Земля Забытых Имен - Мерцалов Игорь - Страница 92

Нехлад низко поклонился своему богу и сказал:

— Благослови, Весьерод. Для нас было великой честью встретиться с тобой.

Незабудка тоже поклонилась, а Весьерод ответил:

— Благословляю вас. Великой гордостью вы наполнили сердце мое.

Вельдар, погруженный в раздумья о своем, тряхнул головой и, приобняв их, сказал:

— Прощайте — и будьте счастливы.

…Город стал прозрачным. Развеялись тучи, и уже потерялись в сиянии чистого неба крыши, на которых никто не догадался поселить голубей, а сквозь истончившиеся стены можно было видеть очертания гор. Мостовые, уложенные так, что между булыжниками нельзя было просунуть даже лезвие, на которых никто не поселил ни былинки, словно взгорбились, но тут же стало ясно, что их уже нет, а под ногами перекатываются обычные камни и взвивается при каждом шаге пыль.

Правой рукой держа Незабудку, Нехлад положил левую на рукоять меча. Знакомые радуги замерцали перед глазами, одевая каждый предмет переливчатыми обводами, и он оттолкнул от себя навь, возвращаясь в привычный мир.

— Так что же, и коней теперь ловить в Ашете можно? — в очередной раз уточнил Тинар.

На привал устроились у обломков сторожевой башни. Был полдень, и к вечеру они рассчитывали спуститься на равнину, но сперва следовало отдохнуть и подкрепиться. Развели костер, Торопча взялся кашеварить, а Нехлад и Незабудка рассказывали о пережитом.

— И жить, ставить поселки и дайрэи, и пасти бессчетные табуны! — с улыбкой ответил Яромир.

— Но чем ты докажешь, что Зло ушло из этой земли? — спросил Буевит.

Радиша вздрогнул, Тинар недоуменно поднял брови, а Торопча хмыкнул, подбрасывая ветки в костер.

— Неужели и моего слова тебе недостаточно, дядя? — укорила Милорада.

Нехлад же нахмурился:

— Доказывать? А зачем, боярин? Кому надо, сам все увидит.

Буевит отвел глаза. Незабудка печально вздохнула, и Нехлад, успокаивающе тронув ее за плечо, сказал:

— Вот что, боярин, пока твой брат нездоров, за Стабучь ты отвечаешь, а я, как вернусь, тоже в стороне от дел не останусь. Так послушай меня как правитель правителя. Хочу, чтобы отныне не было вражды между нами. Что скажешь на это?

— Дело доброе, — нехотя произнес Буевит.

— Надеюсь, ты правда так думаешь. Должен понимать, что мы не враги, и Сурочь Стабучи не умалит. Надеюсь, поймешь и то, почему я никому, никогда не отдам Незабудку. — Буевит дернул бровью, но смолчал. — И Крепи не отдам.

С губ Буевита уже готов был сорваться резкий ответ, но Милорада опередила его:

— Дядя, не надо спорить и выгадывать. Я люблю Яромира и только за него замуж пойду. Ему вручаю судьбу свою, его судьбу в руки беру… — произнесла она извечные слова славирских невест.

— Ну будет! — махнул рукой Буевит. — Разве так дела делаются? Сперва надо домой вернуться, мировую выпить на пиру, честь по чести, а там уж видно будет. Что до Крепи — неизвестно, есть ли она еще у нас.

— Видно будет, — согласился Нехлад.

Спорить не хотелось, а поддержка Незабудки была важнее возможных препон.

— Я вот только не понял, боярин, куда ушли-то все эти души? — спросил Торопча, явно желая вернуть в разговор в мирное русло.

— Скорее всего, мы никогда не узнаем, — ответил Нехлад. — Да и не касается нас это. Нам бы думать о том, что будет ждать нас за порогом, который наш бог откроет для нас…

— Наверное, — кивнул стрелок и вдруг обратил внимание: — Постой, а где твой меч?

Нехлад пожал плечами:

— Не знаю. Он исчез, как только навь закрылась.

— Как же ты теперь без него?

— Время покажет, — улыбнулся Яромир. — Но меч все равно мне больше не нужен. Враг побежден, а сам я… сам я не маг.

Буевит отвернулся — наверное, для того, чтобы никто не заметил, с каким удовольствием он выслушал это известие.

Яромира же отсутствие связи с навью взволновало куда меньше, чем он сам ожидал. У него была Незабудка, у него была родина, его ждали труды… Быть может, он еще не раз пожалеет об утрате, но много позже.

Он встал и оглянулся на долину. В роскошной зелени место, где деревья Вельдара сокрушили орду чудовищ, уже смотрелось проплешиной шириной в целый город. Желтела трава, лысели кроны. Клок мертвой земли — все, что осталось от Хрустального.

И пусть остается — напоминанием о том, что все на свете приходит и уходит. Нехлад не слишком хорошо понял, что имели в виду бог и демон, говоря о человечестве в целом. Одно дело, если народ — как человек, но все народы… Их и никто не видел, все сразу.

Вот человек: почка, листок зеленый, потом желтый… Ветка — род его, племя. Поколение за поколением живут и уходят в землю-матушку. Бывает, и отломится какая ветка, так в ином месте новая вымахает. А ствол — понятное дело, народ, язык. Стало быть, лес — человечество.

Похоже, подумалось Нехладу. Народы разнятся — как в лесу деревья. Вон дуб, вон рябина, и мало того: два дуба сходны, а все равно их не перепутаешь, каждый по-своему растет. Так и в одном народе племена, бывает, разнятся. Взять хоть славиров из Нарога и из земель исконных: чужой глаз и ошибиться может, двумя разными народами посчитать. Про лихов и говорить нечего, их рыбаков, коневодов и охотников с первого взгляда никто за родичей не принимает, покуда они сами не объяснят. Ливейцы вообще до междоусобицы дошли — что ж, и в лесу так бывает, сосна, что покрепче, вокруг себя поросль губит.

Но коли так, выходит, смертен и лес, как отдельное дерево, как ветка, как лист? Разве может лес умереть? И потом, если есть один лес, а рядом другой и вообще в целом мире их не счесть, что же, и человечество может быть одно, другое, третье?

Этого Яромир не мог себе представить. Тут был предел, за которым отказывалось работать воображение, и вместо четких мыслей мельтешили в голове какие-то бредовые образы. То сказочная война деревьев представлялась ему, то какой-то вселенский пожар, убивающий леса один за другим…

Он тряхнул головой. Наверное, собственное дерево — самое большее, о чем может думать лист. Чтобы представить себе действительно все… надо быть лесником…

Торопча стал разливать похлебку. Размышлявший о своем Тинар, подставив миску, задумчиво сказал:

— Значит, это уже не Ашет. Надо новое имя земле придумать.

Яромир кивнул, вспомнив, что не довелось узнать, как Хрустальный город называли сами его жители, как именовали они себя, свой народ, свою страну. Теперь уже никто на свете не может этого сказать.

Время съело древнюю державу окончательно!

— В свое время придумаем, — ответил молодому лиху Радиша. — У Нехлада это неплохо получается.