Колечко с бирюзой - Мельникова Ирина Александровна - Страница 12

Глава 7

Наташа не ошиблась. Не спасло ее от сурового выговора и заступничество Петра, который пытался всячески защитить ее. Немного успокоившись и стараясь не глядеть на провинившуюся внучку, Анастасия Семеновна укоризненно бросила Петру:

– Слышала, что ты еще зимой вернулся домой, а глаз все не кажешь. Я уж думала, совсем забыл меня...

– Простите, ради бога, Анастасия Семеновна. – Петр огорченно поскреб в затылке. – Служба у меня такая. Сплошные дежурства, день и ночь на объекте пропадаю. Никак не получалось свободного времени выкроить, чтобы прийти навестить. – Он осмотрелся вокруг и остановил свой взгляд на Наташе. – А у вас все по-прежнему, ничего не изменилось, только Наталья вон какой красавицей выросла!

Бабушка махнула рукой:

– Вырасти-то выросла, в институт поступила, а ума с воробьиный коготок нажила! Ты бы по старой памяти шефство над ней взял, поговорил при случае, пожурил, а то мои слова от нее как от стенки горох отскакивают!

– Попробую, – улыбнулся ей Петр, – только сильно сомневаюсь, что она меня послушает!

Осуждающе поджав губы, Анастасия Семеновна взяла подойник и отправилась доить коз, наказав Наташе накрывать на стол. Бабушка бесповоротно настроилась накормить ужином неожиданного гостя, и Петр, хотя до дома ему оставалось не более сотни шагов, согласился остаться. Наташа налила ему борща, подала кружку с молоком. Вернулась бабушка, достала бутыль с домашним вином:

– По случаю встречи не возбраняется и выпить.

Гость и хозяйка выпили, а Наташа отказалась. Во время ужина она в основном помалкивала и украдкой разглядывала Петра.

За годы, что она его не видела, парень заметно раздался в плечах, заматерел. И только густой темно-русый чуб, основательно укороченный стрижкой, по-прежнему свисал на лоб. Прежними были и не слишком густые, но широкие брови, и нос все тот же, уточкой. Петр его забавно морщил, когда смеялся, словно собирался чихнуть... Загорелое лицо, голубые с черными стрелочками ресниц глаза ласково смотрели на Анастасию Семеновну. Но если Петр обращал свой взор на Наташу, они почему-то темнели. И когда Наташа, забавляясь, пристально смотрела на него в ответ, он, казалось, чего-то пугался и отводил взгляд в сторону. И тогда она, от души наслаждаясь его смущением, как бы невзначай снова и снова останавливала на соседе задумчивый взгляд, отчего он тут же терял нить разговора и переспрашивал бабушку, о чем они только что говорили.

После ужина Петр вызвался помочь Наташе вымыть посуду и взялся за дело с таким пылом, что она не удержалась и съехидничала:

– Петр Васильевич, можно слегка умерить ваш энтузиазм? Бабуля вас простила, вы ей и без этого нравитесь.

– А вам? – Руки соседа застыли над грязной кастрюлей.

– А это будет зависеть от качества вымытой посуды, – рассмеялась Наташа.

До ее отъезда в Ленинград оставалось два дня. Наташа уже купила билет на самолет и упаковала чемоданы. В этот раз Наташа покидала бабушку с легким сердцем. После возобновления знакомства Петр дневал и ночевал у них. Вечерами, если не дежурил на объекте, почти допоздна возился в их дворе: починил сарай, в котором зимовали козы, подправил провалившуюся крышу курятника, попросил в части машину и привез угля и несколько кубометров дров. С помощью трех солдат распилил их на чурки, расколол и сложил в поленницы. С Анастасией Семеновной у них установились теплые отношения. По вечерам они вместе смотрели программу «Время», ругали поднимавших голову демократов и сетовали на развал экономики, обсуждали беспорядки в Грузии и национальные проблемы, возникшие в когда-то могучем и едином Советском Союзе.

Вот и в тот предпоследний перед Наташиным отъездом вечер бабушка и Петр пили чай на кухне и горячо обсуждали новое скандальное заявление Бориса Ельцина.

Поначалу Наташа пыталась делать вид, что целиком поглощена спором о дальнейшей судьбе перестройки, но вскоре начала клевать носом и, не удержавшись, во весь рот зевнула.

Бабушка подозрительно посмотрела на нее:

– Что-то ты спозаранку носом клюешь? Уж не заболела ли перед отъездом? – Она дотронулась ладонью до лба внучки и укоризненно покачала головой. – Кажется, есть температура. А ну-ка, сейчас же выпей чаю с малиной, прими аспирин – и в постель! Не хватало еще заболеть и опоздать на занятия.

– Ничего страшного. – Наташа обняла бабушку, прижалась щекой к ее плечу. – Это я слишком много горячего чаю выпила, не беспокойся, никакой температуры у меня нет.

Бабушка только вздохнула в ответ и принялась убирать со стола. Наташа повязала передник и взяла из ее рук стопочку грязных тарелок.

– Иди спать, бабуля, я посуду сама вымою и кастрюли вычищу.

Петр пристроился на порожке у открытой двери и закурил, а бабушка ушла к себе. Некоторое время Наташа слышала ее тихий голос. Анастасия Семеновна выговаривала коту Семену за грязные следы, которые пушистый любимец исправно оставлял на подоконнике после своих вечерних прогулок. Затем щелкнул выключатель, скрипнули пружины кровати, бабушка пробормотала что-то еще и затихла.

На кухне мерно постукивали ходики, в оконное стекло ударилась ночная бабочка, от ветерка вздулась занавеска... Наташа прикрыла форточку и выключила верхний свет, оставив гореть небольшую лампу над кухонным столом.

За ее спиной послышались шаги. Она оглянулась. Петр, закрыв входную дверь, подошел к ней. Наташа подала ему полотенце:

– Вытирайте посуду, если нет более приятных дел.

Петр улыбнулся и стряхнул с руки капельки воды, брызнувшие на него из мойки.

– А что, это идея! Почему бы нам вместе не заняться приятными делами?

Наташа посмотрела на него с недоумением и принялась усердно скрести сковороду.

– Наташа, – Петр подошел вплотную, встал рядом, – тебе кто-нибудь говорил, какая ты красивая, просто с ума сойти, какая красивая?

Она скосила на него насмешливый взгляд, отодвинулась чуть в сторону, но занятия своего не прекратила.

– Очень естественный переход от грязной посуды к моей неземной красоте, Петр Васильевич! Странные у вас ассоциации, товарищ прапорщик!

– Не смейся, Наташа, я вполне серьезно. Наш капитан, например, который с тобой на капэпэ беседовал, уже раз пять про тебя спрашивал. Говорит, что не прочь познакомиться с тобой поближе. Кажется, ты ему понравилась. Может, пригласить его в гости?

Сковорода с грохотом полетела в мойку, и Наташа, упершись руками в бока, сердито уставилась на Петра.

– Послушайте, товарищ прапорщик! Мне эта информация ни к чему, я вас ни в сводники, ни тем более в сторожа не нанимала!

И она с удвоенной энергией принялась за сковороду, но Петр решительно отобрал у нее щетку. Глаза его смотрели приветливо, почти ласково.

– Честно сказать, Наташа, я бы охотно нанялся в твои сторожа.

Он бережно обнял ее за плечи и привлек к своей груди. Наташа откинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Они сияли и лучились такой нежностью и любовью, что на мгновение ей захотелось плюнуть на все свои принципы, прижаться к нему, почувствовать сильные мужские руки. Однако Наташа быстро опомнилась и, отстранившись, поспешно сделала несколько шагов к выходу из кухни. Петр попытался удержать ее за руку:

– Постой, Наташа, мне надо серьезно поговорить с тобой.

Наташа почувствовала, что краска стыда заливает ей щеки. Она негодующе выдернула руку из его ладоней:

– Что вы лезете со своими объятиями? Разве я кукла какая-нибудь?

– Я вовсе не думал тебя обижать, – растерялся Петр, – просто ты очень мне нравишься, и я хотел сказать тебе об этом.

Наташа смягчилась:

– Не стоит, Петр Васильевич! И не надо забивать себе голову такими мыслями. Скоро я надолго уеду, и у вас будет достаточно времени, чтобы понять, насколько все это несерьезно.

– Нет, ты ошибаешься! – Петр посмотрел на нее исподлобья. – У меня это как раз серьезно! Жаль, что не понимаешь, насколько серьезно. – Он тяжело вздохнул и спросил: – Писать письма хотя бы позволишь?