Гордая принцесса - Картленд Барбара - Страница 25

Ее потянуло к комнате Юлиуша: ведь вчерашнее спасение Добруджи стало возможным именно благодаря ее брату. Если бы Юлиуш не решился выбраться из дворца вопреки воле короля, если бы она тогда не помогла ему, сейчас бы на город обрушились русские снаряды.

Илона представила себе, с каким восторгом Юлиуш сам принял бы участие в разгроме врага, но судьба распорядилась, чтобы это совершил князь, причем без кровопролития.

Остановившись в коридоре, она обнаружила, что стоит перед своей детской, в которой жила до того самого дня, пока они с матерью не покинули дворец.

Она вошла и увидела, что там ничего не изменилось. То же большое кресло возле изразцовой печи, в котором она сидела с матерью и слушала волшебные сказки. Тот же конь-качалка, любимая игрушка, пока ей не разрешили кататься на настоящем, живом пони. Тот же кукольный домик, сделанный специально для нее искусными резчиками по дереву и напоминающий их дворец. А вот и крепость, подаренная Юлиушу, когда он был маленьким мальчиком, тоже вырезанная из дерева добруджанскими мастерами.

Илона прошла по комнате и прикоснулась к кукольному домику. Рядом с ним стоял расписной сундук, куда она каждый вечер складывала игрушки перед сном.

Открыв сундук, она увидела сверху свою первую куклу, самую любимую из всех игрушек. У нее были светлые волосы и голубые глаза. Мать проводила часы за шитьем прекрасных, расшитых кружевом нарядов, в которые Илона наряжала свою любимицу.

Она взяла куклу и вскрикнула от огорчения: на маленьком розово-белом носике виднелась большая трещина, а на розовой щечке недоставало кусочка фарфора.

Разбита!

Это окончательно переполнило чашу горя, копившегося в ее душе с самого утра. Разбитое лицо куклы словно показало ей, что ее жизнь тоже разбита!

Она прижала куклу к груди и заплакала. Сначала слезы медленно текли по ее щекам, как снег, начинающий таять в горах, а потом полились ручьем!

Казалось, с ними выливаются все горе, одиночество и страдания, которые она испытала за короткое время своего замужества. Она опустилась на пол и, продолжая прижимать к себе куклу, склонила голову и зарыдала так, что все ее тело содрогалось. Она не слышала, как открылась дверь и чей-то голос произнес:

– Я искал вас…

Илона не подняла головы. Меньше всего ее заботило, видит ли сейчас ее кто-нибудь. У нее не осталось гордости. Только чувство бесконечного отчаяния владело ею.

– Что случилось? Почему вы плачете? – спросил князь. Не дождавшись ответа, он настойчиво произнес: – Что вас расстроило? Я и представить не мог, что вы можете плакать!

Она наконец осознала, что князь разговаривает именно с ней, и поняла, что должна ему ответить.

– Я ничего не могу… с этим поделать, – рыдая, говорила она. – Мне так одиноко, так грустно… Вы меня ненавидите… мне хочется только умереть!

– Ненавижу вас? – странным голосом переспросил князь.

Он наклонился и поднял ее. Илона не сопротивлялась. До нее едва доходило, что он рядом с ней. Темное облако печали настолько поглотило ее, что она еще не до конца понимала происходящее.

– У вас… есть все! – продолжала она рыдать. – Люди любят вас… И у вас есть… цыганка… Она приходила сюда… к вам. А я одна. Никому… не нужна… У меня даже… нет ребенка… которого я могла бы любить.

– Моя глупенькая принцесса, – низким, ласковым голосом произнес князь.

Он взял ее на руки и сел в кресло. Близость к нему пробудила в Илоне легкий трепет, но слезы все еще продолжали душить ее, но теперь она рыдала у него на плече.

– Как мы ошиблись друг в друге, – тихо сказал он. – Перестаньте плакать, дорогая, я попытаюсь все вам объяснить!

Илона подняла лицо. По ее щекам все еще текли слезы, но она глядела прямо ему в глаза.

– Как вы… назвали меня? – прошептала она.

– Я назвал вас «дорогая»! Вы дороги мне с тех пор, как я впервые увидел вас!

– Не может быть!

Князь прижал ее к себе и стал целовать ее мокрые глаза, слезы на щеках и наконец губы.

При каждом его поцелуе словно молнии пронзали Илону. Огонь, охвативший ее, когда она смотрела, как он танцевал с цыганкой, вновь запылал в ней тысячей мерцающих огоньков, обжигавших ее от кончиков ног до губ, которыми завладел князь.

Не этого ли ощущения она так ждала? Не его ли ей так не хватало все эти дни, когда она уже отчаялась испытать вновь это сладостное чувство?

Его поцелуи были нежны, но с каждым мгновением становились все более страстными. Когда наконец он поднял голову и взглянул на нее, ее глаза сияли, как звезды.

– Я думала, вы… ненавидите меня, – чуть хрипловато произнесла Илона, и в голосе ее затеплилась радость.

– Я люблю вас!

– Но… вы были так холодны, так жестоки… – прошептала она. – Приходили в мою комнату и даже не глядели на меня!

Князь крепче притянул ее к себе.

– Если бы я позволил себе смотреть на тебя, я не удержался бы и овладел тобой! Но я же думал, что твой отец говорил правду, и ты ненавидишь меня!

– Как ты мог так подумать?

– Ты держалась во время нашего бракосочетания так отстраненно, так натянуто! Откуда я мог знать, что виной всему побои этого дьявола!

Илона смущенно потупила глаза:

– Кто тебе сказал?

– Какое это имеет значение? Я глубоко сожалею, моя бесценная, что у нас с самого начала появились друг от друга тайны!

– Я думала… ты презираешь меня… когда впервые поцеловал!

– А я решил, что ты самая красивая женщина на свете! Но когда ты не ответила на мой поцелуй, я подумал, что ты холодна и равнодушна! – Илона молчала, и, повернув ее лицо к себе, он проговорил: – Только вчера я понял, что ты слишком неопытна!

Илона покраснела, а князь мягко спросил:

– Сколько мужчин целовали тебя до меня?

– Только… ты…

Князь издал торжествующий возглас и снова прикоснулся к ее губам. Когда она страстно прильнула к нему, стены закружились в безумной пляске.

– Значит, я первый и последний! – срывающимся голосом проговорил он. – Я очень ревнив, дорогая, и готов убить всякого, кто хотя бы посмотрит на тебя!

– Ты ревнив? – недоверчиво спросила Илона. – Но я… – Она замолчала.

– Договаривай же!

– Я так ревновала… когда ты танцевал с цыганкой. Я была уверена, что она твоя… любовница!

– Я и хотел, чтобы ты ревновала, потому и пригласил цыган. Мне хотелось увидеть, растопит ли их музыка твой ледяной панцирь. Честно говоря, я уже начинал думать, что в твоих жилах застыл лед!

Илона вспомнила ту испепеляющую ревность, которую испытывала к Маше.

– Я любила тебя так сильно, что мне хотелось… убить цыганку!

– Если бы я знал!

– Ты так и не пришел в тот вечер!

– Я не поверил себе! Но Маша мне не любовница, драгоценная моя. Она жена барона и счастлива с ним. Ее муж, безусловно, зарезал бы меня, заведи я роман с его женой!

– О… как я рада! Я не могла спать, думала о тебе!

– А я не мог спать из-за того, что хотел тебя, мое сердце! Но, увидев, как ты уходишь с цыганской пирушки, подумал, что не сумел заставить твое сердце биться чаще, а глаза загореться ярче.

– Если бы я догадалась о твоих чувствах!

– Но как ты могла быть такой гордой, такой бесстрастной и такой прекрасной?

– Мама учила меня всегда сдерживать свои чувства, – просто ответила Илона.

– Со мной больше никогда не делай этого, моя прелесть!

Он снова стал целовать ее, прикасаясь губами к ее мягкой коже. Целовал ее белую шею, пробуждая тлевший в ней огонь, пока ее дыхание не стало частым и прерывистым.

– Моя драгоценная! Сердечко мое! Моя мечта сбылась! Мне предстоит многому научить тебя! – шептал князь, касаясь губами розовых мочек ее ушей. – Он ощутил ее трепет. – Я возбуждаю тебя?

– Конечно!

– Что же ты чувствуешь? Скажи! Илона спрятала лицо у него на шее:

– Во мне… все кипит!

– А что еще?

– Во мне мерцают… маленькие огоньки!

– Я заставлю их разгореться до яркого пламени!

Они продолжали ласкать друг друга.