Игра в поддавки - Митич Александр - Страница 66

Я упал на брюхо, тщательно изучил карту местности на датчике аномалий и полез, полез по-пластунски туда, где оставались Тополь и К о .

— Где Комбат? — спрашивал невежливый плечистый мужчина, тыча в спину Тополю дулом автомата. — Тополь, я тебя спрашиваю, где Комбат?

«Ого!» — встревожился я.

— Да шел бы он к монахам, этот твой Комбат! — в сердцах рявкнул Тополь, пытаясь повернуть голову к плечистому с автоматом.

Я насторожился. Рявкающий Тополь — это большая редкость. Обычно Костя сама сдержанность. Пока трезвый, конечно.

— Я тебя спросил, где Комбат! — повторил плечистый. Его голос показался мне смутно знакомым. Неужели я знаю эту падлу? Мои пальцы самопроизвольно сжались в кулаки.

— А мне откуда знать, где твой Комбат? Я ему что, нянька? Поссорились мы, не слышал, что ли?

— Что поссорился — слышал. Что помирились — сам видел, — спокойно возразил плечистый.

— И что ты видел, интересно?

— Как вы сидели в Баре и пиво дудлили. Будто старые кореша. Типа не ссорились никогда. И сам Неразлучник вам закусон подносил.

— Ну и что?

— Как что? Мне Комбат нужен.

— Если он тебе и впрямь нужен, ты не в ту сторону пошел. Мы от Бара пошли сюда, в Темную Долину. А Комбат — тот двинул на Свалку. Ты разве не знаешь, что Комбат уже десять лет в Темную Долину ни ногой? Что у него здесь лучший друг погиб, Кнопка. А потом еще и Дайвер, у которого он в отмычках ходил, кони двинул.

— Да вроде слышал что-то… И какие выводы?

— За Комбатом на Свалку отправляйтесь. Потому что у Комбата принципы.

— Принципы? Ну-ну. А это кто? Телка Комбата? — спросил плечистый, указывая подбородком на Ильзу.

Принцесса Лихтенштейнская смотрела на всю эту сцену исподлобья, прищурив свои бездонные глаза, взгляд которых теперь казался беспощадным и яростным, как у затравленной волчицы.

Казалось, будь ее воля… уж эта правнучка жестоких герцогов Лихтенштейнских устроила бы пацанам вырванные годы!

Что- то подсказывало мне, что в замке на горе Три Сестры, о котором только что так красиво рассказывала нам Ильза, имеет место прекрасная пыточная комната, где собраны жутко древние и офигенно исторические орудия дознания, которыми еще прапрапрадедушка Ильзы, какой-нибудь Франциск Лисья Морда, вызнавал у проштрафившихся должников, где они зарыли свои соцнакопления, а у политических противников — где прячутся ассасины…

— С чего ты взял, что это телка Комбата? — глуповато спросил Тополь. Его удивление показалось мне неподдельным.

— Да видел я, как они с ней в углу миловались, когда Комбат Зеленому и его пацанам в табло засветил, — усмехнулся плечистый.

— Да брось заливать!

— Пантелей говорил. Он видел.

«У- у, твари глазастые!» — удивился я.

— Это не телка Комбата. Она туристка. Из Прибалтики. По-русски понимает плохо. Дура редкая, — последние слова Тополь произнес вполголоса, с доверительной интонацией предателя, разворачивающего перед вражеским полководцем план осажденного города.

— Из Прибалтики? — с недоверчивой усмешкой спросил тот.

— Из Прибалтики, — не моргнув глазом подтвердил Тополь.

— А мужик кто? — Он указал на Ивана.

— А мужик — жених ейный. Ваня. С ним, пожалуйста, поосторожней. Он с ФСБ какие-то дела мутные мутит… Может, и работает там…

Я знал, что Тополь… хм… фантазирует. Проще говоря, врет в надежде отпугнуть нежданных гостей. Или, по крайней мере заронить в их души сомнения в том, что им нужна такая добыча.

— Да нам по фиг, ФСБ или хоть вообще ЦРУ! Мы же в Зоне. А в Зоне свои законы.

Эту фразу произнес парень, который держал на мушке Ильзу (я чуть не написал «мою Ильзу»).

Его голос тоже показался мне знакомым. Я по-черепашьи вытянул шею, чтобы разглядеть говорящего.

И разглядел. Я узнал его — это был пацан, который отирался возле соседнего «подоконника» в Баре. Голова коротко стрижена под ежик. На лбу — ссадина. На шее — татуировка: тигр, разинувший зубастую пасть. Один из тех, кого я принял вчера за бандитов, но, вспомнив о «презумпции невиновности», переименовал в «лиц, подозреваемых в причастности в бандитизму»…

Все же права поговорка: «Чем хуже о людях судишь, тем правее будешь!»

«Они что же, шли за нами от самого Бара? А я их клювом прощелкал! — ужаснулся я. — Эх, теряю квалификацию…»

Интересно мне было знать, с какой целью шли. Зачем им Комбат?

И, главное, если им действительно понадобился Комбат, зачем они медлили так долго? Ведь все вопросы можно было полюбовно решить и в Баре!

Но это если у них «вопросы».

А если у них приказ Комбата поймать, застрелить и тушку зарыть — то тогда, конечно, в Баре следует к Комбату как следует присмотреться, а затем…

«Но кто мог меня заказать? Кому я мог перебежать дорогу?»

Как ни странно, в качестве потенциальных заказчиков, способных заплатить пацанам вроде этих минимум три тысячи единиц за поимку и ликвидацию Комбата, мне на ум приходили лишь двое — армянин по имени Автандил, законный муж женщины, которую я когда-то беззастенчиво трахал, и… господин Рыбин, заказчик аквамаринового контейнера. Не то чтобы у Рыбина были причины меня заказывать. Но у него по крайней мере были три тысячи единиц…

— Ну так что, мужики? Может, отпустите нас? Мы же безвредные совсем. И на фиг никому не нужные…

Трое бандосов переглянулись. У них было совсем другое мнение насчет безвредности. Наконец тот, что был за главного, плечистый, выдавил ответ:

— Ну, это… Ты, Тополь, и правда нам даром не сдался. То есть нам, конечно, сказано было тебя вместе с Комбатом вальнуть… Но мы ограничимся тем, что твои контейнеры с хабаром заберем. У тебя ведь их три, и все полные! А тебя самого тут к дереву какому-нибудь наручниками пристегнем. — В левой руке плечистого (правой он держал автомат) блеснули стальные браслеты. — Посидишь, подумаешь о смысле жизни, а там, глядишь, тебя кто-нибудь освободит. Вот будет какой-нибудь гребаный контролер мимо проходить со свитой, увидит тебя, сжалится и поможет тебе освободиться, просто потому что он добрый и любит помогать людям…

Чувство юмора у плечистого, конечно, было.

Своеобразное такое чувство юмора.

Оставить человека в Зоне прикованным наручниками к стволу дерева значит обречь его на мучительную смерть от когтей и зубов мерзостных мутантов.

— Ваню из ФСБ мы к тебе в компанию определим… Будете сидеть тут вместе, песни военсталкерские петь. «Пушки из ДОТа торчат… Гаснет фугас за горой… Вот и кончается гон… Скоро нам ехать домой…» Мы возьмем себе только девчонку. Как, ты говоришь, ее зовут?

— Лиза.

— Лиза… А не Ильза? Ильза — мне больше нравится! — Плечистый похабно гоготнул.

В этот момент во мне словно бы струна оборвалась. Так уже было накануне вечером — в Баре.

И, что характерно, речь снова шла об Ильзе.

На что они намекают, когда дают понять Тополю, что знают ее настоящее имя и не желают называть ее Лизой, как предлагает кроткий враль Костя?

Да на то, что знают про нее не меньше, чем мы с Тополем!

Что знают про вертолет, про его крушение, возможно, знают даже о ценности аквамаринового контейнера.

И что им хорошо заплатили за то, чтобы они ввязались во все это. Ибо на чистой импровизации «во все это» ввязываются только такие идиоты, как мы с Тополем.

Была, конечно, и еще одна версия. Между нами, девочками, даже более вероятная, чем та, которую я только что озвучил. Что ни фига эти джигиты не знают — ни про вертолет, ни про Ильзу. Но просто случайно услышали ее имя, когда перетаптывались в Баре рядом с нами. И теперь хотят ее выкрасть, чтобы потом потребовать за нее выкуп.

А что? Прекрасный улов. Три контейнера — мой, Тополя, аквамариновый Рыбина — плюс выкуп за девчонку. Они, конечно, не побрезговали бы и Иваном (а вдруг и за него выкуп дадут!), да не хотят возиться со взрослым мужиком. Мужик — это всегда непредвиденные опасности. А вдруг он на привале на лицо кому-нибудь задом сядет и тем самым этого кого-нибудь насмерть удушит? (Шутки шутками, а я сам слышал про такой случай, стоивший жизни одному из головорезов Аллигатора.)