Любовь контрабандиста - Картленд Барбара - Страница 23

— Мне всегда хотелось увидеть Клантонбери, — продолжал Хьюго. — Я слышал, он великолепен. Уэстон рассказывал мне, что он обошелся почти в четверть миллиона фунтов. Неужели это правда?

— Сколько я могу судить, конечная стоимость не намного уступает этой сумме! — ответил лорд Чард. — Собственно, он был построен при последнем герцоге, который путешествовал по всему миру в поисках сокровищ, которые впоследствии пошли на отделку парадных помещений. Он потратил на них целое состояние, но, к счастью, мой зять, нынешний герцог, унаследовал значительные богатства от своей матери, и моя сестра тоже была далеко не бесприданницей.

— Что ж, лично у меня есть только один ответ на ваше предложение, — заявил Хьюго, — и состоит он в том, что мне хотелось бы поехать туда как можно скорее.

— А что скажет мисс Ракли? — спросил лорд Чард, обращаясь напрямую к Леоне.

— Б-благодарю вас, вы очень любезны, — ответила Леона.

Она не могла сказать ничего другого, чувствуя на себе пристальный взгляд Хьюго, но, оказавшись одна в гостиной, с горечью подумала о том, в каком виде предстанет перед герцогиней и, вероятно, другими блестящими светскими дамами, которые, должно быть, посещают Клантонбери. До чего же стеснительно иметь всего лишь два платья, серое, поношенное и вылинявшее, и белое батистовое, которое давно уже было ей мало. Оба выглядели настолько старомодно, что она уже заранее предчувствовала, как трудно будет скрыть улыбки при ее появлении.

Она лихорадочно подыскивала в уме благовидный предлог для отказа, когда джентльмены вышли из столовой и присоединились к ней. Хьюго послал сестре предостерегающий взгляд и уселся вместе с Николасом Уэстоном за карточный стол. Лорд Чард расположился на софе рядом с Леоной, которая поспешно взяла свою вышивку, с тем чтобы чем-нибудь занять руки и избежать необходимости смотреть в его сторону.

— Вы чудесно вышиваете, — произнес лорд Чард после короткой паузы.

— Мне нравится это занятие, — ответила Леона. — Я собираюсь украсить вышивкой все кресла в столовой «

Но на это уйдет много времени.

Она оглянулась по сторонам и, убедившись, что Хьюго и Николас Уэстон слишком заняты игрой, чтобы подслушать их разговор, нагнулась к нему и тихо произнесла:

— Милорд, у меня к вам есть просьба.

— Какая же? — осведомился лорд Чард.

Он говорил вполголоса, но у нее создалось впечатление, что он замер в напряженном ожидании.

— Не заставляйте меня ехать в Клантонбери, — ответила она. — Возьмите с собою Хьюги — ему это доставит удовольствие. Но мне лучше остаться здесь.

— А если я скажу вам, что мне очень хочется, чтобы вы поехали, — возразил лорд Чард, — что главной причиной моего приглашения было желание показать вам дворец моей сестры, — что тогда?

— Это очень мило с вашей стороны, — пробормотала Леона в ответ. — Но я не могу… не могу…

Ей почему-то было трудно найти нужные слова, и голос ее как будто уносился в пустоту.

Лорд Чард, наклонившись, взял ее руку в свою, и от его прикосновения она вдруг успокоилась, слова замерли у нее на устах. Она не представляла себе, что его пальцы могут казаться такими сильными и в то же время теплыми и почти ободряющими.

— В чем дело? — спросил он. — Скажите откровенно, что вам мешает навестить мою сестру?

— Мне… мне нечего надеть, — запинаясь, выговорила Леона.

Она вовсе не собиралась признаваться в этом столь открыто и все же, чувствуя пожатие руки лорда Чарда, волей-неволей вынуждена была выложить правду.

На мгновение он слегка стиснул пальцы, и интуиция тут же подсказала Леоне, что ее ответ оказался совершенно отличным от того, что он предполагал услышать. Она не знала, испытывал ли он при этом облегчение или наоборот, но понимала, что он ожидал услышать нечто совсем иное, хотя что именно — она не имела понятия.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал он. — Моя сестра примерно одного с вами роста, хотя во всем остальном вы полная противоположность друг другу. Ручаюсь вам, она будет только рада одолжить вам все необходимое — в действительности это даже доставит ей удовольствие. Она не только сама обожает изысканные туалеты, но и любит наряжать других, и я часто говорю, что она ведет себя как дитя со множеством кукол, так как у нее вошло в привычку обмениваться шалями, ожерельями и шляпками со своими подругами.

— Когда речь идет о ее подругах, это совсем другое дело, — возразила Леона. — Помимо всего прочего, я могу ей не понравиться.

— Вам нет нужды волноваться на этот счет, — убеждал ее лорд Чард. — Я отвечаю за свою сестру и не сомневаюсь, что она полюбит вас.

Непоколебимая уверенность его тона на мгновение повергла Леону в молчание. Затем, прежде чем она успела что-либо сказать в ответ, он снова накрыл ее руку своею.

— Положитесь на меня. Уверяю вас, что подобные мелочи не имеют ни малейшего значения. Ваш брат выразил желание отправиться в Клантонбери, и мне было бы очень приятно, если бы вы погостили там и познакомились с моей сестрой, а все остальные детали уладятся сами собой, обещаю вам.

Ей казалось, что он готов был решительно отмести прочь любые затруднения. Они исчезали как по волшебству под воздействием его тихого завораживающего голоса. Но даже несмотря на то, что она чувствовала себя успокоенной, одно прикосновение его руки против ожидания заставило ее сердце внезапно забиться.

Она ощущала глухой звук его ударов, пальцы ее затрепетали под его ладонью. И затем, когда он отпустил ее руку, она подняла ресницы и обнаружила, что он снова смотрел ей прямо в глаза, словно зачаровывая ее, создавая вокруг нее некий магический крут, из которого она не могла вырваться.

— Так, значит, решено, — произнес он мягко, и она сознавала, что ей больше нечего было возразить, что, сколь бы веские доводы она ни приводила, они не возымели бы никаких последствий.

— Я прошу вас исполнить для меня что-нибудь, — сказал он. — Я догадываюсь, что вы хорошая пианистка, так как сегодня чуть пораньше я заглянул в ваши ноты и узнал среди них многие из тех пьес, которые я не слышал с тех пор, как был ребенком. Эти пьесы обычно играла мне моя мать, когда я был болен, и я был бы очень рад услышать их снова.

Послушно, поскольку он, казалось, подчинил себе саму ее волю, Леона поднялась, отложив вышивание, и подошла к фортепиано. Сначала она осторожно касалась клавиш, так, чтобы не мешать Хьюго и Николасу Уэстону; спустя некоторое время лорд Чард встал и, подойдя к инструменту, облокотился о крышку, наблюдая за быстрыми движениями ее пальчиков, после чего она продолжала играть еще тише. Ноты на пюпитре кончились, но она не обращала на это внимания и играла все новые и новые пьесы, которые сочинила сама.

Она сложила их, когда, кроме нее, в старинном замке не было ни души, свечи в канделябрах медленно догорали и гасли и она оставалась одна в темноте, стремясь через музыку выразить все те мысли и чувства, которые пробуждала в ней окружающая реальность — ее дом, бескрайние морские просторы — и те сокровенные мечты, слабый отклик которых она находила в прочитанных ею книгах.

На первых порах присутствие лорда Чарда несколько смущало ее, но очень скоро девушка поняла, что он готов был слушать ее без конца, и так, посредством музыки, вышедшей из-под ее пальцев, она поведала ему обо всем, о чем никогда не решилась бы рассказать никому другому и что, как ей казалось, ни один человек на свете не сумел бы понять.

Уже смеркалось, когда наконец она остановилась, уронив от усталости руки на колени.

— Благодарю вас!

Голос его выражал намного больше, чем слова, и, хотя он ничего не сказал ей об этом, она сознавала, что в глубине души он понял все, что она пыталась ему передать, от начала до конца.

Она поднялась из-за фортепиано, и почти одновременно Хьюго встал из-за карточного стола.

— Черт побери! Уэстон обыграл меня на добрых пятьсот фунтов! — воскликнул он. — У меня в карманах нет ни пенни, и я лучше пойду спать, пока не лишился своих панталон!