Леди и разбойник - Картленд Барбара - Страница 27

В мыслях она видела, как солдаты безрезультатно обшаривают огромный дом, и удивлялась глупости сэра Филиппа, который мог надеяться, что его добыча останется ждать в доме.

Барбара прекрасно представляла себе, как сэр Филипп, обманутый в своих ожиданиях и разочарованный крушением своих планов, уводит отряд, не подозревая, что, как только он уйдет, те, кого ему не удалось найти, могут преспокойно вернуться обратно.

В то же время Барбара считала, что лично ей эти события принесли важные сведения. Первым было то, что Белогрудый как-то связан с Рудольфом. Во-вторых, этот человек, кто х бы он ни был, интересовал Тею насколько, что она готова была рисковать своей репутацией – если не жизнью, – предпринимая крайне опасную поездку для того, чтобы его предостеречь.

Косноязычный капрал закончил свой рассказ и вытер лоб тыльной стороной кисти. Он сообщил Барбаре все, что знал.

Она прекрасно понимала, что он выжат досуха, словно губка, и что больше ничего от него получить нельзя. Поэтому она достала из шелкового кошелька, лежавшего рядом с ней на столике, три золотые гинеи.

При виде такой огромной суммы глаза бедняги алчно вспыхнули. Когда дворецкий леди Каслмейн пообещал ему щедрое вознаграждение, если он сообщит ее светлости нужные сведения, капрал рассчитывал самое большее на гинею.

Он никогда в жизни не держал в руках столько денег. При мысли о задержанном жалованье и о хорошенькой служанке в «Трех подковах» у него даже голова закружилась.

Заплатив капралу, Барбара улыбнулась ему машинальной улыбкой. Она привыкла пускать в ход свое обаяние, какое бы положение в обществе ни занимали мужчины, с которыми ей приходилось иметь дело.

Эта улыбка, добавленная к гинеям, плотно зажатым в кулаке капрала, заставила его окончательно потерять голову. Он, как и большинство его товарищей, признавал красоту Барбары, хоть они и называли ее между собой королевской шлюхой и отпускали в ее адрес непристойные шуточки, как, впрочем, почти все жители Лондона.

В то же время капрал, как и многие мужчины в Англии, не возражал, чтобы их король жил в свое удовольствие. Карл долго страдал в изгнании, и теперь, с его приходом к власти, Англия преобразилась. Это была уже не та страна, которой железной рукой правил Кромвель и его суровые круглоголовые. Это снова была добрая старая Англия, и ее жители говорили между собой: почему бы и самому королю не повеселиться, если ему хочется? Если ему нужна любовница, то пусть ею будет самая красивая женщина, а Барбара определенно соответствовала этому требованию.

Были, конечно, и те, кого раздражала разнузданность предающегося увеселениям двора, кто осуждал короля и всех его придворных. Но капрал к их числу не относился, и когда Барбара ему улыбнулась, сердце у него забилось быстрее, а кровь ударила в голову, и он покраснел до корней волос.

В эту минуту капрал, не раздумывая, с радостью отдал бы за нее свою жизнь. Он был полон желания услужить ей, лишь бы увидеть еще раз эту ленивую, влекущую, обворожительную улыбку.

– Благодарю вас, капрал, теперь вы можете идти, – сказала Барбара. – Если мне понадобится узнать еще что-нибудь, я снова вас вызову.

– Спасибо, мадам… то есть миледи… Спасибо… Спасибо!

Повторяя это, капрал неловко поклонился и попятился к двери.

Когда он оказался в коридоре, лакей указал ему дорогу в помещение для прислуги, где его дожидалась кружка зля. Однако капрал вдруг замер на месте с очень странным выражением на лице. Он думал. Это было весьма необычное для него занятие, поскольку солдату положено лишь выполнять приказы, однако голова капрала заработала. Он показал на дверь, из-за которой только что вышел, и заявил:

– Мне надо вернуться!

– Зачем? Она ведь тебе заплатила, так?

Капрал кивнул.

– Значит, дело сделано, понял? Она платит только тогда, когда ей больше ничего не нужно. Пошли, я не могу тебя тут целый день ждать!

Но капрал заупрямился.

– Мне надо вернуться! Я еще кое-что могу сказать!

Лакей попытался с ним спорить, но безрезультатно. Приняв решение, капрал не отступался, а упрямство у него было поистине ослиное. Ему было что еще рассказать, и ничто не заставило бы его уйти, пока это не будет сказано.

Раздосадованный лакей сдался, вернулся к дверям и осторожно постучал.

– Помогай тебе Бог, если она этого слышать не захочет! – угрожающе бросил он, входя в комнату.

Барбара сидела за секретером и писала письмо, весьма недовольная тем, что ей помешали.

– Он хочет еще что-то сказать? – переспросила она. – Я могла бы поклясться, что ему нечего добавить. Но раз он настаивает, можете его привести.

Когда капрал вернулся в салон, Барбара повернулась к нему.

На этот раз на губах ее не было улыбки, и ее вопрос прозвучал довольно резко:

– Ну, капрал, мне передали, что вы хотите сказать мне еще что-то. Говорите быстро, потому что у меня мало времени.

Но когда капрал, по-прежнему запинаясь, начал свой новый рассказ, выражение нетерпения исчезло с лица Барбары.

Она подалась вперед и внимательно слушала. Капрал не ошибся. Он действительно мог сообщить ее светлости нечто интересное.

– Вы говорите, сержант был пьян?

– По армейским понятиям, не то чтобы пьян, миледи, – уточнил капрал. – Но он влил в себя порядочную порцию эля и разговорился. Он не сомневался, что этот самый разбойник, которого звать Белогрудым, вовсе не такой жестокий и опасный, как уверяли те, кто отправлял нас его арестовывать.

– А что еще он сказал? – спросила Барбара.

Но капрал не владел цветистыми оборотами, которыми мог бы приправить свое повествование. Он только повторил то, что рассказал им его сержант в «Трех подковах».

Рассказ был довольно невнятный и казался совершенно невероятным. Тайное венчание в полночь, дуэль в лесу, два кучера, которые вернулись в свою деревню с горстью гиней, бросив позади карету и лошадей…

– Сержант, он готов поклясться, что та леди, которая намедни была в доме, это та самая, которую он видел той ночью пять лет назад. Мы ему не поверили, но я решил, мадам, что вам стоит это услышать, раз уж вас заинтересовала та леди.

– Вы были правы, что рассказали мне об этом, капрал, совершенно правы, – проговорила Барбара Каслмейн, снова протягивая руку за кошельком. – Мне надо увидеть этого сержанта. Я хочу с ним поговорить, но вам лучше не упоминать о том, что вы были здесь. Если кто-нибудь начнет вас спрашивать, не говорите, что вы тут были. Так будет лучше для вас. Я отправлю за ним моего человека.

– Да, мадам… то есть миледи… Так оно будет лучше, – согласился капрал. – Сержант меня прикончит, если узнает, что я про него рассказывал.

– О вас никто упоминать не станет, капрал, – успокоила его Барбара.

Как только он ушел, она вызвала своего дворецкого. Это был лысый толстяк с невыразительным лицом, которого невнимательный человек мог бы счесть довольно глупым. На самом деле он был очень умен и сообразителен. Он служил у Барбары около года, но она уже считала его незаменимым.

Ему предстояло прослужить у нее еще много лет, с каждым годом становясь все необходимее графине.

Его звали Окли, он был прирожденный интриган, и хотя прежде служил у приличных людей, от которых получил прекрасные рекомендации, ему надоела спокойная и размеренная жизнь огромного поместья в Суссексе. Его привлекала интересная и опасная работа при дворе.

Барбаре его рекомендовал ее первый возлюбленный, граф Честерфилд, которому Окли когда-то оказал небольшую услугу. С нахальством человека, которому задолжали, Окли попросил лорда Честерфилда найти ему место в Уайтхолле.

Граф не стал бы утруждать себя ради кого бы то ни было, но он решил, что пребывание Окли у Барбары может оказаться полезным и для него самого. Однако Барбара заподозрила его намерения. Нанимая Окли, она дала ему ясно понять, что шпионить он должен только в ее интересах, а не в чьих бы то ни было еще.

Ответ Окли был весьма показательным.

«Моя преданность, миледи, – сказал он, – принадлежит тому, кто мне платит».