Дикая роза - Альварес Альберто - Страница 44

— Но это входит в ваши обязанности, — строго сказала Леопольдина. — Разве вы не опытная медсестра?

— Я ухаживала за многими больными, но случаев, подобных этому… Впрочем, я думаю, что справлюсь… Что вы на меня так смотрите?

Леопольдина действительно смотрела на нее пристальным взглядом, будто стараясь вспомнить, где она могла видеть эту девушку.

Для Паулетты наступили дни, полные печальных забот. Однажды, когда они с мужем обсуждали подробности грядущих похорон, он вдруг сказал:

— Мне показалось, что донья Росаура перед смертью хотела тебе что-то сказать…

— Ты же слышал, она не успела.

— Но она произнесла имя какой-то Розы.

Паулетта нервно заходила по комнате. Но Роке взял ее за руку.

— Кто эта Роза, Паулетта?

Паулетта несколько мгновений молчала.

— Это… это существо, которое было мне очень дорого и с которым мать разлучила меня много лет назад.

— Как я понял, это существо живо?

— Да, но мама не успела сказать, где оно сейчас. Теперь помолчал Роке.

— И что ты намерена предпринять?

— Я думаю, самое правильное — забыть о последних словах мамы.

Однако Паулетта не только не собиралась забывать сказанных матерью слов, но после ухода мужа начала действовать. На это отчасти подвигнула ее кормилица, предположившая, что Кармен, домоправительница дома Мон-теро, может что-нибудь знать. Паулетта усадила Эдувигес в машину, и они поехали в дом умершей.

На вопрос Паулетты, не знает ли Кармен девушку по имени Роза, которая могла появляться у них в доме, Кармен сразу же ответила, что, скорей всего, это Роза, она живет в «затерянном городе» и работала у них некоторое время горничной.

— В «затерянном городе»? — повторила Паулетта. Это было уже кое-что конкретное.

Дульсине показалось, что Рикардо накануне возвратился домой не совсем трезвым. Вообще-то подобное с ним случалось нечасто. Она спросила Леонелу, много ли он пил во время их вечерних развлечений.

Леонела пожала плечами:

— По-моему, нет.

Дульсина тоном опытной пожирательницы сердец шепнула девушке, что атаковать мужчин лучше всего, когда они пьяны. Леонела засмеялась и ответила, что они с Рикардо не собираются вечерами сидеть дома.

Поболтав с Леонелой, Дульсина поднялась в комнату к сестре, чтобы осведомиться, как она себя чувствует. Вид Кандиды ей не понравился, и она предложила вызвать врача. Предложение это почему-то очень напугало Кандиду. Дульсина даже удивилась ее реакции, но в это время в комнату, едва успев постучать, ворвалась Леопольдина.

— Это она, сеньорита! — не то торжествующе, не то испуганно объявила старшая служанка своим хозяйкам.

— Неужели опять дикарка? — спросила Дульсина.

— Не сама дикарка, но ее соучастница!

И Леопольдина, задыхаясь от возбуждения, рассказала сестрам о том, что ухаживающая за Рохелио медсестра была на дне рождения Розы. Это ее подруга! Ясное дело: она проникла сюда, чтобы шпионить в пользу дикарки!

Дульсина немедленно отправилась к Рохелио. Но оказалось, что медсестра попросила разрешения уйти сегодня пораньше. И он ее отпустил.

— И пусть больше не возвращается. Я не желаю ее здесь видеть! — коротко распорядилась Дульсина и ушла, оставив Рохелио в полном недоумении.

ПЬЯНАЯ ВЫХОДКА

Розе пришлось сурово поговорить с Эрлиндой. Она обвиняла подругу в том, что та обманывает и ее, и всех соседей, говоря, что по ночам работает медсестрой, спрашивала ее, как она может дежурить при больном Рохелио, когда ее настоящая профессия не медсестра, а официантка в ночном кабаке.

Но она любила Линду за ее доброту и отзывчивость и не могла не понимать, что не от хорошей жизни обслуживает ее подруга ночных гуляк. Поэтому очень скоро от обвинений она перешла к сочувствию. Более того, дела Розы складывались так, что ей и самой впору было наняться официанткой к Сорайде, благо, хозяйка «Твоего реванша» сама предложила ей работу.

Роза верила, что она сможет постоять за себя перед посетителями этого веселого и грязноватого места.

Но пьяницы «Твоего реванша» — могли представлять для нее опасность лишь в будущем. Роза и предположить не могла, что уже сегодня вечером ей придется иметь дело с пьяным человеком, потерявшим власть над собой и потому полагавшим, что у него есть право на власть над другими…

Рикардо, проводивший последние вечера в обществе Леонелы Вильярреаль, становился тем мрачнее, чем в более веселых местах они появлялись вдвоем. Он много пил, и она не останавливала его. Но становясь пьяным, он мог говорить со своей спутницей только об одном: о том, как унижает и оскорбляет его Роза, не желающая примирения.

На этот раз, отвезя Леонелу к сестрам, он пешком отправился в «затерянный город».

Томаса была у соседей. И когда Роза открыла на стук, между ней и Рикардо произошла безобразная сцена. Пьяный Рикардо стал требовать близости, крича, что у него есть на Розу права мужа.

— Я тебе развод хоть завтра дам! — отталкивала она его ставшие вдруг грубыми руки.

Потом он внезапно менял тон, становился перед ней на колени, звал ее куда-то, где они будут одни!

Она пригрозила ему, что позовет на помощь соседей.

— Я больше не могу без тебя! Я готов на все! — кричал он. — И я знаю, что ты любишь меня!

Это последнее заявление особенно вывело Розу из себя.

— Держи карман шире! — сказала она и угрожающе взяла в руки подсвечник.

— Если я сейчас уйду, — произнес тогда Рикардо протрезвевшим вдруг голосом, — ты никогда больше меня не увидишь.

Но и это не произвело на нее впечатления. Тогда он со всего размаху ударил кулаком по столу:

— Лучше — всего нам развестись!

И вышел из дома, почти не шатаясь.

— Убирайся, — бросила она ему вслед и только тогда зарыдала.

Леопольдина с любопытством наблюдала, как Дульсина колдует перед зеркалом с какими-то кремами, румянами, пудрой и косметическими карандашами.

— Пришел лиценциат Роблес? — спросила хозяйка, не очень умело подводя глаза.

Леопольдина сообщила, что лиценциат пришел и просматривает в кабинете какие-то бумаги, и тут же поинтересовалась, уж не собирается ли куда-нибудь сеньорита, ежели она так прихорашивается. Но сеньорита, если куда и собиралась, так это в тот самый кабинет, где сейчас находился лиценциат.

Труды ее перед зеркалом, впрочем, не пропали даром и были вознаграждены фразой Федерико Роблеса:

— Вы сегодня прекрасны как никогда!

Завязалась непринужденная беседа, в которой Дульсина высказала мысль о том, что они слишком давно знакомы, чтобы называть друг друга на «вы». Пора им перейти к общения по именам, поскольку связывают их не служебные, а вполне дружеские отношения.

Роблес застенчиво предположил, что, может, им лучше сохранять дистанцию: все-таки она его клиент, а он всего лишь ее адвокат…

Но Дульсину уже не устраивали такие общие рассуждения. И она спросила своего адвоката прямо:

— Скажите, Федерико, вы были бы способны влюбиться в меня?

На что он, робея, ответил, что это уже произошло.

Из ее уст вырвались какие-то смятенные восклицания. Она предположила, что это дурная шутка, что он играет ею. И чтобы доказать ей, что это отнюдь не так, он вынужден был приблизиться к ней и поцеловать ее. Это привело ее в совершенное смятение.

Она, никогда не знавшая любви и уже не надеявшаяся на нее, вдруг почувствовала себя влюбленной школьницей и еще раз потребовала — теперь уже с полным основанием, — чтобы он говорил ей «ты, Дульсина». Федерико, однако, полагал, что теперь-то они должны быть особенно осторожны. По его мнению, об этом поцелуе никто не должен знать, потому что станут говорить, что его интересует положение и деньги Дульсины… Это оскорбительно для него… И он просит ее забыть этот его порыв, который был сильнее его, эту его непростительную слабость.

Но Дульсина совершенно не намерена была забывать этого порыва. И тогда он со всей свойственной ему в некоторых случаях робостью и застенчивостью предположил, что, может… страшно подумать… что, может, она тоже… влюблена в него?