Чудо в Пираньясе - Амаду Жоржи - Страница 1

Жоржи Амаду

Чудо в Пираньясе

Портрет Жоржи Амаду, сделанный Флориану Тейшейра к рассказу «Чудо в Пираньясе»

Это чудо свершилось в городе Пираньяс, что на берегу реки Сан-Франсиско, в шумный базарный день, в присутствии сотен свидетелей из самых разных слоев общества: от богатого полковника[1] Жарди Рамалью, который воевал еще с Лампианом[2], до бедных крестьян, приехавших из глубинки, чтобы продать на ярмарке маниоковую муку и кукурузу со своих наделов. В числе очевидцев была одна именитая гостья — ее в те дни как раз принимали в городе со всевозможными почестями — дона Элоиза Рамос, вдова знаменитого писателя[3].

А поскольку правдолюбие этой уважаемой сеньоры известно всем и каждому, то одного ее свидетельства достаточно, чтобы не усомниться в истинности происшедшего. Героями этой истории стали Убалдо Кападосио, сочинитель лубков, поэт и покоритель женских сердец (сразу три профессии, и в каждой он достиг вершин мастерства) и капитан Линдолфо Эзекиэл, который считался первым удальцом и головорезом в Алагоасе[4], а эти края всегда славились своими храбрецами. Капитан какого рода войск — неясно до сих пор, звание это он получил, отправляя людей на кладбище, поскольку был наемным убийцей (чем зарабатывал деньги и славу). А еще он был мужем Сабо, и это звание требовало от него силы и решительности, чтобы защитить свое сокровище от посягательств, потому что Сабо, говоря по правде, нисколько не боялась ни профессии мужа, ни злобного выражения его лица, ни его смертоносного оружия и расточала улыбки направо и налево. О Сабо мечтало все мужское население по обоим берегам Сан-Франсиско, начиная с четырнадцати лет: холостые и женатые, помолвленные и разведенные. Но готовность встретить грудью ярость мужа и пулю из его револьвера демонстрировала только бесстрашная Сабо многочисленные обожатели лишь вздыхали да отводили от прелестницы глаза, заперев на замок сердца и чресла. Исключением стал Убалдо Кападосио. И не потому, что он такой необыкновенный храбрец, без страха и сомнения, просто он не знал местных условий и обстоятельств. Он был чужим в этом городе, куда приехал, чтобы продать на оживленной ярмарке свои сочинения (последнее, «История аристократки, которая жила с оборотнем», пользовалось заслуженным успехом и спросом), случайно оказался на празднике, где пел под гармонику свои песни, и в гостеприимной постели на груди смуглянки, где отдыхал от трудов праведных. Но, как бы то ни было, он встретился с убийцей лицом к лицу, одетый в женскую ночную рубашку, а точнее — в коротенькую сорочку Сабо розового цвета.

Поэт Убалдо Кападосио был красавцем-мужчиной, разбившим не одно женское сердце. Высокий, стройный, сильный, с бронзовой кожей, непокорными кудрями, белозубой улыбкой и хорошо подвешенным языком: он пересыпал свою речь меткими словами, изысканными выражениями, и где бы он ни появлялся, тут же завязывался непринужденный разговор. На просторах сертанов[5] Баии и Сержипи, где обычно бродил Убалдо со своим чемоданчиком, гармоникой и гитарой, все его знали и любили. За ним приходили издалека, чтобы пригласить на крестины, свадьбу или велорио[6]: никто лучше него не мог придумать здравицу в честь новобрачных или рассказать историю на ночном бдении, которая заставила бы плакать или смеяться даже покойника. И это не метафора, такой случай был на самом деле, есть живые свидетели, которые могут все подтвердить. Я назову только два имени: художник Калазанс Нету[7] и поэт Флорисвалдо Матос[8]. Оба своими глазами видели, как покойный Аристобулу Негритуди расхохотался лежа в гробу, мертвее некуда, когда услышал рассказ Убалдо Кападосио о том, как в Марагожипи[9] появился кит. Еще там был художник Карибэ[10], но разве можно верить этому неисправимому вруну? По его словам, Негритуди не только рассмеялся, но и добавил одну деталь (непристойную) к рассказу Кападосио. Но знающие люди говорят, что эти сальности — выдумка самого Карибэ, человека сомнительной репутации, поскольку Аристобулу, несмотря на все свое тщеславие, не стал бы влезать в чужой рассказ. Такой деликатный покойник.

А уж на праздниках Кападосио просто не было равных: в руках гармоника, голос с хрипотцой, смягченный глотком кашасы[11], томный взор с мольбой устоять невозможно. О нем вздыхали, ему клялись в любви одинокие и замужние, любовницы и невесты и вереницы безутешных вдов. Кападосио как человек великодушный считал, что утешать вдовушек — его обязанность. Вздохи были глубокими, клятвы — жаркими, но были также угрозы и обещания отомстить.

Только поэт был не робкого десятка и не любил отступать.

Бродяга по природе, Кападосио, тем не менее обзавелся домом и семейным очагом — вернее, домами и очагами — как в Баие, так и в Сержипи. Красавец и поэт, представляете? Десятки женщин, и все такие верные, преданные. И ни с одной он не порвал отношений (кроме Браулии, ах, эта Браулия, Боже мой…), никого не обидел, не бросил. Они сами уходили от него, неблагодарные, да еще кричали про обман и предательство, когда узнавали о существовании других, многих других, как будто странствующий поэт, оторванный от дома неделями, месяцами, может хранить верность. Но ни разу Кападосио не расстался с женщиной по собственной инициативе, а когда очередная возлюбленная бросала его, он был безутешен и переживал так, словно потерял единственную женщину в своей жизни. Их было много, но каждая была единственной, и кто не понимает этого, тот ничего не знает о странностях любви. Почему они предавали его, к чему этот непримиримый эгоизм, если у него, Убалдо Кападосио, с избытком хватало сил, решимости и изобретательности, чтобы удовлетворить потребность каждой в любви и постели? И сколько еще оставалось! Но некоторые женщины привыкали и оставались навсегда. Поэтому к тридцати двум годам, когда произошло чудо в Пираньясе, Убалдо Кападосио содержал три семьи продажей своих книжек, гармоникой и гитарой, голосом с хрипотцой и стихами, плохими или хорошими неважно, главное, поэзия кормила трех жен (все незаконные) и девятерых детей, трое из которых — приемные. Дети воспитывались в двух семьях, в третьей наследников пока не было. Медовый месяц с Розеклер, его последней подругой, только-только закончился, она не успела даже зачать ребенка, но обходилась Кападосио дороже всех. Эта мотовка была без ума от нарядов, колец, браслетов и цепочек. Зато какие ласки взамен — мед и перец.

Кападосио был богат талантами и детьми — девятью, как уже было сказано, но только шесть его собственные: трое у Ромилды и трое у Валделиси. Еще троих он усыновил. Самый старший достался ему вместе с Ромилдой, когда мулатка решила бросить своего мужа, торговца из Аракажу, и следовать за пением волшебницы-гитары одинокого и печального трубадура. Одинокого и печального, потому что, если мужчина безумно влюблен в женщину, если думает только о ней, если она как заноза в его сердце, даже если дни и ночи он проводит с другими, все равно он одинок — лишь она, единственная, может развеять его грусть, спасти от тоски, стать подругой и утешением.

Увидев Убалдо у своих ног, Ромилда растаяла, собрала вещи, но предупредила:

Ради тебя я бросила мужа, но не могу бросить сына, с ним я не расстанусь.