Пеперль - дочь Жозефины - Мутценбахер Жозефина - Страница 31

– Красиво, – с придыханием говорит Пеперль, – изумительно красиво.

А Мали, пробуя на ощупь, поглаживает тонкую материю, не упуская, конечно, возможности, игриво пройтись ладошкой также по мягким округлостям Мицци.

Мицци удовлетворённо смеётся, любуясь своим отражением в зеркале.

– Я вам нравлюсь? – Белокурые локоны мерцающими прядями обрамляют лилейный лоб, глаза сверкают влажным блеском. – Так, теперь ваша очередь, теперь я вас сделаю красивыми.

Из шкафчика у стены она достаёт две пары лакированных туфель на высоком каблуке, красные шёлковые юбочки не более двадцати сантиметров в длину и два крошечных кепи красного с золотом цвета, какие носят мальчики-лифтёры в гостиницах.

– Одевайтесь, – командует она.

Девочки натягивают коротенькие носочки и возятся с остальными деталями туалета, однако у них это плохо получается, они не знают с чего начать.

– Ничего страшного, – подсказывает Мицци, – носки вообще не нужны, только туфельки.

Потом накидывает им на бёдра юбчонки и прикрепляет к волосам забавные кепи. С изумлением глядят девчонки на себя в зеркало. В туфлях на высоком каблуке их голые, стройные ноги смотрятся ещё длиннее, а короткие шёлковые юбочки едва прикрывают их пиздёнки. Лихо сдвинутые набекрень кепи придают мордашкам юных шлюшек ещё более дерзкий вид. Тёмно-красной несмываемой губной помадой Мицци выразительно подчёркивает соски их грудей и несколькими каплями благоухающей эссенции смачивает каждой пупок.

– Готово, а теперь отправляемся, и не осрамите меня!

Узкий тёмный коридор ведёт к банкетному залу. Вход в него завешен красными бархатными портьерами, из-за которых доносится громкий смех, пение, звон бокалов и крики. Пеперль энергично проскальзывает через портьеры, немного раздвинув их в стороны, и увлекает за собой двух других охочих до ебни пиздовладелиц. В первый момент ни один человек не обращает внимания на их появление, поэтому у подруг есть время спокойно оглядеться по сторонам и оценить обстановку. В глубоких кожаных креслах за низкими столиками располагаются господа во фраках и белых манишках, потому что в клубе «Весёлой хозяйки», по крайней мере, в начале банкета, всё обставлено на высочайшем уровне. У поперечной, узкой стены просторного зала располагается сцена, занавес которой пока опущен, а перед ней сидит джаз-оркестр. Потом девочки замечают, что они тут не единственные дети. Ещё три аналогичные пары, одетые, как и они, но только в голубые, зелёные и жёлтые цвета, кружат по залу. То там то здесь кто-нибудь из господ, мимо которого они проскальзывают в данный момент, трогает девочек между ног. Теперь в зале становится оживлённее. Ещё из нескольких боковых дверей появляются молодые, миловидные женщины, которые, как и Мицци, облачены в прозрачные воздушные платья. Они тоже выглядят в высшей степени завлекательно. Мицци спешит оставить общество девочек и теперь, покачивая импозантными бёдрами, проплывает между столиками. Два официанта с ведёрками шампанского торопливо пробегают мимо ещё несколько не освоившихся с обстановкой девочек, даже не бросив взгляда на их вызывающе торчащие грудки с подрумяненными сосками. Один из них, слегка задевший Мали, на ходу извиняется:

– О, пардон, уважаемая!

У Мали, изумлённой такой учтивостью, отвисает челюсть и она несколько секунд так и стоит с открытым ртом. Потом девочки делают несколько робких шагов в зал. Атмосфера там пока достаточно натянутая, как это и бывает обычно в начале каждого праздника. Однако стоит музыкантам взяться за свои инструменты, как лица присутствующих сразу же веселеют. И когда раздаётся клубный гимн, песня о весёлой хозяйке, все господа в один голос подхватывают её. В песне поётся о хозяйке постоялого двора, которая даёт путникам кров и стол, и ещё кое-что. Она не жалеет для гостей доброго вина и столь зажигательно крутит ручку шарманки, что гости не могут усидеть на месте и пускаются в пляс так, что яйца трясутся.

Пеперль, которая с юных лет знает почти все куплеты этой популярной песенки, с удовольствием начала подпевать и, ведя за руку Мали, двинулась в глубину зала. Возле столика, за которым сидят четверо господ, чья-то рука делает ей знак. Пеперль послушно отвечает на приглашение и, подойдя ближе, приседает в книксене, как строго-настрого приказала им Мицци. Один из господ с интересом наклоняется вперёд и приподнимает коротенькую юбочку Пеперль, однако тотчас же с разочарованием на лице снова бросает её.

– Не знаю, – раздражённо ворчит он, – что граф, собственно, воображает себе. Я же ему чётко и ясно объяснил, что волосатые пизди мне не нужны, у меня должна создаваться иллюзия, что девчушке едва минуло десять лет. Прошу вас, господа, полюбуйтесь сами, пожалуйста, это волосы или нет?

С этими словами он снова поднимает юбчонку Пеперль, мужчины склоняются к предмету исследования и с серьёзным видом констатируют:

– Это волосы, ты совершенно прав.

В этот момент Мали внезапно выскакивает вперёд, незамедлительно обнажает плюшку и, сияя от счастья и удовольствия, заявляет строгому суду:

– А мне действительно только десять лет исполнилось!

– Ни черта подобного, – в ярости шипит Пеперль, – тебе двенадцать лет и скоро будет тринадцать.

– Врёт она всё, мне правда только десять лет, – защищает Мали свой гешефт.

– Не спорьте, дети, мы сейчас это сразу проверим. Иди-ка сюда, становись на стол, у нас есть тут специалист, и он мигом определит, сколько тебе лет на самом деле.

Мали проворно взбирается на стол и стоит в ожидании.

– Послушай, Аристид, сделай одолжение, пожалуйста, понюхай пиздёнку, – просит говоривший, обращаясь к сухопарому господину, который до сих пор с подчёркнутым равнодушием не обращал никакого внимания на детей.

Тот с довольно скучным ещё выражением лица наклоняется к пизде Мали, однако, вдохнув её аромат, становится оживлённее и даже, можно сказать, возбуждённее. Он закрывает глаза, ещё раз сосредоточенно принюхивается к пизде и затем категорически объявляет вердикт:

– Не больше двенадцати с половиной лет!

Пеперль потрясена такой прозорливостью.

– Ну и ну, как же это вы так точно установили?

– Да, дитя моё, – высокомерно улыбается Аристид, – это разработанная мною самим наука. В результате долгих и кропотливых исследований я овладел знанием данного предмета, ошибка совершенно исключена. По запаху пизды я определяю не только возраст женщины, но даже её национальность.

– А понюхайте, пожалуйста, мою пизду, – просит Пеперль и встаёт на стол. – Может быть, и про меня вы тоже правильно вынюхаете?

Нос с аристократической горбинкой приближается к секелю Пеперль и принюхивается.

– Тебе около тринадцати с половиной лет.

– Верно, а больше вы ничего не вынюхали, господин граф?

– Ну, а что же я мог бы, на твой взгляд, ещё вынюхать?

– Кто я такая, – говорит Пеперль, а про себя думает: «Интересно, удастся ли ему определить по запаху, что я Мутценбахер-младшая»?

– Хорошо, дорогое дитя, я добавлю к сказанному следующее, во-первых, ты коренная венка, однако в твоём запахе пробивается также лёгкий славянский аромат. И ещё в твоей пизде есть что-то такое, что я не могу сразу определитьть, однако она почему-то кажется мне знакомой. Может быть, я уже когда-нибудь тебя нюхал?

– Не нюхали и не ебли!

– Дитя моё, я не имею обыкновения ебаться, я чистой воды учёный, задача моя только нюхать.

Ученый нос снова приближается к пизде Пеперль, и секель у той жадно вытягивается навстречу, в расчёте получить свою долю прикосновения.

– М-да, не исключено, что мне уже приходилось однажды нюхать пизду какой-нибудь твоей родственницы, ибо запах её больно знаком мне. Либо ты, не приведи господи, происходишь, может быть, из какой-то почтенной семьи, дорогое дитя?

– Нет, – с негодованием отвергает подобное предположение Пеперль, – ни из какой почтенной, как вы выразились, семьи, я не происхожу. А, скорее всего вы совали свой нос в пизду моей матери, которая была знаменитой шлюхой.