Виртуальный ангел - Молчанова Ирина Алексеевна - Страница 14

Карине нравилось за ними наблюдать. Света была довольна, никого не задирала, много смеялась – не зло, по-доброму, очень мило у нее получалось. А Рома опять превратился в хорошего, улыбчивого мальчика, по которому втайне вздыхали девчонки. Любовь воистину творила с людьми чудеса, делала их лучше: красивее как внешне, так и внутренне.

Пока Карина бродила по чужим дневникам, в ее собственном появились еще две девочки, сразу же добавившие ее в «избранное». Дневники обеих оказались открытыми, и после прочтения парочки записей она вошла в свою ленту друзей, где самой первой в списке неожиданно оказалась Black Night.

«Все-таки открыла для меня дневник», – обрадовалась Карина, кликая по записи под названием «Умереть». Ее перенесло в дневник Black Night, оформленный в темных тонах. В эпиграфе[4] стояла черная картинка с изображением безобразной кровавой кляксы, а под ней находилась красная надпись: «Я буду смотреть на этот мир сверху вниз до тех пор, пока он будет смотреть на меня свысока».

– Почитаем-с, – в предвкушении улыбнулась Карина. Ей с самого начала очень хотелось узнать о жизни агрессивной Black Night, приоткрыть завесу в ее темный мир, и наконец такой шанс представился.

Стеклянные двери торгового центра неустанно открывались и закрывались. Люди с мороза бежали в тепло, а из тепла выходили неспешно, даже как-то лениво, с довольными улыбками и разноцветными пакетами. Все готовились к Новому году, заранее закупали деликатесы на стол, подарки, праздничные наряды, елочные игрушки и украшения.

Карина стояла на ступеньках лестницы, облокотившись на перила, и ждала подругу. На последнем уроке они договорились встретиться в четыре часа у центра, чтобы Люся купила себе какие-то жутко модные штаники с заниженной талией. Такие, по рассказам подруги, что неприличнее некуда. Но на электронном табло над дверьми магазина было уже «16:54», а одержимая покупкой штанов Люся так и не появилась.

«Может, их задержали на дополнительных занятиях по информатике, – успокаивала себя Карина, – всякое бывает». Такие внушения давно уже не помогали, особенно когда дело касалось Люси. Подруга часто отменяла встречи в самый последний момент, если подворачивалось что-то поинтереснее, и редко чувствовала себя виноватой. Ей было даже невдомек, каково это, когда отложишь, может, не очень существенные, но все-таки дела, оденешься, а уже у самых дверей узнаешь, что можно никуда не идти – у подруги наметилось «кое-что клевое». И это «клевое» никогда не подразумевало присутствия скучной невидимки. Карина вспоминала, как совсем недавно ей пришлось претвориться перед родителями, будто Люся не отменила встречу, и мерзнуть около часа на улице. Лишь бы не признаваться, что ее в очередной раз забыли и бросили.

Неожиданно стало невыносимо жарко, даже куртку захотелось распахнуть и ослабить шарф. Щеки обожгло, а в животе точно чья-то большая ладонь сгребла внутренности и сжалась от обиды в кулак. Ей было стыдно за то, как окружающие относятся к ней, а от понимающих, ласковых взглядов родителей, бабушки с дедушкой делалось только хуже. Иной раз хотелось плакать от унизительной жалости пусть и самых близких людей.

«Не придет она», – поняла Карина, тоскливо провожая взглядом трех девчонок, которые, размахивая пакетами с покупками, сбежали по лестнице и, смеясь, направились в сторону кинотеатра.

– Счастливицы...

Ей всегда хотелось, чтобы у нее появилась близкая подруга. Самая обычная, как у всех, со своими «тараканами», пусть даже с тараканищами, лишь бы ценила их дружбу. Когда-то она верила, что такой подругой станет Люся, но с каждым новым разочарованием надежда угасала. Люся хотела дружить и могла бы ценить дружбу, но не с ней, а с кем-то другим, с той же Галей Решеткиной. С человеком, чье мнение уважала, кому хотела подражать, ради кого с легкостью пошла бы на компромиссы и маленькие жертвы. Вот только Гале общество Люси на фиг не сдалось. Какой бы вредной ни была главная модница их класса, дружбу со Светой она не предала еще ни разу.

Карина в очередной раз посмотрела на часы и с тихим вздохом начала спускаться по мокрой от растаявшего снега лестнице. Ждать подружку дольше не имело смысла. Счастливые люди продолжали выходить из торгового центра, а ей как никогда хотелось обидеться, хоть раз в жизни – по-настоящему.

Бабушка всегда говорила: «Как она к тебе, так и ты к ней. Пусть почувствует!»

Карина соглашалась, но в действительности поступить так с Люсей не могла. Не хотела, чтобы кто-то чувствовал то же, что нередко испытывала сама. Она считала низостью мстить, поэтому могла лишь надеяться когда-нибудь придумать нужные слова, слепить их в предложения и объяснить подруге, как обидно быть запасным вариантом.

Снег скрипел под ногами, над проезжей частью зажглись разноцветные огни натянутых гирлянд, от киосков возле метро из игрушечных Санта-Клаусов доносился рождественский перезвон колокольчиков. В глазах рябило от блесток, разноцветного дождика, мишуры, елочных шаров и шариков.

«А не так все и плохо, – решила Карина, разглядывая красную свечку в виде сердца, – куплю!»

– Скажите... – обратилась она к продавщице в огромном сером пуховике.

Женщина перекладывала из одной коробки в другую хлопушки и на покупательницу не обращала внимания.

– Скажите, пожалуйста, – еще раз попыталась Карина, вертя в руках свечку.

Женщина продолжала перекладывать хлопушки и на призывы не реагировала.

Карина покашляла – ноль внимания, тогда она сказала громче:

– Скажите, пожалуйста, сколько стоит эта свечка?!

Подошел плотный мужчина с черной сумкой через плечо, бросил на прилавок мятую десятку, взял белую ворсистую гирлянду и отошел. За ним подошла женщина лет тридцати в розовой шляпке с цветочком. Продавщица перестала заниматься хлопушками и приветливо ей улыбнулась.

– Что вам показать?

– Мне вон того Санту, – указала женщина на пузатого старичка в красном колпаке.

Карина положила свечку назад на прилавок и пошла прочь. На душе было прескверно.

«Странно, что меня еще машина не переехала, такую незаметную... – перебегая дорогу, размышляла она, – что же это такое? Я ведь ничем не отличаюсь от миллионов людей! Голова, туловище, руки, ноги... как у других! Почему же тогда никто не видит?» Ей вспомнились записи в дневнике Black Night, и без того отвратительное настроение стало еще хуже. Агрессивная девочка постоянно писала о смерти, от ее записей буквально веяло могильным холодом и одиночеством. В черном дневнике было много грустных, кровавых картинок и ни одной фотографии самой хозяйки мрачного царства. В жизни Black Night звали Наташей, она редко писала что-то о своей жизни и близких, но много рассуждала о ненависти. Так, если бы ненавидела кого-то уже давно и очень сильно.

На площади по обычаю гулял народ. Вокруг красавицы елки царила праздничная атмосфера, бегали дети, слышался счастливый визг. Под деревьями, подсвеченными зелеными огоньками, разместилась компания ребят с магнитофоном.

Карина хотела побыть немножко на площади, но заметила, что все люди тут парами, поэтому не остановилась, заспешила к своему дому.

Пока переходила дорогу, она нашла взглядом окно на пятом этаже, которое располагалось над ее комнатой. В окне горел свет.

«Значит, англичанин дома».

Сегодня утром ей пришло очередное послание. «Доброе утро», – было написано черным на белом листе. Ответить ей не удалось, потому что опаздывала в школу, а когда вернулась домой, послания уже не было.

«Может, напишет вечером еще что-нибудь». – Ей хотелось этого. Ничего удивительнее прежде в ее жизни не происходило.

Карина задумалась и не заметила, как налетела у дверей парадной на старика со второго этажа.

– Простите, извините, пожалуйста, я случайно, – отскакивая в сторону, забормотала она.

Старик отряхнул серое, выеденное молью пальто, как будто запачкался, и, даже не глядя на девочку, прошел мимо.