Любовь и вечность - Картленд Барбара - Страница 13

– Да будет так! – пылко согласился Гарри. – Сегодня я отправляюсь в Оксфорд и постараюсь выпросить, одолжить или украсть какую-нибудь приличную одежду, чтобы тебе не было за меня стыдно.

– Что ты! Я в любом случае никогда не буду стыдиться тебя!

– Когда я сообщу лучшему портному Оксфорда, что я намерен потратить у него весьма приличную сумму, я уверен, он сумеет за это время как-нибудь экипировать меня, – усмехнулся Гарри, – особенно когда я расскажу ему, куда я еду!

Нириссе показалось это неразумным, но она промолчала.

Она знала, как расстраивался Гарри из-за своей ужасной одежды на фоне шикарно одетых приятелей-студентов.

Она вспомнила изящно повязанный шейный платок герцога в тот вечер, когда он приезжал в «Приют королевы», и накрахмаленные уголки воротничка его рубашки, упиравшиеся в подбородок.

«Если Гарри рассчитывает походить на герцога, его постигнет разочарование», – подумала она.

Но она-то считала, что никто не может сравниться с братом ни по привлекательности, ни по доброте и чуткости.

«И почему мы должны под кого-то подстраиваться?»– спросила девушка у своего отражения в зеркале, горделиво вскинув подбородок жестом, изображенным на всех портретах ее предков из знаменитого рода Стэнли.

До самого последнего момента казалось, что они не смогут подготовиться к отъезду в пятницу утром, когда герцог пришлет за ними свою карету.

Нирисса предположила, что герцог договорился разместить своих людей и лошадей у маркиза с тем, чтобы им не пришлось делать с утра большой перегон.

«Чтобы все переделать и успеть, мне придется допоздна не ложиться в четверг», – подумала она.

Когда-то одежда отца заказывалась у отличного портного, но, конечно, за эти годы она потеряла вид, и сейчас, чтобы придать ей хотя бы относительную представительность, пришлось часами чистить, отпаривать и отглаживать все вещи.

Само собой разумеется, меньше всего это интересовало самого Марка Стэнли. Единственное, что было для него важно, – успеть привести в окончательный вид главу, не пропустив ничего характерного для елизаветинской эпохи. Тогда, добавив свои впечатления о Пине, он получит полную картину архитектуры того времени.

Но когда он надел свой лучший костюм, который был многократно отпарен и выглажен, и повязал шейный платок, Мирисса отметила про себя, что даже Дельфина не найдет, к чему придраться.

– Вы выглядите шикарно, папа, – сказала она вслух и поцеловала его в щеку.

– Ты тоже, дорогая моя, – удивленно заметил он.

Не в сипах подавить восторг от своего наряда, Мирисса закружилась в танце по холлу и сделала пируэт перед отцом, демонстрируя свое муслиновое платье с голубыми лентами и дорожную накидку того же цвета, с которой сочеталась отделка привлекательной и очень дорогой шляпы.

Больше всех появлению дорожной кареты герцога, запряженной шестеркой лошадей, радовался Гарри.

– Я ожидал четырех, – потрясение сказал он Нириссе.

– До Пина путь неблизкий, – ответила Нирисса, – и, как мне кажется, его сиятельство не желает, чтобы мы опоздали.

Их багаж разместили позади кареты, а они устроились на удобном, обитом тканью сиденье, которое было достаточно широким, чтобы все трое уместились на нем.

– Как хорошо, что мы все такие худые! – отметил Гарри. – Терпеть не могу ездить спиной к лошадям.

– И я тоже, – согласилась Нирисса, – а ты, когда мы были с тобой детьми, обычно ничего другого мне не оставлял. Сомневаюсь, будто ты стал более уступчивым. Гарри рассмеялся.

– Помните, мы все должны вести себя самым наилучшим образом, ведь сестрица Дельфина только и будет караулить наши промахи. Боюсь, она станет стыдиться своих деревенских родственников.

Нирисса знала – это было правдой, и она мысленно тихонько помолилась, чтобы не допустить никаких ошибок.

Она решила постараться не упустить из виду ничего из рассказанного когда-то мамой о знатных домах и о том, как ведут себя люди на званых приемах.

По правде говоря, девушка начинала чувствовать себя все более и более неуверенно, когда в точно рассчитанное герцогом время лошади въехали во внушительных размеров кованые ворота Пина.

За воротами начиналась длинная аллея, обсаженная с двух сторон деревьями, в конце которой им впервые открылся вид на дом, о котором она много слышала, но никогда не надеялась увидеть воочию.

Нирисса в жизни не видела ничего столь же красивого, даже сказочно прекрасного, огромного, но все же создающего впечатление чего-то призрачного, воздушного и бестелесного, словно в любую минуту готового раствориться, превратившись в дымку.

– Какой он огромный! – поразился Гарри, когда они подъехали ближе.

– Какой он красивый! – воскликнула Нирисса. – Надеюсь только, он не исчезнет прежде, чем мы достигнем его.

Гарри засмеялся, но, будто почувствовав что-то похожее, понимающе сжал руку сестры.

– Ты тоже очень красива, – сказал он ей, – так что ободрись и помни – мы собираемся купить себе двух лошадей, когда снова вернемся домой.

– Это будет чудесно, – проговорила Нирисса.

– Здесь мы встретим многое из того, что не отказались бы иметь и у себя дома, – чуть слышно пробормотал Гарри.

Он смотрел туда, где в самой дали можно было различить, как ведутся приготовления к завтрашней лошадиной ярмарке.

Часть лошадей уже выгуливали на миниатюрном ипподроме, чтобы наездники могли осмотреть препятствия. Вокруг устанавливали тенты, палатки и павильоны, предназначенные для ожидаемой публики. Все это они оставили позади, когда проехали по аллее, ведущей прямо к парадному входу в Нин.

Когда карета остановилась перед великолепными дверями, красивее которых Нирисса ничего в жизни не видела, она решила запомнить каждую увиденную деталь – вряд ли ей представится возможность увидеть нечто подобное снова.

Впоследствии Нирисса смогла вспомнить только мелькающие словно в калейдоскопе картины, которые проходили перед ее глазами, когда они пересекли Большой зал с его галереей для музыкантов и певцов и великолепным мраморным камином и пошли дальше по коридорам, стены которых покрывали гобелены.

Они подошли к Красной библиотеке (так назвал ее дворецкий), где герцог уже ожидал их.

Потом было трудно вспомнить что-нибудь еще, все заслонила импозантная фигура герцога, эффектно смотревшаяся среди стеллажей, расположенных вдоль стен и закрывающих их с пола до потолка. Глаза Марка Стэнли невольно задержались на книгах.

– Добро пожаловать в Лин! – приветствовал их герцог, к облегчению Мириссы, оказавшийся в библиотеке один, – Надеюсь, вам понравилось ваше путешествие.

– Все было прекрасно, – ответил Марк Огэнли, – и спасибо за восхитительный завтрак, который ждал нас в гостинице, в который мы останавливались.

– Я всегда беру с собой завтрак, отправляясь в долгое путешествие, – несколько высокомерно сказал герцог. – То, что можно найти в придорожных гостиницах, часто оказывается несъедобным.

Прежде чем отец сумел что-нибудь ответить, герцог обратился к Нириссе:

– А каковы ваши первые впечатления о моем доме, мисс Стэнли?

– Боюсь, что он исчезнет прежде, чем я успею все рассмотреть, – ответила Нирисса. Герцог рассмеялся. Потом им показали спальни, расположенные рядом.

Две горничные помогли Нириссе переодеться. Сменив дорожное платье на простое дневное, отделанное кружевом и продернутой сквозь кружево узенькой бархатной лентой, она спустилась вниз, где в галерее был накрыт чай.

Там уже расположились гости герцога и среди них, конечно. Дельфина.

Мирисса почувствовала, как забилось от волнения ее сердце, когда Дельфина отделилась от своих собеседников, двух изысканно одетых молодых джентльменов, и направилась в сторону родственников, восклицая несколько наигранно:

– Дорогой папа! Как замечательно, что вы приехали! Надеюсь, поездка не слишком утомила вас.

– Ничуть нет, – ответил Марк Стэнли. – Как я уже заверил нашего хозяина, я в восторге от своего приезда сюда. Его дом и красивее, и намного внушительнее, чем я ожидал.