Веселая дюжина - Машков Владимир Георгиевич - Страница 22

Едва мы забрались в стог, как сразу же заснули.

Утром меня растолкал Марик:

— Валерка, исчез Толька.

— Может, он на речку пошел? — сказал я.

На речке Тольки не оказалось. Я понял, что он сбежал. Боясь нагоняя от Капитолины Петровны, он решил явиться с повинной.

— Ребята, — обратился я к проснувшейся веселой дюжине, — скоро за нами приедут. Поэтому не будем терять даром драгоценного времени.

Мы искупались, съели все, что нам дала хлебосольная бабушка, и отправились на горку, где стоял зеленый домик на колесах.

Но его уже не было.

— Уехали, — с завистью протянул Марик.

— Смотрите, что здесь написано, — крикнул Юрка.

Мы подбежали к нему и увидели выложенную из шишек надпись: "Счастливого пути". Наверное, мальчишка и девчонки постарались.

— Сейчас едут по дороге, — вздохнул Васька.

— Если бы лагерь такой был, на колесах! — воскликнул я. — Сегодня тут пожили, а завтра уже на Нарочи. Сколько бы можно было посмотреть интересного и необыкновенного!

Натужно завыла машина, беря крутой подъем. Через минуту лагерный грузовик, петляя между сосен, приблизился к нам.

Еще не успела машина остановиться, как из кабины выскочила Капитолина Петровна. Заглядывая каждому в лицо, она пересчитала нас, а потом, облегченно вздохнув, сказала:

— Садитесь в машину. Поговорим в лагере.

Из кузова махала нам рукой Алена.

Когда я увидел ее побледневшее лицо, сразу понял, как Алена переживала из-за нас, может, даже ночь не спала.

Еще раньше я разглядел в кабине Тольку, который упорно старался не замечать нас.

— Капитолина Петровна, — сказал я, — пусть Трофименко в кабину сядет, он с утра кашляет.

Юрка упирался и отговаривался, но Капитолина Петровна посадила его в кабину. А Толька вынужден был перебраться в кузов.

Машина тронулась в путь. Пока мы не выбрались на шоссе, грузовик не раз хорошо подпрыгивал на ухабах. И почему-то всякий раз мы летели прямо на Тольку. Получалась куча мала, а в самом низу ее терпеливо страдал Толька.

— Как вы жили-были, робинзоны? — спросила Алена.

— Мы не робинзоны, а лешие, — объяснил Васька.

— И вправду, лешие, — улыбнулась Алена. — Вы не можете себе представить, как мне хочется надрать вам уши.

— Почему не можем представить? — ответил я. — Представляем, но нам не хочется.

Не в силах сдержаться, Алена рассмеялась. Ребята тоже захохотали.

Я смеялся вместе со всеми. Мне было очень весело оттого, что я вижу Алену.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,

В КОТОРОЙ МЫ ИСПРАВЛЯЕМ СВОИ НЕДОСТАТКИ

Разговор с лешими занял всего три минуты. Капитолина Петровна свою краткую речь о делах нашего отряда окончила странно:

— Девятый отряд распустить и присоединить его к первому отряду.

Нам даже не дали открыть рта, а заставили собрать свои вещички и переселиться в дом первого отряда.

Из председателя совета отряда я превратился в обыкновенного пионера. Переживал ли я? Очень. Для меня даже померкло рыжее, как моя голова, солнце. Правда, оно померкло и для других ребят. Зарядил дождь, он лил как из ведра, словно кто-то на небе забыл закрутить кран.

Когда идет дождь, мы сидим в палатах. Когда мы ходим или бегаем, дождь тихо сидит в облаках. Это дважды два лагерной жизни.

Но в новом домике мне не сиделось, и поэтому, надев плащ, я побрел в дальний угол лагеря. Там, у самого забора, уселся под лохматой сосной на какую-то корягу и принялся размышлять.

Интересно, а откуда Капитолина Петровна знает о подмене термометра? Наверное, Ленька ей наябедничал. И вот теперь он мой председатель совета отряда. Невеселые дела!

— Можно войти?

Я поднял голову. Передо мной стояла и улыбалась Галка. Дождь барабанил по ее плащу.

— Входи, места хватит! — сказал я.

Галка уселась рядом со мной на корягу.

— Ты чего такой грустный? — спросила она.

— А почему я должен быть все время веселый? — рассердился я.

— Нет, совсем не должен… — растерялась Галка и, чтобы переменить тему разговора, сообщила: — Сегодня после обеда диспут.

— Понятно, — зевнул я, — в общем, болтовня.

— Сегодня мы будем спорить на тему: "Если у тебя есть недостатки, исправь их". И ты знаешь, что мне пришло в голову? Давай дадим бой Леньке!

Я чуть не подпрыгнул на коряге:

— Ну, Галка, замечательно придумала!

Галка зарделась от моей похвалы и тихо спросила:

— А почему ты перестал писать мне записки?

— Да понимаешь, — завертелся я на мокрой коряге, как на горячей сковородке, — нет времени, бумаги нет, карандашей нет… И потом, зачем писать записки, мы же в одном лагере…

— В школе мы тоже учились вместе, но ты все равно каждый день писал мне, — вздохнула Галка.

До чего все запутывается у меня в жизни, подумал я. Может, диспут поможет мне разобраться?

…Перепрыгивая через мутные лужи, по которым лупил дождь, мы добежали до столовой, где за столом восседали Капитолина Петровна и Ленька Александров, а на скамейках разместились все, кто захотел участвовать в диспуте.

Когда Ленька вооружился колокольчиком, он почувствовал себя очень уверенно. Это можно было прочитать на его довольной физиономии.

— Ребята, тише! — Ленька тряхнул колокольчик, и тот зазвенел. — Начинаем диспут.

Я хмыкнул. Интересно, кто первый начнет каяться в своих недостатках?

Первой вышла к столу Зина, с которой я не очень удачно учился рисовать.

— У меня много недостатков, — забормотала она. — Я завидую знаменитым художникам. Я хочу рисовать, как они. Нет, неправда, я хочу рисовать лучше их.

— Но это не недостаток, — заметила Капитолина Петровна, — это даже хорошо, что ты стремишься к лучшему.

Вслед за Зиной каялся долговязый парень с большой лиловой шишкой на лбу.

— Я боюсь ходить ночью по лагерю, — стесняясь, сказал парень. — Но я борюсь со своим недостатком. Я закрываю глаза и смело иду.

Ребята захохотали. Вот откуда у него лиловая, как слива, шишка.

В спину парню, который прикрывая шишку, отправился на свое место, Ленька Александров снисходительно бросил:

— Надо закалять волю, — и повернулся к нам: — Ребята, а почему помалкивает бывшая так называемая веселая дюжина? По-моему, у них недостатков даже слишком много. Мы ждем от них искреннего осуждения своих проступков. Кто хочет выступить?

— А почему ты не выступишь? — крикнула Галка.

— Не хочу, — отрезал Ленька. — Веселая дюжина! Мы ждем.

— Ты зубы не заговаривай, — весело перебил я его. — У тебя, может, недостатков нет?

— Нет, — зло ответил Ленька.

— А хочешь, я назову твои недостатки? — улыбнулся я.

— Назови, — неуверенно промычал Ленька и побледнел.

— Ты ябеда, — четко и громко сказал я. — И еще трус.

— Правильно! — закричала Галка и другие ребята.

Капитолина Петровна поспешила меня одернуть:

— Ты бы лучше, Коробухин, о своих недостатках рассказал. Или у тебя их нет?

— О своих, расскажи о своих, — оживился и Ленька.

— Почему нет? У меня есть недостатки, — рассуждал я, выбираясь из последнего ряда к столу.

— Ну, так мы тебя слушаем, — поторопила меня Капитолина Петровна.

— У меня всего один недостаток, — так я начал каяться, — но зато большой. Вернее, длинный. Это мой язык.

— Вот-вот, — улыбнулась старшая вожатая.

— Конечно, — продолжал я, — если бы я, когда нужно, поддакивал или нашептывал на ушко, то жил бы припеваючи, как некоторые…

Я выразительно посмотрел на Леньку. Он стал белым как стена. Ничего, кроме очков, нельзя было увидеть на его лице.

Капитолина Петровна задумчиво крутила в руках карандаш.

— Я обещаю, — торжественно произнес я, — что никогда не исправлю свой недостаток.

Провожаемый смехом, я прошел на свое место. Капитолина Петровна встала и тряхнула колокольчиком.

— Ребята, посмотрите, — сказала она, — погода исправила свой недостаток. На дворе — солнышко. Поэтому мы заканчиваем наш диспут. Согласны?