Дважды венчанные - Картленд Барбара - Страница 2

Но вместо того чтобы отвести его в зал, где было разложено серебро, слуги препроводили его в библиотеку.

Там у камина сидел, углубившись в книгу, маркиз.

Сказать, что он произвел на сэра Хьюберта впечатление, значит не сказать ничего.

Хьюберт Брайан понял — перед ним человек, которому он хотел бы подражать во всем.

Человек этот представлял собою нечто столь же ценное и уникальное, как и любой предмет из его коллекции, которую он намеревался продать.

Но и маркизу понравился сэр Хьюберт, и они беседовали на равных. Конечно же, маркиз немало слышал о своем госте.

При этом он восхищался и тем, как сэр Хьюберт блестяще реализовал свои выдающиеся способности, поднимаясь на вершину социальной лестницы, и тем, что он способствовал процветанию Ливерпуля, и тем, что суда под флагом его флотилии были известны всей стране.

Джентльмены проговорили почти два часа.

А когда расстались, оба уже знали, что каким-то непостижимым образом в жизни того и другого перевернута новая страница.

Аукцион был отменен.

Хьюберт Брайан скупил все выставленное на продажу.

Однако себе он оставил лишь серебро, все же остальное вернулось к маркизу.

— Все это корнями проросло здесь, — сказал он, окидывая взглядом дворец, — и вы не можете лишать того, кто унаследует этот великолепный дом, принадлежащих ему сокровищ. Дворец должен вновь стать таким же великолепным, каким он был в самом начале.

Маркиз был глубоко тронут словами сэра Хьюберта.

Более того — он понял, что для такого человека, как Хьюберт Брайан подобный шаг является не просто стремлением к благотворительности — скорее желанием сделать что-либо для следующих поколений.

Таким образом, сэр Хьюберт нашел для себя новый интерес в жизни, помимо увеличения собственных капиталов. Он проследил за судьбой картин, ранее проданных маркизом, и выкупил их у новых хозяев.

Маркиз, к сожалению, успел продать и часть резной, с позолотой мебели эпохи правления Карла Второго.

На поиски ее нового местонахождения ушло шесть месяцев, прежде чем удалось вернуть ее обратно.

Сэру Хьюберту не меньше, нежели самому маркизу, доставляло удовольствие наблюдать, как подобно розе вновь расцветает дом.

Все возвращалось на свои законные места.

Сэр Хьюберт познакомился и с наследником маркиза — сыном его единственной сестры, которая вышла замуж за графа Лэнбоурна и жила на юге страны.

Они часто виделись, бывая в Лондоне, и маркиз испытал ужасное потрясение, когда карета, в которой ехали супруги Лэнбоурны, перевернулась и оба погибли.

Единственный ребенок Лэнбоурнов был крещен Эдуардом, но все звали его просто Гарри.

Маркиз решил, что юноша, которому тогда едва исполнилось семнадцать, должен жить с ним и в Ливерпуле, и в Лондоне.

Когда он сказал об этом сэру Хьюберту, тот воскликнул:

— Превосходно — вот все, что я могу ответить! Он счастливейший молодой человек! Ведь ваше родовое поместье уже слывет одним из красивейших уголков графства, а к тому времени как мы завершим работу, ему не будет равных во всей Англии.

Маркиз рассмеялся.

— Я только надеюсь, что Гарри оценит наши хлопоты и заботу о нем.

— Уверен — оценит, — заявил сэр Хьюберт, — так же, как Тереза приходит в восторг при виде моих новых приобретений для ее дома. Совсем как ее мать…

Он помолчал немного и, словно спохватившись, промолвил:

— Чуть было не забыл — хочется знать ваше мнение о картине, которую я намерен повесить над камином в гостиной на Беркли-сквер.

— Вам удалось найти картину, которая впишется в этот интерьер? — заинтересовался маркиз.

— Думаю, да, — кивнул сэр Хьюберт. — Однако, когда речь заходит о картинах, я всегда, как вы знаете, склоняю голову перед вашим суждением.

Маркиз улыбнулся.

Ему доставляло удовольствие слышать подобные комплименты от друга, который действительно высоко ценил его мнение.

Чем лучше маркиз узнавал сэра Хьюберта, тем больше восхищался его способностью скрупулезно вникать во все за что бы ни взялся.

Его яркий ум проявлялся не только в финансовых вопросах.

По мнению маркиза, он обладал не меньшим интеллектом, чем большинство государственных мужей, входивших в правительство.

К тому же он не считал для себя зазорным учиться и без всякого уничижения перенимать у маркиза многое из того, что отличало истинного джентльмена в подлинном значении этого слова.

— Давайте посмотрим картину сегодня во второй половине дня, тем более что у нас уже была назначена встреча на сегодняшнее утро!

— Да, вы правы, — кивнул сэр Хьюберт. — Через полчаса все начнут собираться, но я хотел бы поговорить с вами наедине.

Маркиз вопросительно взглянул на него.

— Возможно, я опоздал, — продолжал сэр Хьюберт, — но тем не менее я здесь, чтобы…

К удивлению маркиза, его друг явно волновался.

Это было так не похоже на сэра Хьюберта, что невольно заставляло думать о каких-то неприятностях.

Маркиз уже готов был спросить, не стряслась ли какая беда в Ливерпуле, а может, произошла авария с одним из судов, представлявших теперь и его интересы, когда сэр Хьюберт выдавил из себя:

— Мне нужно поговорить с вами о Гарри.

— О Гарри? — Маркиз вскрикнул от неожиданности.

Гарри недавно возвратился с войны, где ему довелось участвовать под командованием Веллингтона в битве при Ватерлоо.

Ему было всего лишь двадцать, когда он во Франции поступил на службу к великому полководцу.

Вскоре после Ватерлоо война завершилась, и Гарри оставили служить в оккупационных войсках, где он пробыл почти два года.

Возвратившись в Лондон, юноша принялся наверстывать упущенное и предаваться радостям жизни, которых был лишен все эти годы.

В отличие от многих своих друзей, поступивших в Оксфорд, он остался на военной службе.

Он был чрезвычайно хорош собой, а благодаря деньгам, унаследованным от отца, и весьма щедрому содержанию, назначенному ему маркизом, мог позволить себе великолепно одеваться и иметь отличный выезд.

Все это способствовало тому, что его имя постоянно включалось в списки приглашенных в самые знаменитые дома столицы.

Маркиз прекрасно понимал — его племянника многие рассматривали как выгодную партию для своих дочерей.

Однако Гарри выбрал для себя иное направление — он предпочитал проводить время с теми очаровательными, экстравагантными замужними дамами, которые тайком изменяли своим мужьям. Или с неотразимыми распутницами, коими изобиловал Лондон.

— Мальчик должен перебеситься в молодости, — часто оправдывал его перед сэром Хьюбертом маркиз, когда к нему приходили ошеломительные счета.

Смеялся он и над проказами Гарри в молодежной компании Уайт Клаб.

Знатные вдовушки могли сколько угодно воротить нос, однако маркиз проявлял понимание в этом вопросе.

По истинную радость он испытывал от того, что Гарри был очень спортивным молодым человеком, превосходным наездником и неизменным победителем в скачках с препятствиями или на бегах, в которых принимал участие.

Маркиз был в восторге, так как благодаря сэру Хьюберту мог держать самых лучших беговых лошадей в конюшнях Стоук Пэлэс, а также лошадей для выезда; содержались они в помещении, достроенном позади его лондонского дома, который находился, как и дом сэра Хьюберта, на Беркли-сквер.

Еще до знакомства с сэром Хьюбертом, будучи в отчаянном положении, маркиз продал свой дом.

Но его друг настоял на выкупе этой недвижимости у новых владельцев, и теперь дом по-прежнему стал называться Волстоук-Хаусом.

Там-то и жил Гарри и, казалось, всегда бывал очень рад дяде, когда тот приезжал с севера в Лондон.

Маркиз прибыл три дня назад. И вечером, в день приезда, и на следующий день Гарри ссылался на ранее назначенные встречи, которые никак не мог отменить.

— Желаю тебе хорошо провести время, мой мальчик, — ответил ему маркиз. — Я тоже был молод и ни разу в жизни не пожалел о развлечениях той поры.