Земля Забытых Имен - Мерцалов Игорь - Страница 48

— Зачем ты так жестоко говорил с ним, Древлевед?

— Жестоко? — удивился тот. — Нехлад, жестокость — это то, что выходит за рамки справедливости, а я сказал правду. Когда-то Радиша был моим учеником, но, к сожалению, преуспел только в самомнении.

— И все равно…

— Нет, не все равно. Погляди-ка мне в глаза! И скажи: ты ведь сам не хотел брать его с собой. Так или нет? Так. Изобрел для чего-то ложь, которая показалась тебе красивой. И в итоге испытал облегчение, когда я делал за тебя то, что ты не решился сделать сам. А теперь волком смотришь на меня — за то, что я позволил остаться спокойной твоей же совести?

— Звездочет сражался с нами бок о бок, как мог! — заявил Тинар. — Это что-то да значит. Почему было не сказать ему прямо…

— А я и сказал ему прямо, — пожал плечами маг. — А вот ты, помнится, промолчал. Все, хватит, оставим этот бесполезный спор. Радише нечего делать в Ашете, а мы там нужны. Пора уже понять, что прошлое осталось за спиной и больше никогда не вернется.

Нехлад промолчал, но про себя подумал, что Древлевед прав: если бы грубость по отношению к Радише действительно задела его, он сказал бы об этом там же, на месте.

Они миновали угодья ближних деревень. Ехали пока без спешки, чтобы застоявшиеся в городе кони привыкли к дороге, но и не останавливаясь лишний раз.

Повествование о ночных приключениях Нехлада поразило его ближников как гром с ясного неба.

— У нас такое тоже бывало… — попытался «отстоять честь» своего народа Тинар, но продолжать не стал: все-таки лично он не знал ни одного человека из тех, о ком рассказывали жрецы.

Торопча же, потрясенный, только и приговаривал:

— Не может быть… Ты видел его вот так, как меня? Не может быть…

— И правда, удивительное событие, — согласился Древлевед, — Признаться, ничего подобного я не ожидал. Но, как видишь, был прав, советуя тебе продолжать собственные начинания! Хотя твой бог и не сумел помочь — ведь ты ни за что не согласился бы, предложи тебе кто-нибудь повернуть время вспять и лишиться этой встречи.

— Конечно!

— Значит, это было важно для тебя, и этому следовало произойти.

— Нехлад, — сказал Торопча, — ты говорил, как беседовал с волхвами… Может быть, стоило задержаться в столице и рассказать им?

Яромир покачал головой:

— Нет, Торопча. Я думал об этом, но, боюсь, тогда волхвы ни за что не отпустили бы меня из Верхотура. А если бы они подвергли сомнению мои слова — что тогда? Задерживаться еще и доказывать? Еженощно возжигать светильник и звать Весьерода? Вряд ли он одобрил бы такую самонадеянность с моей стороны. Ну а если бы волхвы поверили — наверняка потянули бы разъезжать по всему Нарогу, чтобы я бесконечно пересказывал свою беседу с богом…

— Коротко говоря, они бы превратили тебя в идола, — закончил Древлевед, куда яснее выразив мысль Нехлада. — Ты верно рассудил. Весьерод позволил тебе говорить с собой не для того, чтобы поддержать угасающую веру славиров, а только чтобы помочь в грядущем деле. Вот этим и займемся. Повтори-ка весь ваш разговор еще раз — слово в слово.

Дважды пришлось рассказывать и о башне в нави. Древлевед слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы, и казался спокойным и сосредоточенным, но в какой-то момент не сдержал чувств и улыбнулся:

— Замечательно!

— Что может быть замечательного в судьбе этих несчастных?

— О, им, конечно, не позавидуешь! Я говорю только о нас. Многое встает на свои места…

Какое-то время ехали в молчании. Яромир усилием воли удерживался от вопросов, и Древлевед, кажется, по достоинству это оценил, сказав:

— Хорошо. Теперь ты готов услышать…

Четыре дня ехали они по населенным краям. Древлевед делился знаниями неторопливо и со вкусом.

— Тебе удалось узнать, Нехлад, самое главное. Демоны не получили платы, а значит, у нас есть надежда. Неугасимое Пламя Недр, — говорил он, глядя куда-то в глубь себя. — Что ж, пусть так. Имена, к сожалению, не бывают совершенно точны — что у людей, что у богов и демонов. Это Неугасимое Пламя когда-то называли Ангейром, что означало Сын Огня — ибо он только порождение Пламени Недр. Хотя, надо признать, сынок многое перенял у родителя… Его важнейшее свойство — непрерывно излучать жар. В равновесии Вселенной Пламени противостоит всепоглощающая пустота Нидунн. У славиров нет подходящего слова для нее, но ее довольно точно описывают ваши представления о Вечной Зиме. Движение Вселенной проистекает из их взаимодействия, поэтому еретики всех вероисповеданий так или иначе поклоняются Пламени и Пустоте, видя в них главные силы мироздания.

— А на самом деле это не так?

— Разумеется. Но для того чтобы понять это, нужно знать: всякая Сила имеет обратную сторону. Где-то за гранью постижимой Вселенной эти стороны именуются Светом и Тьмой, однако и в яви, и в нави нет добра и зла в чистом виде. Только кусочки высшей воли Сил достаются тем существам, которых мы называем богами и демонами.

— Кто же они такие?

— Боги и демоны? Разве ты меня не слышал? Они — осколки высшей воли Сил, точнее уже не скажешь. То, что мы называем Пламенем и Пустотой, — всего лишь стихии, если у них и есть сознание, оно обитает так далеко за пределами граней нави, что для нас просто не имеет значения, есть оно или нет. Сознание, которое мы можем воспринять, пробуждается только вблизи от земного мира. В яви — или на ближних гранях нави. Поэтому люди понимают людей, плохо понимают богов и совсем не понимают, как может быть что-то еще дальше… Однако давай и мы вернемся к тому, что поближе. Ангейр — разумное порождение слепой стихии.

Собственно, если говорить в понятиях вашей славирской веры, он — единокровный брат Солнцебога.

— Что ты говоришь?! — не удержался Торопча. — Демон — брат бога?

— Они оба порождены жаром Пламени, но один избрал служение Свету и созиданию, а другой — Тьме и разрушению. Чему удивляться? Ты никогда не видел, чтобы сыновья одного отца вырастали разными? Ангейр очень редко навещает землю, обычно в образе извержения огненной горы. Его появления всегда разрушительны. Ангейра снедает тоска по недоступному миру плоти, иногда он срывается, но каждый раз отступает, видя, что вещественный мир гибнет, но не покоряется ему. Иногда он похищает жертвенные дымы и переносит хранимые ими образы в ту область нави, где обитает — там он пытается создать подобие мира, каким хотел бы его видеть.

— У кого только хватает ума поклоняться такому свирепому чудовищу? — подивился Тинар.

Маг ответил с недоброй усмешкой:

— У многих, хотя они об этом и не подозревают. Всякий злоумышленный поджог — жертва Ангейру. Он не из тех, кто спрашивает мнение своих почитателей и что-то дает взамен. И ему, грубо говоря, плевать, какой веры придерживаются те, кто ему служит.

— Он приходит на землю, когда его грань нави не в силах больше выдержать источаемого жара? — спросил Нехлад.

— Ты догадлив! — похвалил его Древлевед. — Именно так. Однако меня восхищает изобретательность того, кто погубил Хрустальный город! Он был великим магом. Он придумал не только как призвать Ангейра, но и как удержать его рядом без ущерба для себя. Есть на свете еще один демон с удивительными свойствами. Он возник на заре истории людей и был сродни Пустоте Нидунн. Хотя, пожалуй, следует говорить она, ибо с самого начала этот демон избрал себе женское обличье…

— И звали ее Иллиат, мать упырей?

— Скорее, бабка! — усмехнулся маг. — Хотя ей ничего не стоит преобразить живое существо по своему образу и подобию, в отличие от той, кого называют матерью кровососов, это не единственное и далеко не самое важное свойство Иллиат. Ее сродство Пустоте сказывается в том, что это несчастное существо вечно страдает от холода. Ей не суждено согреться. Она живет в поисках тепла, впитывает его, но ей мало.

— Упырица в Ашете — она? — спросил Торопча.

— Именно. Превыше всего ценит она тепло человеческое. Кто-то в Хрустальном городе сумел призвать ее… и тут начинается самое любопытное. Этот маг сочетал колдовским браком Ангейра с Иллиат! Понимаете, что это значит?