Игра в поддавки - Митич Александр - Страница 20

— За что? — спросил я с интонацией обреченной собачки Му-Му, которую ее хозяин, немой крестьянин Герасим, уже поднял за шкирку над своей утло покачивающейся на речных волнах лодчонкой, чтобы бросить в холодные волны. — За что?

— Никогда не называй Женьку шлюхой. Ты меня понял? — Рот Тополя был перекошен ненавистью. Глаза сияли черным огнем гнева.

В то время как правильная, честная часть Комбата уже практически набралась смелости проскрипеть что-то вроде «извини, дружище, дал маху», вторая, нечестная и неправильная часть Комбата, которая-то обычно и перехватывает управление после того, как Комбат выпивает триста грамм вискарика, цедила в лицо Тополю:

— А ты меня не учи… Учитель еще нашелся… Помнишь, как я тебя в первый раз за «ночными звездами» и «золотыми рыбками» в Зону повел? Помнишь, как «кристальную колючку» добывать научил? А как я тебя из воронки вытащил, чуть было пальца из-за тебя не лишившись? Знал бы, что ты такой мудак жадный, что тебе для друга машины какой-то жалко, я бы тебя в той воронке навсегда оставил!

Я был готов к тому, что вот сейчас Тополь со всей дури ударит меня под дых. Угостит своим фирменным апперкотом.

Но вместо этого Тополь лишь посмотрел на меня презрительно, сплюнул мне под ноги и пошел прочь, ни слова больше не говоря. Весь его вид свидетельствовал о том, что он смертельно обиделся.

— Эй, Тополь! — крикнул я ему в спину, стремительно трезвея.

Но его спина была равнодушной спиной совершенно равнодушного ко мне человека.

Многажды я возвращался в памяти к тому эпизоду.

Бывало, мне он даже снился.

Сколько раз я казнил себя за настырность, за язвительность, за неумение сдерживать свой болтливый язык. Сколько раз я мысленно извинялся перед Тополем — за то, что назвал его Женьку, с которой-то и знаком, считай, не был, шлюхой. Что угораздило меня ляпнуть про ту воронку, в которой я бы его якобы оставил, если бы не мое врожденное благородство… Не оставил бы. И если надо было бы, отдал бы руку ради того, чтобы Тополь остался жив.

Почему я не пошел к Тополю на следующее же утро? Почему не извинился?

Тут мне нечего сказать, кроме «так получилось». Навалились какие-то дела и делишки, что-то очень «срочное», очень «неотложное», мышья беготня жизни закружила, заморочила…

Потом я думал, Тополь сам остынет. Сам вернется. Он-то, Тополь, должен знать, что я, его дружбан Комбат, знающий сто девяносто пять анекдотов про поручика Ржевского, просто пошутил. По-шу-тил. Ну, то есть сморозил лишнего. В конце концов, зачем было меня провоцировать? Сказал бы, что ключи от машины у своей Женьки забыл. Или еще что-нибудь столь же изящное соврал. Я бы поверил. Я когда пьяный, всему верю. Даже в аиста, даже в демократию, даже в то, что пиво полезно для здоровья.

В общем, Тополь не пришел мириться ни через три дня, ни через неделю.

А когда через десять дней я сам, наступив на горло собственной спеси, решил его навестить («Куда же это он подевался — в „Лейке“ не появляется, машины его понтовой в околотке не видать»), то оказалось, что у продавщицы Женьки он больше не живет. А где живет?

Навел справки. Выяснилось, что из вольных сталкеров наш Тополь ушел. И работает теперь на Речном Кордоне. Кем работает? Да уж наверняка не пильщиком дров и не удильщиком рыбы…

В общем, поговорив с Рыбиным в «Лейке», я понял: пора нам с Тополем мириться.

Тем более кстати был звонок Синоптика, соблазняющего меня на «звезду Полынь», мечту Тополя.

Вот приду я к Тополю и скажу: «А пойдем-ка за „звездой Полынью“, как в старые добрые времена!»

А пока мы будем за ней идти, сделаем небольшой крюк к упавшему вертолету. Подберем там контейнер — и дело в шляпе.

Итого: мир, дружба, жвачка… и порядочная куча наличности! Если, конечно, доживем.

Глава 9

Лодочник

С тех пор как в Зоне произошел очередной Выброс и погиб старый добрый Чернобыль-4, со многими прежними картами и привычками пришлось распрощаться.

Провалились внутрь самих себя и заболотились испокон веку сухие, песчаные пригорки. Высокие, торжествующе нормальные с виду метровые одуванчики взметнулись над стеклянистыми такырами — есть такие в Зоне, жженые-пережженные жарками многометровые плеши. Никогда на них ничего не росло, а тут вот на тебе, пожалуйста, — одуванчики.

Короткие маршруты сделались длинными. Длинные, но безопасные, — короткими, зато смертельно опасными. Некоторые засиженные аномалиями места — страшные, как американская внешняя политика, — стали проходимыми.

Наконец, открылись новые уровни — вспомнить хоть тот же Теневой Лиманск.

А уж что с поймой Припяти стряслось!.. Песня!

Счастливые обладатели такого раритета, как топографическая карта Генштаба, выполненная еще до Первой Катастрофы, знают, что в прошлом веке река Припять при взгляде сверху выглядела как диковинная аквариумная водоросль. Вокруг главного русла распушались пышными лапками-листиками протоки, старицы, заводи.

Когда образовалась Зона, когда аномалии изуродовали ландшафт и поставили с ног на голову гидрологический режим местности, Припять поначалу подсохла, часть стариц и протоков обмелели. На их месте остались балки, овраги, ямы самых причудливых форм.

Однако бурление пространственных пузырей и Большой Выброс полностью «переписали» русло Припяти вдоль восточного фаса Периметра. Новое русло прошло через цепочку высохших было стариц, а старое, наоборот, превратилось в прерывистую линию малоприятных, гиблых озер с черной водой.

Из многих озер вода потом ушла, остались одни котловины — подозрительно сухие, со звонкой и твердой спекшейся супесью на дне. Как-то слышал от одного чокнутого сталкера, что вода не ушла — выкипела. Кто знает, может, и выкипела…

Вот из- за всего этого безобразия и возник Речной Кордон.

Раньше Периметр проходил ровно по реке. Минные поля, бронеколпаки, ДОТы с пулеметами и огнеметами, прожектора, детекторы движения, ПСОЗ — поля сплошного огневого заграждения…

Когда у мутантов случались «весенние обострения» (эх, если бы они случались только весной!), когда зомби окончательно теряли страх, в общем, когда Зона переходила в наступление — солдаты ооновского контингента по тревоге занимали подготовленные позиции и встречали непрошеных гостей стеной огня.

Но это был еще не Речной Кордон.

А вот когда аномальные возмущения перетащили русло Припяти западнее, когда потекла черная вода через овраги и старицы — тогда до господ в Главштабе Периметра дошло, что случилось нечто очень и очень плохое. И что раньше были еще добрые славные деньки, а нынче деньки становятся недобрыми.

Ибо по всем канонам военной науки выходило, что монстры Зоны получили дармовой плацдарм на левом берегу Припяти. И теперь могут с этого плацдарма при соответствующем энергетическом климате совершить бросок в восточном направлении. На Киев!

Это раньше весь речной укрепрайон Периметра имел перед фронтом превосходный ров в виде реки Припяти. А теперь рва больше нет — он прошел в двух километрах от границы Зоны.

И словно подтверждая худшие опасения военных, уже через две недели с плацдарма был нанесен удар сокрушительной силы. По официальной версии, три амбициозных и очень пси-могущественных контролера сговорились и сосредоточили на плацдарме более сотни отборных монстров. Которые на рассвете, 22 июня, в сомкнутых боевых порядках атаковали укрепрайон через один из обмелевших участков бывшего русла Припяти.

Атаковали.

Прорвали тонкую нитку небрежно подновленных минных заграждений при помощи брошенных на эти самые заграждения псевдоплотей.

Уничтожили четыре ДОТа.

Взяли в качестве трофеев три пулемета «Утес».

Угнали грузовичок медикаментов.