Дона Флор и ее два мужа - Амаду Жоржи - Страница 107

26

Дона Флор склонилась над лицом Гуляки, которое становилось все более бледным и измученным.

— Что с тобою, любовь моя?

— Устал…

Еле слышный голос, потухший взгляд, исхудавшие руки.

Дона Флор приписывала все это той беспорядочной жизни, которую вел Гуляка. Какой организм вынесет такое непосильное напряжение?

Когда-то его считали сильным и здоровым, а он свалился в самый разгар карнавала, танцуя в костюме баиянки. Смерть наступила мгновенно. Сердце красивого и веселого молодого мужчины оказалось совершенно изношенным. Когда, растолкав ряженых, прибежала дона Флор вместе с доной Нормой и доной Гизой, она увидела на лице покойного улыбку. Рядом, словно в почетном карауле, стоял Карлиньос Маскареньяс в костюме цыгана, его несравненное кавакиньо молчало; смерть пришла на площадь, звеня бубенцами, ослепляя мишурой нарядов.

А сейчас она подкрадывается постепенно. Сначала Гуляка бледнел и худел, потом стал вялый, почти прозрачный, какой-то бесплотный, словно таял на глазах.

Сперва дона Флор не придала этому значения, надеясь, что Гуляка просто повел себя легкомысленно, предаваясь мальчишеским выходкам и, возможно, лишь строя ловушку, чтобы посмеяться над ее испугом, подтрунить над ее ужасом. Гуляка не утратил своих старых привычек, он снова стал таким же обманщиком, как и раньше. По словам испуганной доны Розилды: это для него забава.

Мать появилась неожиданно, с большими чемоданами. Вероятно, намеревалась долго гостить. Доктор Теодоро принял этот удар молча и, как человек воспитанный, встретил тещу вежливо: «Всегда рады вас видеть у себя».

С годами дона Розилда ожесточилась еще больше и, едва приехав, тут же стала кричать на весь дом:

— Твой братец тюфяк и размазня! Жена вертит им как хочет, и я отсюда больше не уеду.

«О господи, дай мне терпение…» — молилась дона Флор, а доктор Теодоро потерял всякую надежду. Перед столь чудовищной угрозой у него было только два выхода: либо отравить тещу, но для этого у него не хватит мужества, либо ждать чуда, но в наше время чудес, как известно, не бывает. Однако тут доктор Теодоро глубоко заблуждался, и в этом ему очень скоро предстояло убедиться.

Менее чем через сутки после приезда дона Розилда неслась на пароход так, будто кто-то кусал ее за пятки. Может, это был Сатана или Люцифер, а может, Вельзевул, Демон или Черт, кто знает, но вероятнее всего, самый страшный из всех дьяволов, который, к несчастью, стал когда-то ее зятем. Он таскал дону Розилду за волосы, а один раз даже сшиб с ног, шептал ей ругательства, грозил надавать оплеух и пинков.

— В вашем доме водятся привидения! Моя нога больше сюда не ступит… — заявила она, укладывая чемоданы.

«Чудо свершилось, значит, чудеса еще существуют…» — смиренно подумал доктор, считая себя недостойным такого благодеяния.

— Этот шалопай хотел меня убить… — прокричала дона Розилда на прощание.

— Она выжила из ума… — поставил диагноз доктор Теодоро.

Дона Флор улыбнулась, но не стала возражать доктору, а только подмигнула Гуляке, который, стоя в дверях, хохотал. С каждым днем он делался все прозрачнее, дона Флор могла даже видеть сквозь него.

— Ах, любимый, ты таешь на глазах…

Впервые у Гуляки не было сил для объятий, он был смущен и растерян. Куда девалась его страсть, его дерзость?

— Меня уводят отсюда, дорогая… Может быть, я не нужен тебе больше? Ведь пока ты меня любишь, пока я тебе нужен, пока ты думаешь обо мне, я буду здесь, с тобой. Что ты сделала, Флор?

Дона Флор вспомнила про эбо. Хорошо, что кума Дионизия предупредила ее. Она сама во всем виновата, сама обратилась к жрецам, умоляя взять Гуляку обратно в царство смерти.

— Это колдовство…

— Колдовство? — Голос Гуляки еле слышался.

Она рассказала ему все, что произошло в субботний вечер: когда она уже была в его объятиях, по ее поручению Дионизия Ошосси обратилась к Диди, и тот взялся за дело.

— Что ты натворила, Флор, мой цветок?

— Я хотела спасти свою честь…

Однако это не помогло: Гуляка оказался сильнее заклинаний Диди. Дона Флор хотела все отменить, но было уже поздно, кровь пролилась, жертвоприношения были сделаны.

— Ты меня отсылаешь туда, откуда я явился, и я должен уйти. Моя сила — это твое желание, мое тело — это твоя страсть, моя жизнь — это твоя любовь, если ты меня разлюбила, я исчезаю… Прощай, Флор, я ухожу, все кончено.

27

Исчез Гуляка, жертва в схватке богов, добыча заклинаний.

Это твой последний шанс, дона Флор, твоя последняя возможность спасти честь и добродетель, столь важные для тех, кто тебя окружает. У тебя еще остается лазейка: эбо, заказанный Дионизией и изготовленный Диди, хотя не так-то легко колдовством спасти нравственность, добродетель и устои цивилизованного общества. Но что делать, если нет другого выхода? Самое главное, дона Флор, ты восстановишь свою честь перед богом и перед своей совестью, сама придешь с повинной. К счастью, перед людьми тебе не в чем оправдываться, потому что они ничего не знают о твоем дурном поступке.

Если ты дашь Гуляке уйти, ты быстро забудешь эти безумные ночи, они покажутся тебе сном, бредом, галлюцинацией или просто пустыми мечтами в часы праздности. Ты ни в чем не виновата, дона Флор, и будешь жить в мире со своим мужем и своей совестью. Это твой последний шанс, забудь Гуляку, докажи, что ты честная женщина!

Что ты делаешь, дона Флор, и хватит ли у тебя сил для этого? Зачем освобождать его из небытия?

Но без его любви я не смогу жить. Лучше умереть вместе с ним.

28

Город взлетел на воздух, и часы показали одновременно полдень и полночь в войне святых: жрецы, собравшиеся похоронить мятежного Гуляку, с его любовью, ополчились на Эшу, который один защищал его. Молния, гром, буря, сталь скрежещет о сталь, льется черная кровь. Встреча произошла на перекрестке последней дороги, на границе небытия.

Из вод океана вышла Йеманжа вся в голубом, с ее длинных волос струится пена, серебряный хвост опутан зелеными водорослями и темными спрутами. Металлическим веером она отогнала ветры смерти, армия рыб приветствовала ее на своем немом языке…

Леса склонились перед охотником Ошосси, который утром скакал на вепре, ночью — на белой лошади, а на рассвете — верхом на Дионизии, самой красивой из его дочерей, самой любимой. И где бы он ни проезжал, все живое умирало.

Огромная змея Ошумарэ поползла по мосту радуги, за ней ползли другие змеи — гремучие и жарараки. Они вонзили конец радуги в Гуляку, но тот устоял, и навстречу ему вышла прекрасная девушка. Эшу трезубцем проткнул радугу, и Ошумарэ свернулась кольцом, засунув хвост себе в пасть…

Тогда выступила Омолу со своей жуткой армией болезней: черной оспой, проказой, трахомой, — и наслала на Гуляку чахотку и чуму, а затем лишила его зрения и слуха.

С серебряным копьем в руке своей танцующей походкой прошествовал Ошала. Перед ним все склонились. Потом появилась Янсан, повелительница мертвецов, богиня войны. От ее крика все онемели, и сердце Гуляки разорвалось.

Жрецы шли сомкнутыми рядами, бряцая оружием и потрясая древними законами, все они сплотились против Эшу и отправились на последнюю, решительную схватку.

Тогда все на свете перепуталось: по морю плавали дома, маяк Барры и замок Униона; Морской форт оказался на Площадке Жезуса, в садах вырастали рыбы, на деревьях зрели звезды. Часы Дворца показали страшный час. Встала заря из комет, а луна упала на рощи манговых деревьев, влюбленные подобрали ее и в ней отразились их поцелуи.

Закон и предрассудки защищала армия под командованием доны Диноры и Пеланки Моуласа. Любовь и поэзию защищал Кардозо э Са, возлежащий на груди Зулмиры. Ему помогал Дьявол, и в двадцать два часа тридцать шесть минут рухнули порядок и феодальные традиции. От прежней морали уцелели лишь остатки, которые выставили в музее.