Мадонна с лилиями - Картленд Барбара - Страница 18

С первой минуты знакомства с Франсом Винтаком она грезила только им одним. В нем сосредоточился для нее весь мир, а все остальное, даже единственная дочь, не имело никакого значения.

Сирилла не ревновала, не жаловалась, она лишь чувствовала себя одинокой и ненужной. В такие минуты девочка тихонько выскальзывала из гостиной и спешила на кухню, в царство Ханны. Они вели задушевные разговоры, пока служанка готовила обед или ужин, и Сирилла радовалась, что хотя бы здесь ей рады.

Да, если взглянуть правде в глаза, придется признать, что без Ханны жизнь Сириллы была бы еще мрачнее.

Ханна выводила ее на прогулки, подбирала книги для чтения, изредка, когда появлялись деньги, водила девочку на концерт, а однажды — о, это было незабываемое зрелище! — даже в театр на пьесу прославленного Шекспира.

По настоянию Ханны Сирилла брала уроки английского и французского языков, и это она наняла учителей по другим предметам, которым считала необходимым обучить свою любимицу.

Уроки проводились нерегулярно, так как зачастую учителям нечем было платить, но Сирилла обладала такими способностями и стремлением к знаниям, что иногда преподаватели приходили, даже зная, что не получат никакого вознаграждения за свой труд.

Если бы не Ханна, Сирилла вообще не получила бы образования.

И все же во многих жизненных вопросах девушка была абсолютно несведущей. И немудрено — ведь вся ее жизнь протекала в тесных стенах домика на Куин-Энн-терэс.

Мать Сириллы в основном проводила время с Франсом Винтаком. И только в периоды, когда он был увлечен очередной картиной и удалялся в студию, чтобы поработать, или уходил в город продавать законченное произведение, она обращала свое внимание на дочь.

Мать была весьма образованной женщиной и, как теперь понимала Сирилла, могла бы за час научить ее неизмеримо большему, чем десяток учителей за месяц.

Она превосходно говорила по-французски и по-итальянски, играла на рояле и исполняла с блеском арии из опер.

Кроме того, она много читала, причем книги на самые разные темы, а в искусстве разбиралась, пожалуй, даже лучше, чем ее муж-художник.

Сирилла чувствовала, что в ее воспитании есть большие пробелы. И сейчас, влюбившись в маркиза, она опасалась того, что со временем этот блестящий джентльмен наверняка сочтет ее скучной.

Что она знает о нем? А его слова о том, что он хотел бы никогда не расставаться с ней… Можно ли им верить?

«Да, Ханна права», — в отчаянии думала девушка.

Слезы снова навернулись ей на глаза. Стараясь удержать их, Сирилла молчала, чтобы голосом не выдать своего волнения и не расстраивать Ханну.

Узенькие улочки Айлингтона сменились более широкими и нарядными центральными улицами. Карета достигла Мейфера и повернула на Парк-лейн.

Наконец Сирилла прервала молчание:

— Мне кажется, мы совершаем ошибку, Ханна. Давай вернемся! А если маркиз опять зайдет, мы… просто не пустим его. Вдвоем-то уж как-нибудь справимся!

Как вы себе это представляете, мисс Сирилла? Выставим его светлость, так, по-вашему? — резко спросила Ханна.

Услышав эти слова, Сирилла почувствовала, будто ее окатили ушатом холодной воды. К сожалению, Ханна права — вряд ли им обеим удалось бы выпроводить маркиза из дома, да, пожалуй, и вообще из ее жизни.

Девушку терзали сомнения. Правильно ли она поступила, сбежав от человека, который, как он утверждает, ее любит? И на Сириллу опять нахлынули воспоминания о блаженстве, которое она испытала в его объятиях совсем недавно.

И тут же она, как наяву, увидела мать, исхудавшую и бледную, с безжизненным взором, который оживлялся лишь в присутствии Франса Винтака. Нет, сказала себе Сирилла, она не допустит, чтобы ее постигла судьба матери! Да и маркиз вряд ли остался бы с ней навсегда…

— Вот и приехали!

Голос Ханны вывел Сириллу из задумчивости. Она нервно сжала руки, пытаясь овладеть собой.

— Предоставьте все мне, — безапелляционным тоном изрекла Ханна. — И помните — другого выхода у вас нет! Вы обязаны это сделать, и ваша матушка наверняка сказала бы то же, будь она сейчас жива.

Кучер, явно пораженный внушительностью особняка, к которому он доставил своих непрезентабельных пассажирок, слез с облучка и распахнул перед ними дверцу.

Ханна расплатилась с возницей и вместе с Сириллой направилась к парадной двери.

Не успела она постучать, как на пороге вырос лакей, весьма импозантный в своем пудреном парике и желто-синей ливрее, украшенной серебряными пуговицами.

— Его светлость дома? — осведомилась Ханна.

— Вам назначено, мэм?

— Мы хотели бы видеть его светлость, — внушительно произнесла служанка.

— Милорд принимает только тех, кто предварительно договаривается с ним о встрече, — торжественно объявил лакей.

— А дома ли мистер Бертон? — задала следующий вопрос Ханна.

Лакей был явно удивлен. Он даже на мгновение отступил от двери, чем не замедлила воспользоваться служанка и зашла в дом.

— Позовите, пожалуйста, мистера Бертона.

Лакей, видимо недавно служивший в этом доме, беспомощно оглянулся. Тем временем Сирилла последовала за Ханной и тоже прошла в холл.

Это было просторное, но несколько темноватое помещение, куда свет падал лишь через два витражных стекла. Сирилла почувствовала, что дрожит от охватившего ее волнения.

С противоположной стороны, оттуда, где располагалась широкая лестница на второй этаж, к посетительницам уже приближался дворецкий, пожилой мужчина важного вида, чем-то похожий на папу римского.

Он открыл было рот, очевидно намереваясь спросить, что здесь происходит, да так и застыл, увидев Ханну.

— Добрый вечер, мистер Бертон, — вежливо поздоровалась служанка.

— Мисс Ханна? Вот уж кого не ожидал увидеть! — воскликнул дворецкий.

— Его светлость дома, как я понимаю? — спросила Ханна и, не дождавшись ответа, обернулась к Сирилле.

— Надо бы вам раздеться, здесь жарко, — заботливо проговорила она и начала развязывать на Сирилле капюшон.

Девушке показалось, что она снова стала ребенком и за ней ухаживает нянька. Впрочем, она не сопротивлялась, молча позволяя делать с собой все, что Ханна сочтет нужным. А та, сняв со своей любимицы плащ, отдала его лакею, который так и застыл у порога, удивленно вслушиваясь в диалог мистера Бертона и неизвестной посетительницы.

Внешность Сириллы явно поразила дворецкого.

Долгое время он смотрел на девушку, не произнося ни слова, а затем еле слышным шепотом спросил у Ханны:

— Вы привезли ее назад к его светлости?

Та молча кивнула.

Слуги обменялись многозначительными взглядами. Все было понятно без слов.

Дворецкий повернулся и пошел через холл, предполагая, что посетительницы следуют за ним. Однако Сирилла, погруженная в свои мысли, не тронулась с места, пока Ханна не потянула ее за рукав.

Подойдя к двери в противоположном конце холла, дворецкий распахнул ее и громким голосом возвестил:

— Леди к его светлости!

Сирилле вдруг показалось, что когда-то давно она уже была здесь. Пройдя мимо дворецкого в комнату, она услышала, как дверь за ее спиной захлопнулась. Девушка обернулась, ища глазами Ханну, и обнаружила, что рядом никого нет.

В противоположном конце этой довольно мрачной комнаты, с пола до потолка заставленной книгами, в кресле с высокой спинкой сидел перед камином какой-то человек.

Он обернулся на звук шагов и вдруг, увидев Сириллу, замер от неожиданности.

— Лорейн!

Сирилла скорее угадала, чем расслышала, то, что он сказал.

Несмелой походкой она направилась к креслу, чувствуя, что губы ее сухи и горячи, а сердце отчаянно колотится в груди.

— Пока она шла, человек в кресле не сводил с нее глаз, словно завороженный, и вдруг резко спросил: Ты, должно быть, Сирилла?

— Да… папа.

— Я принял тебя за твою мать.

— Мама умерла…

— Умерла?

Он не произнес, а словно выдохнул это слово. Чувствовалось, что новость его потрясла.

— Давно?