Миланская роза - Модиньяни Ева - Страница 15

Была здесь Изабелла, жена старшего сына, Джулио. В шестьдесят лет она выглядела на двести. Постоянные стычки с тремя сыновьями ее совершенно измучили и раньше времени состарили. Явились и непокорные сыновья, в сопровождении жен и детей, правнуков Розы.

Пришла Мелани Монро, американка с индейской кровью, вдова младшего сына Альберто, мать Глории и Итало. Мелани выглядела много моложе своих пятидесяти пяти лет благодаря стройной фигуре и великолепному цвету лица. Она всегда отличалась горячим нравом, но теперь, на закате страстей, была особенно неудержима, чем очень огорчала Итало, своего старшего сына, принявшего священный сан. Он молился о спасении души Мелани и предпринимал все, дабы скрыть греховные увлечения матери.

Итало, носивший в кругу семьи обычный костюм, на этот раз надел священническую ризу: он собирался в полночь отслужить мессу в домовой часовне в глубине сада. Рядом с братом стояла Глория, любимая внучка Розы. Она была бледна, ее лицо цвета слоновой кости напоминало о пережитых страданиях. Роза улыбнулась ей и почувствовала, как защемило сердце.

Справа от Глории Роза увидела князя Консалво Брандолини дель Рио, худосочного отпрыска аристократического рода. Роза взглянула на его надменное лицо, на котором читалась досада — благородный князь вынужден присутствовать на сборище простолюдинов.

«Слабоумный!» — раздраженно подумала Роза.

Ей с самого начала не нравился брак внучки с Консалво. В первом ряду, на правой стороне «сцены», стояла Джованна, жена Риккардо. Свекровь про себя называла невестку «несуществующая дама». Рядом с матерью Роза увидела Рауля, яркий пример юного авантюриста «без руля и без ветрил». К нему Роза испытывала противоречивые чувства: иногда ей казалось, что она любит Рауля, но чаще всего бабушка и не вспоминала о внуке. Роберта, внучка, сбежавшая с кришнаитами, напомнила о себе телефонным звонком и поздравлениями.

Пришел сегодня и Коррадино Летициа, брат Руджеро, покойного мужа Розы. Он был на несколько лет моложе невестки, но не отличался здоровьем и теперь выглядел куда старше Розы. Коррадино едва держался на ногах, но тем не менее приехал, оставив свой тихий дом в Риме, откликнувшись на приглашение Розы, к которой питал уважение и восхищение.

Словом, собрались все: главные действующие лица и эпизодические, актеры на первых ролях и статисты. Когда Риккардо наконец шагнул с инвалидной коляской в сторону своей родни, собравшейся в гостиной, хрупкая тишина словно дала трещину: кто-то вздохнул, кто-то прокашлялся, зазвучали банальные приветствия. Каждый ломал голову, что же заставило Розу вернуться к прежним привычкам, от которых она так решительно отказалась, узнав о предательстве Риккардо? Что же последует за этим примирением сына с матерью после десятилетнего разрыва?

Никто не смел задать вопрос, но все чувствовали: для Розы Летициа это час лебединой песни, они вот-вот станут свидетелями последней сцены этого почти векового спектакля, что разыгрывала она. Риккардо и Глория догадывались о причинах этого примирения, хотя и не вполне представляли, что задумала Роза. Лишь она одна знала, как поведет битву против сына во имя любви к Глории. Бабушка сделает все, чтобы внучка победила в этом противоборстве.

Когда настанет момент истины, Розы уже не будет в живых, но, по крайней мере, она успеет насладиться тем, что сама расставит все фигуры на шахматной доске, устроит западню для сына. Для своего великолепного сына, единственного, кто достоин такой матери.

Риккардо, оживленно беседуя с родственниками, потерял из виду Глорию. Вскоре придется спуститься в капеллу, к полуночной мессе, а ему так хотелось увидеть ее. Риккардо терзала тревога: уж очень бледной и измученной показалась ему Глория. Профессор Батталья уверял, что Глория быстро поправляется, но ее болезненный вид как-то не вязался с оптимизмом врачей.

Воспользовавшись минутой, Риккардо вышел из гостиной. Он знал: в доме на улице Джезу есть лишь одно место, где может укрыться Глория, — кабинет Розы. Она еще девочкой пряталась там, когда ей было грустно.

Риккардо осторожно повернул ручку, дверь бесшумно открылась, и он вошел в комнату, освещенную лишь мерцающим пламенем камина. Он осторожно прикрыл за собой дверь и застыл неподвижно.

— Зачем ты пришел? — спросила Глория.

Она стояла у окна, заложив руки за спину.

— Нам надо поговорить, — мягко произнес Риккардо, подойдя к ней.

— Мы уже все сказали друг другу, — ответила Глория, имея в виду встречу в клинике.

— Будет жаль, если мы не найдем нужных слов, — возразил Риккардо, осторожно положив руку ей на плечо.

— Пожалуй, нужных слов нам не найти, — раздраженно проговорила Глория.

Она повернулась к нему, и он заметил слезы в ее глазах.

— Ты страдаешь, — прошептал Риккардо, легко коснувшись рукой ее щеки, — это несправедливо.

Глория уклонилась от его ласки и снова повернулась к окну.

— Ты умеешь убеждать, — с горечью произнесла она.

— Тебе очень плохо? — спросил Риккардо.

Он осторожно коснулся ладонью ее затылка и попытался привлечь Глорию к себе. У нее вырвался легкий стон.

— Что с тобой? — встревожился Риккардо.

— У меня, кажется, ребро сломано, — прошептала Глория.

— Что? Что ты сказала?

Риккардо зажег лампу, стоявшую на столике у окна.

— Ребро, ребро, наверное, сломано, — с гримасой боли повторила она.

— Я сразу понял, с тобой что-то случилось!

Риккардо даже растерялся, так ошеломили его слова Глории. Черт бы ее побрал! Вот уж характер! Никогда ничего никому не скажет, забьется подальше и зализывает свои раны в одиночестве, словно раненый зверь. Она и девчонкой была такой…

— Это Консалво! — догадался Риккардо, и в глазах его блеснула ненависть.

— Я сама довела его до этого, — призналась Глория. — Поверь, у него были причины так поступить со мной.

— Дай я посмотрю!

Риккардо начал расстегивать перламутровые пуговки ее блузки. Характер у Риккардо был железный, но сейчас у него дрожали руки от волнения и бессильного гнева. Шелковая блузка распахнулась, обнажив нежное тело, и под левой грудью Риккардо увидел багровый кровоподтек.

— Любимая, тебе надо срочно к врачу, — сказал он.

— Давай не будем портить праздник бабушке, — умоляюще произнесла Глория.

— Бедная моя девочка! — прошептал Риккардо, осторожно коснувшись ушиба. — Что он с тобой сделал!

Глория дотронулась пальцами до его лица и чуть слышно произнесла:

— Ничего, скоро и следа не останется…

Губы их встретились. Это был их первый поцелуй. Наслаждение заставило Глорию забыть о боли. Она обняла Риккардо, а его пальцы легкими прикосновениями ласкали ее шею и спину. Но это сладостное и мучительное ощущение продлилось лишь несколько минут. Неожиданно Риккардо оттолкнул Глорию, словно отгоняя прочь грешные мысли.

— Нет, мы не можем, — произнес он, взглянув ей в глаза.

Глории показалось, что во взгляде его мелькнуло подобие ненависти. У нее словно что-то оборвалось внутри.

— Ты делаешь мне больно, — проговорила она.

Он действительно причинил ей боль. Она почувствовала себя униженной и провела рукой по губам, словно пыталась стереть след недавнего поцелуя.

— Господи, Глория! — взмолился Риккардо. — Неужели ты не понимаешь?!

— Нет, не понимаю, — запальчиво возразила она. — И никогда не понимала…

— Любовь моя, я же должен питать к тебе лишь отцовские чувства.

— Отцовские? Но ты же хочешь меня как женщину? — безжалостно спросила Глория.

— Может, и так… Но это ничего не меняет. Я женат, мои дети — почти твои ровесники.

Ему вдруг стало стыдно за эти жалкие оправдания.

— А что тебе мешает развестись? — холодно произнесла Глория, застегивая блузку.

— Не могу! — простонал он. — Ты — лучшее, что есть в моей жизни. Я не могу, не хочу запачкать тебя…

Он подошел к ней и ласково поцеловал в лоб.

— Надоело мне твое лицемерие, — возмутилась она. — А потом, ты и так уже запачкал меня, подтолкнув к браку с Консалво.