, что он во всем разбирается, и изрекающий прописные истины об опере и Карузо.

Взяв в руки дирижерскую палочку, маэстро Аженор Гомес сказал, что у него есть небольшой сюрприз для хозяйки дома. В этот вечер, продолжал маэстро, впервые прозвучит его сочинение, новый романс, написанный специально в честь доны Флорипедес Пайва Мадурейра, очаровательной супруги нашего коллеги, доктора Теодоро Мадурейры. Воцарилась тишина, смолкли смех и разговоры.

Маэстро улыбнулся — любительский оркестр давно для него стал второй семьей, знаменательные даты в жизни музыкантов он привык отмечать новыми сочинениями. Всякий раз при известии о печальном или радостном событии он чувствовал прилив вдохновения.

— «Колыбельная Флорипедес», — объявил маэстро, — соло на фаготе — доктор Теодоро Мадурейра, наш блестящий виртуоз.

Но репетиция есть репетиция, а не концерт, поэтому нелегко было уловить мелодию романса, его мягкую красоту, подобную красоте той, кому он был посвящен.

И все же дона Флор была растрогана подарком маэстро и старанием мужа. Глядя в лежавшие перед ним ноты, доктор Теодоро, весь напрягшись, вел мелодию, словно пел о своей радости, радости преуспевающего, счастливого и зажиточного владельца аптеки, у которого свой мир, своя музыка и, наконец, красивая и добродетельная жена. Поистине это был аккорд, в котором гармонично сливались переполнявшие его чувства. Смущенная и взволнованная дона Флор, потупив голову, слушала гимн в свою честь.

К счастью, наступило время перерыва, маэстро с удовольствием поел мунгунсы и даже попросил добавки; остальные тоже отдали должное вкусным блюдам, запивая их пивом, газированной водой и гуараной. Репетиция прошла очень удачно.

бл

6

Рондо

Тихо и плавно вращалась дона Флор в этих двух мирах: мире фармакологии и мире любительской музыки. Она снова стала одеваться очень элегантно, не желая быть хуже других в том избранном обществе, куда ее привело новое замужество.

Девушкой, когда дона Флор бывала в богатых домах, ее наряды неизменно отличались большим вкусом, и даже самые изящные женщины не могли с ней в этом соперничать.

Но тогда она вела другой образ жизни, у нее был другой круг друзей, другие запросы, другие обязанности. Теперь же она ходила к знакомым дамам на чашку чаю, наносила визиты, посещала репетиции оркестра и собрания Общества фармакологов. И когда дона Флор отправлялась по своим светским делам, изысканно одетая, грациозно покачивая бедрами, соседки только ахали. Она немножко располнела и в свои тридцать лет выглядела очень аппетитно.

— Хороша!.. — шептал сеу Вивалдо, владелец похоронного бюро. — Налилась, округлилась… лакомый кусочек… Этот доктор ужинает по-королевски…

— Он и обращается с ней, как с королевой, ни в чем не отказывает, — подхватывала дона Динора, которая первая увидела доктора Теодоро в хрустальном шаре и потому считала своим долгом во всем его защищать. — Посмотрите, как он сложен!