Крылья экстаза - Картленд Барбара - Страница 15

А после вышколенной учтивости придворных и государственных деятелей было неизъяснимо возбуждающе слушать обращенные к ней смелые речи графа и думать, что, наверное, именно так обращается к своей Ивонне ее брат.

Поэтому Тина только улыбнулась и как можно мелодичней сказала:

– Да, быть в Париже и с вами – восхитительно! Расскажите же мне, куда мы едем.

– В один маленький ресторанчик в Буа, который только что открылся и еще не успел стать модным. А те огромные дворцы, где можно любоваться всеми известными лицами с их супругами, – не для нас. По крайней мере, сегодня. – Девушка с любопытством посмотрела на фафа, и он вынужден был объясниться: – Я повел бы вас, конечно, и туда, но, боюсь, там нам встретится множество моих друзей, которые захотят поговорить о том о сем, а я сегодня мечтаю побыть с вами тет-а-тет, которое никто, кроме поющих птиц, прервать не сможет.

– Звучит очень романтично, – бездумно согласилась Тина.

– Именно этого я и добиваюсь, – прошептал граф едва ли не ей на ухо.

Глава 4

Впоследствии Тина всегда думала, что часы, проведенные ею за ленчем с графом в Буа, были одним из самых восхитительных событий ее жизни.

Ресторан, куда граф привез ее, оказался маленьким одноэтажным домом, окруженным тенистым садом.

Среди цветов стояла едва ли дюжина столиков, и владелец, одновременно выполнявший и обязанности метрдотеля, принимал заказы лично. Подавали блюда далеко не сразу, тщательнейшим образом готовя каждое.

Жена хозяина, полногрудая дама в черном, выписывала счета, а два сына служили в качестве официантов.

Во всем царила приятная доброжелательная атмосфера, что для Тины было действительно в новинку. Как, впрочем, и все остальное.

Когда заказ был сделан и в ведерке со льдом принесено вино, граф с улыбкой обратился к своей спутнице:

– Теперь нам остается только наслаждаться завтраком, который, я уверен, будет отменным, – и друг другом.

Голос его был полон невыразимого обаяния, и девушка поспешила остановить подобные речи:

– Я и так наслаждаюсь каждой секундой своего пребывания в Париже и еще раз благодарю вас за вчерашнее удовольствие.

– Удовольствие относительное. Надеюсь, что больше вам не придется бывать в местах, где собираются подонки нашего общества, – ответил граф, и в голосе его прозвучали жесткие нотки. Тина никак на это не отреагировала, и он продолжил: – Я намерен непременно поговорить об этом с виконтом, и надеюсь, вы препятствовать мне в этом не станете.

Тина чуть не заплакала.

– Прошу вас, не надо говорить об этом с Кендриком! Он и без того был смущен сегодня утром, не говоря уже о том, что у него болела голова от дурного вина, да и эти женщины, с которыми он общался, наверное, вели себя не очень достойно…

– И все же – вы слишком хороши для подобных мест.

– Приятно, что вы так считаете.

– Но я не могу понять одного: зачем де Вийерни привез вас в Париж, если не намерен проводить здесь время вместе с вами?

Тина задумчиво посмотрела куда-то в глубь сада. Она давно и справедливо опасалась этого вопроса.

Действительно, то, что виконт оставляет свою любовницу в дансинг-холле, даже не попрощавшись с ней, и уезжает с другой женщиной, должно было казаться крайне странным.

И теперь, боясь, что любые объяснения лишь увеличат подозрительность ситуации, девушка быстро пробормотала:

– Пожалуйста… давайте поговорим об этом позже… А сейчас… есть так много других интересных вещей. Так восхитительно находиться сейчас здесь с вами… Я хочу запомнить этот полдень навсегда. Когда я вернусь домой… Граф насторожился:

– Вы собираетесь уехать?

– Да, буквально через несколько дней.

– То есть вы хотите сказать, что нужно уезжать виконту? Но ведь совсем не обязательно, чтобы за ним последовали и вы?

– Если он уедет, я буду вынуждена уехать тоже, – твердо ответила Тина. – Но не стоит говорить об этом сейчас. Расскажите мне о себе, теперь ваша очередь. Представляете ли вы, что я даже не имею понятия о вашем местопребывании в этом славном Париже?

Граф улыбнулся.

– Мне приятно, что это вас интересует. В славном городе Париже я живу на Елисейских полях в доме герцога Суассонского. Надеюсь, что как-нибудь смогу показать вам его картины. У него самая замечательная коллекция во всей Франции.

– С большим удовольствием, – обрадовалась Тина. – Кроме того, мне очень хочется посетить и Лувр. Я всегда считала Фрагонара и Буше самыми романтическими художниками на свете.

– Так вы уже знакомы с их творчеством? – изумился граф. Тут удивилась и Тина:

– Мы в Виденштайне не настолько варвары!

Грамон мягко рассмеялся.

– Вы еще и патриотка! Мне нравятся люди, столь пылко любящие свою родину!

– Я не только люблю ее, но и горжусь, несмотря на то что она совсем маленькая и не сравнима ни с Францией, ни с Россией.

– А все же по своему значению ваша родина сейчас не уступает им. И вы знаете, почему?

– Конечно, знаю. Если Пруссия вторгнется во Францию, чего так опасается большинство, то Виденштайн, подобно Швейцарии, должен остаться нейтральным, что весьма трудно. – Тина говорила об этом весьма серьезно и обстоятельно, ибо не раз слышала, как это обсуждалось ее отцом и другими государственными деятелями Виденштайна. Граф слушал внимательно и даже с интересом. – Я не могу представить себе, чтобы пруссаки маршировали по Франции! Неужели тогда они разрушат и этот прекрасный город?!

– Эта мысль невыносима и для меня, а потому мне хотелось бы, чтобы вы объяснили это императору так же убедительно, как сейчас мне.

– Но папа всегда говорил, что император Франции находится под каблуком императрицы, которая большая приятельница министра иностранных дел. А тот, в свою очередь, настолько ненавидит Бисмарка, что просто жаждет схватиться с ним и одержать победу. – Тина болтала весьма бездумно, как о вещах привычных и обыкновенных, но вдруг ее осенило. – О Господи, да ведь министра иностранных дел зовут герцог де Грамон – а это и ваша фамилия!

– Верно, – спокойно ответил граф, – но Грамоны – род очень большой, и я являюсь весьма далеким родственником герцога.

Повисла неловкая пауза.

– Возможно, я была слишком бестактна… Прошу прощения и… забудьте все, что я только что наговорила… – Но извинения были совершенно неуместны для Тины Бельфлер, которая, в отличие от принцессы Марии-Терезии, могла болтать все, что ей приходило в голову.

– Я надеюсь, мы всегда будем откровенны друг с другом, – ответил граф, – и к тому же при такой красоте вам вовсе не обязательно быть очень умной.

Тина искренне рассмеялась.

– То есть вы просто хотели признаться, что предпочитаете женщин хорошеньких и поверхностных, как куклы, которых можно выбросить после того, как ими наигрались.

Девушке тут же вспомнился брат, который всегда выше всех прочих достоинств ценил в женщинах внешнюю красоту. Однажды, когда она поинтересовалась у Кендрика темой его бесед с русской танцовщицей, он презрительно хмыкнул:

– Бесед?! Да почему я должен вести с ней какие-то беседы? Все дело только в том, что она чертовски хороша и ее все время хочется целовать.

И сейчас же граф, словно опять читая ее мысли, живо поинтересовался:

– А о чем же вы разговариваете с Вийерни, когда амурные дела на время закончены?

Тина вспыхнула и почувствовала себя глубоко оскорбленной. Как он смеет говорить ей подобные вещи! Но через секунду девушка снова вспомнила, кто она сейчас, – и простила графа.

– Сейчас мы говорим не о Кендрике, – заметила она после небольшой паузы, – а о вас…

– Я предпочел бы все-таки говорить не о себе. Так продолжаю? до того, как вы прервали меня, я как раз намеревался сообщить вам, что в жизни не видел никого прелестней и обворожительней…

Обворожительным оказался и весь завтрак. Они с графом просидели в ресторане до самого закрытия, а потом в экипаже – который, как догадалась Тина, принадлежал самому герцогу Суассонскому, – с опущенным верхом медленно покатили вдоль Сены к собору Парижской Богоматери.