Хари и Кари - Мукержи Дхан - Страница 2

Ночной испуг

К пяти годам Кари был уже ростом чуть пониже нашего дома. Мы не приучали его к охоте, потому что сами не занимались охотой на диких зверей. Отец получил работу каменотеса на прокладке шоссейной дороги и дома не бывал по многу недель. А мы с братом целые дни проводили в поле; мы и не думали сделать из Кари охотничьего слона. Кари и без учения был очень смелым, и, когда нам приходилось отправляться глубоко в джунгли, мы всегда брали его с собой.

Англичане, чтобы ехать на слоне, всегда привязывают ему на спину хаудах. Хаудах — это ящик с высокими стенками; внутри этого ящика устраиваются скамейки для седоков. Но хаудах нужен только тем, кто не привык к езде на слонах; им нужны высокие стенки, иначе, когда слон побежит, они свалятся на землю. Им ничего не видно из этого ящика, особенно детям, которые не могут даже выглянуть через край хаудаха. Мы отлично ездили на Кари без ящика.

Однажды вечером мы с братом собрались в дорогу: мы решили поехать проведать отца. Брат положил на спину Кари матрац и крепко-накрепко привязал его веревками, чтобы он не сползал, потому что не слишком приятно соскользнуть со спины слона и угодить ему под ноги.

Затянув потуже веревки, мы улеглись на матрац. Бубенцы мы подняли и подвязали, чтобы они не звенели по пути через джунгли. Мы лежали у Кари на спине и смотрели на звезды. Они казались такими близкими, что хотелось протянуть руку и сорвать их.

Нам не спалось. Мы прислушивались к звукам джунглей. Кари тяжелым облаком катился по лесной тропе. Порой тигр, выйдя из чащи, пересекал дорогу и скрывался во тьме; но Кари не обращал на тигров внимания. Вдруг подле него раздался отрывистый лай, и лисица выскочила из густолесья. Кари остановился и подождал, пока она уйдет с дороги, потом снова двинулся вперед. В лунном сиянии дорога блестела рекой серебра; нам видно было, как над нею с ветки на ветку прыгают белки.

Слоны умеют дремать на ходу. Мы почувствовали, как бег Кари перешел в тихий шаг, и поняли, что он задремал. Что было дальше, этого мы не знали, потому что тоже уснули. Я не могу сказать, сколько времени прошло, прежде чем мы проснулись; я только знаю, что нас разбудил резкий толчок, трубный голос слона и чей-то ужасный рев.

Мы вцепились в матрац и едва удержались у слона на спине, а Кари пустился бежать.

Стволы трещали, ломались и падали ветви; нам было слышно, как голосят обезьяны на верхушках деревьев; стаи спугнутых птиц взлетали, задевая крыльями по нашим лицам. Мы кричали Кари, чтобы он успокоился, но он несся, точно обезумел. Кабаны с храпом срывались с места; какие-то рогатые звери шарахались в стороны. Впереди нас упало дерево. Чаща дрогнула и замерла. Трепет прошел по телу Кари, и он остановился, как вкопанный. Мы не могли понять, что случилось. Я заговорил со слоном — он тряхнул головой; я опять стал с ним говорить и заставил его поднять голову. Он послушался. Я спустился на землю по его хоботу; хобот у Кари был липкий. Слон стряхнул меня, словно я причинил ему боль. Я сказал об этом брату.

— Я понимаю, в чем дело! — ответил брат. — Он наступил на медведя! В такие лунные ночи медведи бродят в тени деревьев и лакомятся цветами мохулы. Мохула пьянит их, и сон валит их с ног. Видно, медведь уснул под деревом; Кари в полусне не почуял его запаха и нечаянно на него наступил. Медведь с перепугу ободрал ему хобот.

Если бы Кари не дремал, он убил бы медведя; но теперь он так испугался спросонок и так ошалел от боли, что ударился в бегство.

Я снова потрогал его хобот, он кровоточил; при лунном свете было видно, что рука моя покраснела. Я опять стал разговаривать с Кари. Я говорил, что мне жаль его, но что я ничем не могу помочь беде, я просил его снова вернуться на дорогу. Он тряхнул головой; это значило: «нет». Я взобрался к нему на спину.

— Если он не хочет вернуться на прежний путь, нужно подать ему «зов господина», — сказал мой брат. — Пусть он проложит новую дорогу через джунгли.

Я подал слону этот зов.

Тогда Кари поднял свой окровавленный хобот и швырнул наземь первое дерево; потом сшиб второе. Третье он не мог свалить хоботом; он подался назад, медленно попятился и налег на него спиной. Дерево упало, и Кари двинулся дальше. Мы вцепились ногтями и зубами в веревки матраца. Скоро мы были уже на дороге, в трех километрах от той просеки, где Кари наткнулся на медведя.

Я знаю, почему Кари не хотел вернуться к тому месту. Животные не любят возвращаться туда, где они уронят свое достоинство. А поддаться испугу — это значит уронить свою честь.

Мы отправляемся в город

— Ну, Хари, — сказал мне однажды отец, — вам с Кари предстоит работа. Я взялся доставить в Бенарес рис господина Махатмы. Через неделю вы должны двинуться в путь.

Я никогда еще не был в городе и с радостью стал готовиться к поездке.

— Прежде всего тебе нужно приучить Кари к собакам и обезьянам, — сказал отец. — В Бенаресе их много, как бы слон тебе не задал хлопот!

Собаки способны довести слона до бешенства. Когда слон проходит по деревне, на него лают все собаки, сколько их есть там. Обычно слоны не обращают на это внимания, но есть и такие, которые выходят из себя и пускаются за собаками в погоню. Между нашей деревней и городом было много небольших селений, и я не хотел, чтобы Кари таскал меня по всем их улицам и переулкам в погоне за каким-нибудь ободранным псом.

У нас в деревне собаки с давних пор привыкли к Кари и никогда не бросались на него с лаем; поэтому дома никак нельзя было приучить его к собачьему лаю. Я посоветовался с братом, и мы решили взять Кари в соседние деревни, где он еще никогда не бывал.

В первом селе, куда мы въехали, совсем не оказалось собак. Мы прошли по главной улице без всяких хлопот. Во второй деревне нас встретили две-три собаки, тявкнули раз-другой и убежали. Мы собирались двинуться дальше, когда вдруг с храпом и рычанием нас окружила стая огромных псов. На Кари страшно было смотреть — так яростно размахивал он хоботом, стараясь схватить кого-нибудь из врагов. Он норовил наступить собаке на спину, но псы неизменно выскальзывали у него из-под ног. Собаки бесились все пуще, а Кари мало-помалу стал вертеться по кругу быстрей и быстрей, точно волчок.

Нам нелегко было усидеть на нем. Голова кружилась. Еще немного, и мы свалились бы на землю. Но тут раздался пронзительный визг, и стая мучителей рассыпалась, как горох. Кари наступил на одну из собак, раздавил ее, и свора оставила нас в покое. Мы отвели Кари домой, выкупали в реке, дали ему ворох свежих веток и молодых деревьев, но он не стал их есть.

С этого дня никакие собаки не могли растревожить Кари; он проходил по чужим деревням, не обращая внимания на самый бешеный визг и лай.

Теперь оставалось приучить слона к обезьянам. Всякий знает, что это за надоедливые существа. У меня была обезьянка с красной мордочкой и бурой шерстью. Ее звали Копи. Она всегда держалась на изрядном расстоянии от Кари. Когда мне случалось отправляться в соседние деревни, Копи вспрыгивала ко мне на плечи, и, если мы проходили по рынкам, где продают манго и другие фрукты, у меня с нею бывало немало неприятностей. Фрукты лежат открыто, корзинки с манго громоздятся одна на другую, апельсины свалены в кучи. Что может быть лучше запаха фруктового рынка? Обезьянка, бог весть каким образом, всегда знала, думаю я о ней или нет. Стоило мне зазеваться, мигом она спрыгивала с моего плеча и неслась прямой дорогой к апельсинам и манго, схватывала два-три плода и ныряла в какое-нибудь укромное местечко. Заваривалась кутерьма. Сотни людей с бранью и криком гнались за Копи от дерева к дереву, пока обезьянка не скроется с глаз.

Я всегда опасался, что толпа набросится на меня и посчитается со мной за проделки Копи. Я спешил убраться подобру-поздорову и со всех ног пускался бежать домой. Через час-другой я находил Копи у себя на крыше; она сидела с невинным видом и почесывалась как ни в чем не бывало.