По направлению к психологии бытия - - Страница 40

Это очень деликатный вопрос — полагание пределов человеческих притязаний. Объектами моих исследований по большей части были взрослые люди, которые, так сказать, "достигли успехов". У меня почти нет информации о неудачниках, о тех, кто сошел с дистанции. На основании изучения победителей Олимпийских игр можно сделать вполне логичный вывод, что в принципе любое человеческое существо способно бегать так же быстро, прыгать так же высоко или поднимать такой же вес. Но эта реальная возможность ничего не говорит нам о статистике, вероятностях и способностях. То же самое можно сказать и о самоосуществляющихся людях, что справедливо отмечала Ш.Бюлер.

Более того, осторожности ради мы должны отметить, что тенденция развития в направлении полноценности и здоровья не является единственной тенденцией человеческого существа. Как читатель уже знает из главы 4, в том же самом человеке мы можем также обнаружить стремление к смерти, страх, склонность к уходу в глухую защиту и к регрессу и т. п.

И все же, сколь ни малочисленны полноценно развитые, вполне зрелые, и совершенно здоровые индивиды, от них мы можем узнать очень много об истинных ценностях. Не меньше информации мы получаем и при изучении пиковых переживаний среднего человека, когда он на мгновение достигает самоактуализации. Это объясняется тем, что любой человек в момент пикового переживания становится наиболее полноценным, как с эмпирической, так и с теоретической точки зрения, уподобляясь, тем самым, высокоразвитым людям. Например, эти люди сохраняют и развивают все свои человеческие качества, в особенности те, которые для человеческого существа являются определяющими и отличают его, скажем, от обезьяны. (Это соответствует аксиологическому подходу Гартмана (59) к той же проблеме определения «хорошего» человеческого существа как обладающего наибольшим количеством черт, представляющих собой основу концепции "человеческого существа".) С эволюционной точки зрения, такое существо наиболее полноценно, поскольку оно не застряло в незрелости или на низком уровне развития. В этом не больше неопределенности, априорности или неоднозначности, чем в отборе зоологом определенной бабочки в качестве наилучшего экземпляра своего вида или в отборе врачом наиболее физически здоровых молодых людей. Они оба ищут "идеальный или зрелый или великолепный экземпляр" в качестве примера. То же самое делаю и я. И ту, и другую процедуру можно, в принципе, повторять снова и снова.

Полноценность человека можно определять не только степенью соответствия его концепции этой «полноценности», то есть соответствия нормам вида. По данным начатых нами в последнее время исследований и по бесчисленным клиническим данным мы теперь можем составить себе представление о характеристиках как полностью развитого человеческого существа, так и хорошо развивающегося человеческого существа. Эти характеристики отличаются не только объективностью; субъективно они также вполне ощутимы — придают силы, приносят удовлетворение и доставляют радость.

К числу поддающихся объективному описанию и измерению характеристик здорового представителя рода человеческого относятся:

— Более ясное, более эффективное восприятие реальности.

— Большая открытость переживаниям.

— Большая цельность, целостность и единство личности.

— Большая спонтанность и экспрессивность: идеальное функционирование; жизнеспособность.

— Подлинное Я: полная самобытность; самостоятельность и неповторимость.

— Более высокая степень объективности, отстраненности, умения подняться на своим «я».

— Новое обретение творческого подхода.

— Умение соединять конкретику с абстракциями.

— Демократизм в структуре характера.

— Способность любить и т. п.

Все это необходимо подтвердить исследованиями, но нет никаких сомнений в том, что такие исследования вполне осуществимы.

Кроме того, имеются и субъективные признаки или свидетельства самоактуализации или активного движения в этом направлении. Это переживания радости жизни, счастья или эйфории, спокойствия, невозмутимости, ответственности, уверенности в своей способности справиться со стрессом, беспокойством и проблемами. Субъективными признаками измены самому себе, застоя, регресса, жизни исключительно из страха перед смертью, а не во имя развития, являются такие переживания, как тревога, отчаяние, скука, неумение радоваться жизни, вечное чувство вины и стыда, бесцельность, переживание пустоты, отсутствие самостоятельности и т. д. Эти субъективные реакции тоже могут стать предметом научного исследования. Мы владеем клинической техникой их изучения.

Я утверждаю, что свободный выбор таких осуществивших себя людей (в тех ситуациях, когда реально есть из чего выбирать) может описательно изучаться как естественная система ценностей, ничего общего не имеющая с предубеждениями исследователя, то есть «научная». Я не говорю: "Они должны выбрать это или то". Я говорю всего лишь следующее: "Замечено, что здоровые люди, которым предоставлена свобода выбора, выбирают это или то". Это все равно, что спросить: "Каковы ценности лучших человеческих существ?", вместо того, чтобы спрашивать: "Какими должны быть их ценности?" (Сравните это с убеждением Аристотеля, что "вещи, которые ценны и приятны для хорошего человека, на самом деле являются ценными и приятными".)

Более того, я полагаю, что результаты этих исследований можно применить к большинству человеческих существ, поскольку мне (и не только мне одному) кажется, что большинство людей (возможно, что и все люди) тянется к самоактуализации (об этом убедительно говорит опыт психотерапии, особенно той, что проникает в глубины человеческой природы) и что, по крайней мере в принципе, большинство людей способны на самоактуализацию.

Если самые разные ныне существующие религии могут считаться выражением человеческих устремлений, то есть выражением того, чем люди хотели бы стать, если бы только могли, то мы можем усмотреть в этом подтверждение того предположения, что все люди стремятся к самоактуализации или склоняются к ней. Действительно наше описание реальных характеристик самоосуществляющихся людей во многом совпадает с идеалами, к которым зовут религии, например, к умению подняться над своим «я», к соединению истины, добра и красоты, к альтруизму, к мудрости, честности и естественности, к умению подняться над эгоистичной мотивацией, к отказу от «низких» желаний в пользу желаний «возвышенных», к доброжелательности и доброте, к различению цели (спокойствие, невозмутимость, умиротворенность) и средства (деньги, власть, престиж), к преодолению враждебности, жестокости и деструктивности (хотя при этом вполне могут развиваться решительность, праведный гнев и справедливое возмущение, самоутверждение и т. п.)

Все эксперименты со свободным выбором, развитие теории динамической мотивации и исследования в области психотерапии позволяют сделать один, весьма революционный вывод, а именно: наши самые глубокие потребности сами по себе не являются ни опасными, ни греховными, ни «злыми». В результате открывается перспектива ликвидировать возникший внутри человека раскол между аполлоническим и дионисийским началом, между классическим и романтическим, научным и поэтическим, между разумом и импульсом, работой и игрой, вербальным и довербальным, зрелостью и «детством», мужским и женским, между развитием и регрессом.

Основным социальным аналогом этих перемен в нашей философии человеческой природы является быстро усиливающаяся тенденция воспринимать цивилизацию как инструмент удовлетворения потребностей, а также контроля и "приведения в чувство" Сейчас мы можем исправить ту практически всеобщую ошибку, что интересы индивида и общества неизбежно являются взаимоисключающими и антагонистическими, или что цивилизация — это прежде всего механизм управления человеческими инстинктивными импульсами (93). Новое определение основной функции здоровой цивилизации как поощрения всеобщей самоактуализации сводит на нет все эти древние аксиомы.