Между «А» и «Б» - Машков Владимир Георгиевич - Страница 18

— Здравствуйте!

Тишина. Тогда я смелее начал продвигаться вперед. Шел я крадучись, то и дело оглядывался.

И вдруг:

— Стой! Куда идешь?

Я глянул в ту сторону, откуда раздался окрик. На скамеечке сидел старик — седой ежик волос, седые щеточки бровей, а лицо румяное, совсем молодое. Он чистил ружье.

— Ну? — пробасил старик.

Я не отвечал — не отрываясь глядел на ружье. Это была настоящая охотничья двустволка. Наконец я опомнился.

— Здравствуйте! — поклонился я.

— Здравствуй. Чего явился?

Голос старика был грозен. Я сразу вспомнил все, что говорил мне о нем Мишка Зайцев. Вот дурак, опять ввязался в историю! Но надо выкручиваться. Размышлять некогда.

— Нашпионерскийотрядпроситвасрассказатькакимвыбылигероемвгражданскуювойну! — Я выпалил эту длинную фразу на одном дыхании.

— Врешь, ха-ха! А может, и не врешь? А чего ж ты крался по двору, словно воришка? — Старик прищурился.

— А чего у вас воровать? — спокойно сказал я. — Яблок еще нету.

Старик захохотал, и седые щеточки бровей запрыгали над веселыми глазами.

— Истинная правда. А осенью заявишься ко мне?

Я дипломатично промолчал. Старик насупился.

— Вот молодежь пошла. Ты зайди ко мне и попроси яблок. Разве я тебе не дам — и антоновки дам, и аппорта не пожалею. А то лезут напролом, ветки ломают, кроме вреда, никакой пользы не приносят. Ну, садись, что ли, гостем будешь. — Дедушка подвинулся, и я сел рядом с ним на скамейку.

— Вот осенью прошлой один, вроде тебя, тоже всякое говорил: и "наш пионерский отряд", и "мы будем рады", и все такое прочее. А когда я отлучился, чтобы самоварчик поставить, чайком гостя дорогого попотчевать, он, такой-сякой гость дорогой, в это время яблоню — самую мою любимую — вчистую обобрал. И был таков.

Я сразу сообразил, что дедушка на Мишку жаловался. Ага! Так вот где собака зарыта! Вот почему Мишка так обо мне заботился! Ну, погоди, подумал я. Ты свое получишь — и за меня, и за дедушку.

Я весело улыбнулся старику.

— Я никогда и ни к кому в сады не лазил.

— Правда? — ухмыльнулся дед. — Это хорошо. Ты ко мне не лазай, потому что я тебе от души целую корзину преподнесу. — Старик наклонился к самому моему уху. — И какой это ты парень, что ни разу в чужие сады не лазил?

Дед подмигнул. Он мне стал нравиться.

— Так, значит, хотите услышать, каким я был в гражданскую войну?

— Очень хотим, — сказал я. — Как вы на конях неслись и беляков на всем скаку рубали? — Я начал размахивать руками, показывая, как рубают беляков.

— В пехоте я был, парень. Вернее, в артиллерии. А входила наша артиллерия в Чапаевскую дивизию. — Седые щеточки бровей гордо топорщились над ставшими вдруг молодыми глазами.

Я даже ахнул.

— Вы видели Чапаева?

Старик негодующе фыркнул.

— Василия Иваныча? Почти каждый день видел — и в бою видел, тяжелом, горячем, и за столом с ним сидел, и как поет слышал.

Уже поздно вечером, попив чаю с медом, я ушел от хлебосольного Афанасия Михайловича. Старик вышел на крыльцо проводить. И я наконец решился.

— А где ваша собака, Афанасий Михайлович?

Старик задумчиво покрутил свои пышные брови, как некоторые крутят усы.

— Нет у меня собаки. А без собаки на охоте, сам понимаешь, как без ружья. Друзья обещают добыть породистого щенка…

Ночью мне снилось, как летят бесшумно на конях всадники. А впереди всех — сам Чапаев, а рядом — Афанасий Михайлович. Только он очень молодой. А брови еще черные, смоляные, и на меня похож!

А всадники все ближе. Но это же я рядом с Чапаевым! Ура!

Утром в школе меня окружили ребята.

— Ну, как?

— Отличный старик, — сказал я. — И совсем не вредный. Сегодня после уроков он придет к нам. Готовьтесь к встрече.

— Молодец, Валерий, — пожал мне руку Витька Мелюх, — отлично справился с поручением. А в 6 "А" говорили, что ты разгильдяй.

Я махнул рукой. Что обо мне хорошего могут сказать в моем бывшем классе? Ничего, конечно.

Мишка Зайцев старался не попадаться мне на глаза, а как только звенел звонок, тихонько исчезал из класса первым.

Но после четвертого урока я его все-таки настиг в коридоре и прижал к стенке.

— Надо тебе что-то предпринять, Мишка, — сказал я озабоченно.

— А что такое? — струхнул Мишка.

— Старик знает, что ты в нашем классе учишься. Я, говорит, с ним расправлюсь, с этим ворюгой.

— А что мне делать?

— Уйти с последнего урока, другого выхода нет.

— Хорошо, — сказал Мишка. — Уйду.

И он убежал с последнего урока, за что ему потом хорошо нагорело.

Я не люблю, когда меня хотят обдурить. Я сам, кого хочешь, обдурить могу. Вот так.

ГАЛКА ВЫРАБАТЫВАЕТ ХАРАКТЕР

Афанасий Михайлович пришел к нам в гости, как и обещал, и наговорил столько интересного, что ребята были в восторге. А потом мы стали ходить к нему по очереди, помогали по хозяйству. Меня он встречал как старого друга: "Спасибо тебе, Валерий, с такими хорошими ребятами познакомил".

После того как мой теперешний класс взял шефство над чапаевцем, мы сразу же обошли мой бывший класс и уверенно метили на первое место в школе.

Мои бывшие одноклассники негодовали. Ленька Александров грозился поколотить меня. А добрейшая Светка Никитина сказала, что такой подлости она от меня не ожидала.

Вот чепуха получается, недоумевал я. Сами из кожи вон лезли, чтобы меня исправить и переделать, а тут, когда я перековался, на меня же и набросились.

Только Галку Новожилову это совсем не интересовало. Каждую переменку она бежала в раздевалку и рылась в карманах своего алого пальто, искала новое письмо и не находила. Потому что я не знал, о чем ей писать.

По-прежнему, хотя я и был уже в другом классе, ко мне приходила Ира. Она открывала дверь и обыкновенно спрашивала:

— Как твоя глаукома?

— Немножко колет, — охал я.

— Может, вызвать "скорую"? — На Ириных губах появлялась улыбка.

— Да нет, не стоит, — подумав, говорил я.

И мы хохотали, открывали учебники и начинали заниматься.

Ира очень много знала. Иногда мне казалось, что она знает столько, сколько наши учителя.

Ира рассказывала мне о великих ученых, о том, как они совершали свои открытия и как, не страшась смерти, работали и работали. А некоторые знали, что скоро умрут, знали, что смертельно больны, и все равно сидели днем и ночью в лабораториях.

Моим любимым ученым стал Альберт Эйнштейн. Может потому, что он был еще и веселым человеком. Какие он сделал открытия, Ира объяснить не сумела, но сказала: "Эйнштейн — величайший физик XX века".

Но самым удивительным было то, что я исправил свои двойки. Одна за другой я разделался с ними. И было это не очень трудно. Конечно, Ира на меня крепко наседала. Но все-таки это я исправил двойки, а не она.

Но сегодня у меня был вид человека, потерявшего лотерейный билет, который выиграл "Волгу". Говоря попросту, я был не в своей тарелке.

— Ты очень невнимателен, — сказала Ира. — Так нельзя учить уроки.

— Послушай, — перебил я Иру, — если девчонка влюбилась в мальчишку, а он нет, то что делать?

Ирино лицо густо покраснело. Под моим взглядом она опустила голову.

— Не знаю, — тихо сказала она.

— У тебя нет опыта? — спросил я.

— У меня нет опыта, — так же тихо ответила Ира.

Я начал расхаживать по комнате. Мне всегда легче думалось, когда я двигался, размахивал руками, даже разговаривал сам с собой.

— Я пойду. — Ира встала и сложила книжки. — Все равно сегодня не позанимаемся.

— До свидания, — сказал я, и Ира ушла.

Что же придумать? Я повалился на тахту. Если Ира, которая знает все на свете, этого не знает, то что делать?

Больше я не мог морочить голову Галке. Мне иногда становилось ее жалко. Сперва я хотел ей отомстить, а тут заварилась такая каша, — как ее одному расхлебать?

Наконец я решился. Я взял ручку и сочинил новое письмо. Оно было самым коротким и самым энергичным.