Игра в поддавки - Митич Александр - Страница 42

Высматривая вертолет, я опирался на информацию, полученную от Добровольцева.

Дело в том, что вертолеты над Зоной просто так не падают. Может, конечно, случиться в полете самый обычный отказ какого-то критичного агрегата. Но почти всегда вертолеты становятся жертвами сравнительно редких мощных аномалий.

Например, вертикальных бичей.

Вертикальный бич — это верткая черная змея, которая вытягивается в небо на десятки метров и, извиваясь, с бешеной скоростью крутится несколько минут, после чего рассасывается.

Но иногда бывает, что бич отрывается от земли и взлетает — как иной протуберанец, змеясь и содрогаясь, воспаряет над поверхностью Солнца. В таком случае, прежде чем исчезнуть, бич успевает подняться на высоту до километра.

Конечно, «до километра» — это самый максимум. Подобное фиксировалось, может, раз, ну, может, два за всю историю Зоны. Реально принятый стандарт высоты безопасных полетов — пятьсот метров.

То есть от полукилометра и выше полет над Зоной, как принято считать, уже совсем ничем не отличается от полета над Европой. И уж всяко безопаснее полета над Экваториальной Африкой, где велики шансы получить в брюхо «Иглу» или «Стингер», выпущенный тамошним зажиточным крестьянином из самых добродушных хулиганских соображений.

Однако есть кое-какие исключения. Каменное Небо к ним как раз относится. В районе, перекрытом Каменным Небом, лучше вообще не летать. Даже не пытаться.

Картину крушения вертолета я для себя восстановил такую.

Вертолет взлетел, не имея ни малейшего представления о том, что на маршруте стоит Каменное Небо. Кто и почему допустил подобную халатность? Поскольку я знал жизнь не по книгам, то подобными глупыми вопросами не задавался.

Халатности есть место всегда и везде, она вездесуща, как вирус герпеса. Вопрос лишь в том, работает ли иммунная система.

Так вот в тот раз иммунитет у кого-то отказал. Пилот вылетел курсом на восток. Учитывая облачность, он вел машину на компромиссной высоте метров восемьсот. То есть ниже облаков, но выше стандартного порога безопасности.

Каменное Небо пилот увидел неожиданно. Испугался, решил изменить курс.

Кто- то, обладающий правом приказывать, потребовал, чтобы вертолет остался на прежнем курсе.

В принципе ничего смертельного в этом летчик не видел, просто снизился метров до трехсот, чтобы с гарантией оказаться под нижней кромкой Каменного Неба. И тут — надо же такому случиться! — попал под оторвавшийся от земли вертикальный бич.

Можем мы себе такое представить? Да.

По крайней мере это позволяет объяснить рождение «звезды Полыни» и падение вертолета при помощи одного и того же феномена. И не плодить лишних сущностей.

А теперь внимание. В ходе движения бича рождаются артефакты. Артефакты распределяются по поверхности земли. В переводе на образный язык, бич разбрасывает их, как рука сеятеля — зерна.

Приближаемся к самому важному моменту моего дедуктивного рассуждения…

Радиус действия бича сравнительно невелик. Это значит, что место падения вертолета не может отстоять от точки зарождения бича больше, чем на километр. В то же время, как я знал на основании информации, полученной от Добровольцева, из точки зарождения бича должна тянуться серповидная цепочка «волчьих слез».

Но как я ни всматривался в Заозерье, вертолета не увидел. Никаких признаков падения. Ни обломков, ни характерных проблесков, которые дают «волчьи слезы». Плохо.

Ну хорошо, я не увидел. А Тополь?

— Ну, что скажешь? Какие новости? — спросил я у Тополя.

— Плохие. Аномалии стоят так, что я вообще не вижу вариантов успеть пройти к девятой скважине за сегодня.

— Ну уж.

— Да уж.

Я проверил сам.

Да, похоже, мой старый друг прав. Чтобы обойти эту серию мясорубок, воронок, зыбей, надо заложить огромный крюк на юг. А это значит, что все время, которое мы наиграли, пройдя через озеро по кратчайшей, мы теперь потратим на то, чтобы обходить это проклятое аномальное поле.

— Тогда уж проще прямо здесь заночевать, — вздохнул я. — А вдруг к завтрашнему утру поле аномалий изменит конфигурацию? И кое-какие мясорубки рассосутся. А?

— Может, и так, но я бы шел, пока светло. Нечего тут сидеть…

О, начинается… Сейчас как заспорим!

И заспорили бы, я думаю. Но тут без «здрасьте» к нам явился студень.

Для начала на тропе, по которой мы шли, проступили капли жидкости малинового цвета.

— Смотри-ка, Тополь. — Я легонько ткнул друга локтем под бок, кивком указывая на смертельно опасную подвижную аномалию Зоны. — А ты еще на пригорок не хотел. Хороши бы мы были сейчас там, на тропе, а?

— Детектор предупредил бы, — произнес Тополь, но уверенности в его голосе не было.

Студень меж тем стремительно прибывал. Истошный писк, который донесся из рюкзаков, свидетельствовал о том, что студень зачуяли и наши подопытные крысиные короли. Зачуяли — и перепугались насмерть.

— Ого. — В голосе Тополя не слышалось страха, скорее безмерное уважение к Ее Величеству Зоне. — Ты погляди, как поливает.

«Поливала» она действительно знатно. Языки студня — здесь, в потоках параноидального рубинового света, они казались реками крови — струились между пригорками сколько хватал глаз. Откуда-то издалека донесся леденящий душу вопль.

— Слыхал? — спросил я.

— Кто-то гробанулся, — утвердительно кивнул Тополь.

— Одним конкурентом меньше. — Я натянуто улыбнулся.

Что- то в сегодняшнем студне мне активно не нравилось. Кроме тошнотворного цвета, естественно. Я пока не мог понять — что.

— Ты когда-нибудь слышал, что его может быть столько? — спросил Тополь.

До меня дошло, что мне так уж не нравится.

— А ты когда-нибудь видел, чтобы студень тек вверх? — спросил я.

— Твою мать.

И действительно. Почти везде студень, нормально подчиняясь законам всемирного тяготения, вел себя как обычная вода. Ну или вулканическая магма. В любом случае он сперва заполнял все низины, а потом уже его уровень равномерно поднимался. Но в паре мест — и этими местами были два бугра сбоку от холма, на котором стояли мы, — студень нагло попер вверх. Как будто был живым существом, обладающим мускулатурой. Или как будто вектор земного тяготения в тех местах развернулся к небесам…

— Он и к нам ползет, — безмятежно сказал Тополь.

— У тебя соли нет случайно? — спросил я.

— Чего?

— Поваренной соли нет?

— Соли?

— Подойдет любое соединение, содержащее хлор.

— Отравиться решил, чтобы не мучиться?

— Нет. Впрочем, откуда у тебя соль, — пробормотал я, лихорадочно роясь в своем рюкзаке (из глубины блеснули наполненные ужасом до краев глаза крысиного волка — круглые, как коллекционные рубли). — Вся соль-то у меня… Хорошая такая соль… йодированная… полезная для щитовидной железы, которая у сталкеров подвергается калечащим ее нагрузкам. Кому как, а мне нужна здоровая щитовидная, вот поэтому я…

— У тебя истерика, сталкер, — строго оборвал меня Тополь.

— А вот и нет, брат. — Я наконец нашел свой жестяной коробок с солью.

Соль в Зоне — это жизнь. Согласны?

Не согласны?

А вот был случай. Со сталкером по кличке Хе-Хе.

Парень в Зоне попал под Выброс. Выброс-то он переждал, конечно, но, как поется в песне, «а поутру они проснулись — кругом примятая трава». В случае Хе-Хе трава были примята гравитационными аномалиями. Причем — везде вокруг схрона Хе-Хе в радиусе метров пятьдесят.

Что оставалось ему делать? Ждать, пока конфигурация аномалий не изменится.

А она не менялась — месяц.

Сперва он съел все, что было в рюкзаке. А потом… Потом ему один раз — только один раз! — повезло, и он настрелял ворон. Много. Аж восемь.

У Хе- Хе была соль. Целая пачка. Поэтому он смог засолить воронье мясо. И ел его три недели. Запивая дождевой водой.

А если бы соли у Хе-Хе не было…

У соли еще много других применений — например, ею хорошо оконтуриваются некоторые новые аномалии из числа появившихся в последние годы.