Дона Флор и ее два мужа - Амаду Жоржи - Страница 102

Когда Пеланки закончил рассказ, Кардозо э Са все стало ясно, загадка была решена, а ответ готов:

— Это марсиане… — твердо заявил он и рассмеялся своим громоподобным смехом, будто речь шла о какой-то забавной шутке, от которой не страдал ежедневно карман Пеланки.

— Марсиане? Какие марсиане?… Не обманывайте меня, сеу Кардозо! Я вам верю и хочу знать правду. При чем тут марсиане? Я не сомневаюсь, что это мои враги и что тут не обошлось без колдовства. Никто не видел этих самых марсиан, и не известно, существуют ли они вообще. А колдовство существует, и злые духи, и сглаз…

— Не видел тот, кому не дано видеть… Я же утверждаю: это марсиане!.. А враги и колдовство здесь ни при чем… Марсиане очень любопытны, особенно их интересует техника. А поскольку они наделены высшим разумом, для них не существует ни везения, ни невезения…

— Марсиане на Земле? — вмешалась в разговор Зулмира, обожавшая всякие новости. — И давно?

— Первые марсиане высадились давно, но лишь три человека присутствовали при этом…

— И вы были одним из них?

Кардозо скромно улыбнулся.

— Скоро они себя покажут, человечество ждут великие потрясения… — Он снова расхохотался. — Но пока они невидимы, и только избранные…

— Раз вы их видите, сеньор, то скажите, как они выглядят? Они красивы? — прервала маэстро Зулмира.

— В сравнении с ними мы отвратительные твари.

Девушка была озадачена.

— По-вашему, сеу Кардозо, получается, что это именно они щипали меня? Значит, они тоже этим занимаются?

— Чем именно? — Кардозо захотел узнать подробности, и встревоженная жертва межпланетного хулиганства поведала о том, что с нею было.

— Я показывала эти синяки Пекито, а также женщинам в школе доны Флор. Дона Флор так разволновалась, что чуть в обморок не упала.

Жаль, Зулмира не показала их ему, Кардозо э Са, неужели он не внушает ей доверия? А без обследования in loco[42] (как говорил кардинал Кошон) нельзя прийти к определенным выводам.

— Не думаю, чтобы это были марсиане. Они лишь способствуют передаче мыслей на расстоянии.

«И только-то. Вот растяпы…» — подумала Зулмира, возвращаясь к маникюру. Пеланки же все еще был во власти сомнений.

— А если это не они?

— Положитесь на меня, я все выясню…

Пеланки верил в ум и проницательность Кардозо э Са, однако дело было слишком сложным и лишняя консультация не помешает. Например, с матерью Отавией.

Кардозо э Са набивал трубку, глядя куда-то за горизонт, и голос его доносился, словно издалека:

— Марсиане очень меня уважают, всего четыре дня назад я побывал с ними на Марсе, обошел всю планету, у них там один город весь из серебра, другой — из золота… Рыбы летают по воздуху, на дне моря растут цветы…

Куда-то исчезли бедра Зулмира, ее пышная грудь в кружевах, вместе с лучом света он прибыл на Марс. «Маэстро в трансе», — почтительно прошептал Пеланки, а Зулмира расправила кружева на пеньюаре.

20

Врата ада открылись, и мятежный ангел пересек порог спальни доны Флор, сверкая бесстыдными глазами, пылая устами, зовущими к поцелую. Если даже святая не устояла перед этим взглядом, этим обольстительным смехом, могла ли устоять дона Флор? Где ты, кума Дионизия со своим ожерельем Ошосси и с эбо? Скорее, Дионизия, поторопись вернуть дьявола в его царство вечной ночи. Иначе дона Флор не отвечает больше за свои поступки. Ее незапятнанная репутация в опасности: завтра честное имя доны Флор, символ добродетели, будет втоптано в грязь. Она покроет себя позором и будет мучиться угрызениями совести, на нее будут показывать пальцем, смотреть с презрением.

Дона Флор охвачена желанием и тревогой, она готова принять гнусное предложение Гуляки и в то же время готова биться за свою честь смело и непреклонно. Какая же из них истинная? Та, что не подпускает Гуляку к себе, или та, что медленно, шаг за шагом идет ему навстречу? Тишина. Дождь стучит по крыше…

Полуденная мигрень, головокружение, приход Дионизии, концерт на фаготе — все это кажется таким далеким! Вечерняя битва измеряется уже не часами, а минутами, отпор, потом опять желание, мучительное, необоримое. Доктор в ванной готовится к скромному и радостному субботнему празднику, Дона Флор спокойно и покорно ожидает его. И вдруг этот хитрец снова устраивается у нее в ногах и приказывает:

— Сегодня ты не ляжешь с этим дерьмом, я запрещаю! Иначе подниму страшный шум.

Какая нелепость! Какое безрассудство! Но странно устроено человеческое сердце — дона Флор почему-то рассмеялась, вместо того чтобы возмутиться и прогнать наглеца.

— Ты ревнуешь к нему? Ну и на здоровье!

— Я хочу тебя, любимая, — ответил он, растягиваясь на кровати. — Я слишком долго ждал… Подумать только, я завоевываю свою законную жену, с которой спал семь лет! Но больше я терпеть не намерен. Ревновать тебя к этому Доктору Касторке? А что мне с ним делить? Он женился на тебе, он твой муж и, по-моему, совсем неплохой, вот только в любви ничего не смыслит. Итак, я отдаю ему должное, однако пусть он меня простит: придется ему сегодня потерпеть, а развлекать тебя буду я. Я-то знаю толк в этом деле.

— Ждать придется тебе и, предупреждаю, довольно долго.

Лаская дону Флор, ее господин все больше и больше завладевал ею, своей рабыней, свободной лишь на словах. Так было и раньше. Гордость и целомудрие доны Флор всегда отступали перед Гулякой — ее мужем и повелителем. Да и чего стоят все эти приличия, если он ради нее вернулся из небытия, откуда, как известно, никто никогда не возвращался.

— Я был словно связан по рукам и ногам и лишь с большим трудом вырвался к тебе, моя любимая. Ты позвала меня, и я явился, пройдя сквозь огонь и лютую стужу, а ты отказываешь мне. Почему?

— Ах, Гуляка…

— Почему ты обращаешься со мной, как с паршивым псом? Хватит, моя милая. Или сегодня, или никогда. Когда придет этот таракан, скажи ему, что ты плохо себя чувствуешь.

— Ни за что! Я порядочная женщина и не стану изменять своему мужу, сколько раз тебе об этом говорить?

Появился доктор в чистой пижаме, благоухая душистым мылом. Приятное открытое лицо, добрая улыбка.

— Прости меня, Теодоро, но сегодня я себя неважно чувствую, что-то нездоровится. Отложим на завтра, если ты не возражаешь.

Доктор обеспокоился. Дона Флор еще днем жаловалась на недомогание. Может быть, простудилась? Надо измерить температуру, принять лекарство.

— Нет, нет, дорогой, не беспокойся, завтра я буду совершенно здорова и к твоим услугам… — нежно шепнула дона Флор.

«Куда девались мои стыд и гордость, мое достоинство?» — спрашивала себя дона Флор, признательно целуя в щеку встревоженного супруга. Но доктор Теодоро продолжал настаивать: она должна принять хотя бы что-нибудь успокаивающее, чтобы как следует выспаться. И едва он вышел за лекарством, дона Флор оказалась в объятиях Гуляки.

— Сумасшедший! Пусти меня, он сейчас вернется…

— А он совеем неплохой парень, — заключил Гуляка. — Знаешь, дорогая, он мне все больше нравится… Ты отлично устроилась: он будет о тебе заботиться, а я — тебя развлекать.

Доктор принес кувшин со свежей водой, два стакана и маленькую склянку с лекарством.

— Выпей капель двадцать валерьянки на полстакана воды и сейчас же уснешь.

Теодоро тщательно отсчитал капли, налил в стакан воды. Но кто поменял стаканы, когда доктор на мгновение отвернулся? Гуляка или дона Флор? И как фармацевт мог не почувствовать специфического вкуса валерьянки? Чудо? Что ж, одним чудом будет больше, это уже не играет никакой роли и никого не удивит. А может, никто стаканов не менял, просто дона Флор не выпила валерьянки, а доктор заснул, убаюканный монотонным стуком дождя по крыше, успев только поцеловать жену.

— Вот и все… — сказал Гуляка. — Теперь мы остались с тобой вдвоем, моя любимая…

— Только не здесь… — взмолилась дона Флор, тотчас забыв о своем втором муже. — Пойдем в гостиную…