Мадонна с лилиями - Картленд Барбара - Страница 25

Это чувство настолько завладело маркизом, что лишило возможности разумно мыслить. В голове его беспрестанно вертелись одни и те же вопросы: если Сирилла и в самом деле сбежала от него, то что же теперь делать? Как ее найти? С чего хотя бы начать поиски?

Лишь подъехав к дому, маркиз вновь обрел способность рассуждать здраво. Наверняка поведение Сириллы можно объяснить логически, но вот как?..

— Ленч готов, милорд, — невозмутимо объявил дворецкий, словно не замечая, в каком возбужденном состоянии находится его хозяин.

Только теперь маркиз почувствовал, что проголодался. Он решил поесть, а затем вернуться в Айлингтон. Сирилла наверняка уже дома и ждет его.

«Очевидно, она неправильно меня поняла», — пытаясь успокоить самого себя, рассуждал маркиз. Но тут ему вспомнилась странная пустота покинутого дома, и тревога, терзавшая его все утро, вернулась.

Почему вещи Ханны исчезли, а все платья Сириллы на месте?

Маркиз поспешно покончил с ленчем, не замечая, что он ест и пьет.

Зашел секретарь с каким-то вопросом, но маркиз отказался его выслушать. Он был уверен, что мистер Эшуорт намеревается говорить о доме на Саут-стрит, а вести беседу на эту тему у маркиза не было сил. Им все больше овладевала мысль о том, что он вряд ли найдет девушку, для которой, собственно говоря, и затевалась эта покупка.

Вернувшись в Айлингтон, маркиз битых два часа неподвижно просидел в гостиной, не обращая внимания на то, что его лошади, которыми он так дорожил, без дела стоят на улице.

Эта маленькая уютная гостиная была той самой комнатой, где Сирилла впервые бросилась к нему в объятия, ища утешения после смерти Франса Винтака. Уставясь бессмысленным взором в стену, маркиз мысленно перебирал в памяти все, что они тогда говорили друг другу.

И тут ему припомнилось, что, когда он упомянул о доме, который собирался купить для Сириллы, она повела себя как-то странно, хотя в тот момент он и не обратил на это внимания.

Так что же она тогда сказала? Кажется, что-то вроде: «Мне кажется, я не совсем правильно тебя поняла… ну, насчет этого домика…»

Он как будто снова услышал ее нежный, мягкий голос, когда она, слегка запинаясь, произносила эти слова.

А что он на это ответил? Маркиз напряг память и вспомнил, что сказал тогда: «Я подарю его тебе. Сделка будет заключена на твое имя. Что бы ни случилось в будущем, у тебя всегда будет где жить и достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться».

А потом он привлек ее к себе и сказал:

— Ты теперь моя, моя маленькая «мадонна с лилиями»! Я буду заботиться о тебе, защищу от всех тревог и волнений внешнего мира. Поверь мне, дорогая, на свете не было и не будет людей счастливее нас!

Маркиз припомнил, что Сирилла ничего на это не сказала, потому что после этих слов он наклонился и закрыл ей рот поцелуем, чувствуя, что никогда раньше не испытывал такой сильной страсти.

Ощущение нежных губ девушки на своих губах привело маркиза в такой восторг, который было невозможно описать словами, и лишь усилием воли он заставил себя оторваться от нее и встать с дивана.

Потом он, кажется, сказал, что должен идти, поскольку у него еще много дел, а в заключение добавил:

— На пути к тебе меня поджидало немало трудностей. Во-первых, нелегко было вообще отыскать тебя, во-вторых, проникнуть в твой дом — ведь и ты, и Ханна старались помешать мне. Но теперь я чувствую себя непобедимым. Мне придает силы наша любовь!

Но уйти сразу было выше его сил, и он снова поцеловал девушку.

Касаясь ее губ, он и не предполагал, что женские губы могут быть такими нежными, такими мягкими и в то же время обладать такой непреодолимой, поистине волшебной притягательностью.

Лишь после этого маркиз ушел, и, спускаясь по ступеням, он не мог избавиться от чувства, что оставляет позади самое важное в своей жизни.

И сейчас, когда он стал перебирать в памяти события вчерашнего вечера, его вдруг поразило, что за все время Сирилла не произнесла ни слова.

Она так и не сказала, нравится ли ей его план относительно приобретения дома. Она вообще никак не отреагировала на то, что услышала.

«В чем же все-таки дело? Что могло напугать или обеспокоить ее?» — в очередной раз задал себе вопрос маркиз.

И вдруг он замер. Некий голос у него в мозгу четко и ясно произнес: «Она хотела выйти за тебя замуж!»

До этого момента маркизу и в голову не приходило жениться на Сирилле.

Это было вполне понятно. Он всегда знал, что его жена не должна быть похожа на всех тех многочисленных красоток, которым он дарил свою любовь.

Правда, облик будущей жены представлялся маркизу весьма туманно. Он знал, что когда-нибудь должен жениться, иметь наследника, но намеревался решить этот вопрос не сейчас, а в отдаленном будущем, резонно полагая, что, пока он молод, надо наслаждаться жизнью, а обзавестись семейством никогда не поздно.

Впрочем, кое-что из того, что маркиз хотел бы видеть в своей будущей супруге, он представлял себе весьма определенно. Это должна быть красивая и умная женщина, которая могла бы, сидя во главе стола в качестве хозяйки дома, столь же остроумно и обаятельно вести беседу, как когда-то делала это мать маркиза, и уметь принять принца Уэльского и других особ королевской крови с той же непринужденностью, которая была свойственна ему самому.

В качестве маркизы Фейн его жена наверняка будет приглашена на все балы, ассамблеи и приемы, составляющие неотъемлемую часть жизни светского человека.

Она, разумеется, будет сопровождать своего мужа в Карлтон-хауз и благодаря многолетней дружбе, связывающей маркиза и Его Королевское Высочество, непременно удостоится благосклонного внимания последнего.

Так неужели можно хотя бы на минуту представить на этом месте Сириллу, изысканную, неземную красавицу, воздушного эльфа, попавшего на нашу грешную землю из какой-то волшебной сказки?

Маркиз отказывался верить, что Сирилла предполагала нечто подобное. Но в то же время он прекрасно понимал, что такие чистые и неиспорченные девушки, как Сирилла, не мыслят себе любви, не освященной церковью.

Маркиз так свыкся со своим беспорядочным образом жизни, что никогда прежде не задумывался над тем, что в глазах тех, кого принято называть «порядочными женщинами», предстает неким зловещим монстром, закоренелым грешником.

Да и как могло быть иначе? Ведь он действительно был, что называется, «распутником», имел, выражаясь словами принца Уэльского, «скверную репутацию в том, что касается прекрасного пола», и не раз навлекал на себя неудовольствие и осуждение людей старшего поколения потому, что любил женщин подобных леди Изабель Чэтли, то есть особ в высшей степени экстравагантных и чувственных.

То, что такого рода поведение вызывало справедливые нарекания окружающих, представлялось вполне разумным. А вот Сирилла, говоря о своих чувствах, имела в виду нечто совсем иное, в этом у маркиза теперь не было никаких сомнений.

Для нее любовь была чем-то святым и возвышенным. Он вспомнил, как она сказала ему дрожащим от волнения голосом:

— Как мне благодарить Бога за то, что он послал мне тебя?..

Так вот кем он был для нее — рыцарем в сверкающих доспехах, посланным божественной силой для того, чтобы защитить ее от одиночества, избавить от страха и волнений!

Лишь припомнив все эти обстоятельства, маркиз начал кое-что понимать.

Сирилла разительно отличалась от всех женщин, с которыми ему доводилось встречаться. Она была юной и неиспорченной, и ее представления о жизни были такими же светлыми, не тронутыми светской мишурой.

Такой девушке, конечно, показалось очень странным, что, когда они поцеловались и сказали, что любят друг друга, маркиз даже не заикнулся о том, что они станут мужем и женой.

«Как же мне это раньше не пришло в голову? — с запоздалым сожалением подумал маркиз. — Я бы ей объяснил, что…»

Тут он остановился. А что, собственно говоря, он мог бы ей объяснить? Что она стоит гораздо ниже на социальной лестнице и потому не может быть его женой? Что ее кровь не такая голубая, как у него? Что ее родители считают главным в жизни любовь, в отличие от его напыщенных родственников, для которых чистота семейного древа превыше всего?..