Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Март Михаил - Страница 4

Недолго смотрины длились, через два месяца Богдан переселился к старику. Не мог он больше противиться, видать, судьба.

На Колыму пришла весна. Первая травка пробивалась сквозь каменистую почву, последние льдинки плавали в проливе. Леденящий ветер спрятал свои когти, начался активный лов рыбы.

На рассвете прибежал мичман Поликарпов, ворвался, словно тайфун в ясную погоду. Богдан уже не спал. Приподнявшись, он прижал палец к губам:

— Тихо, браток.

Он не хотел будить Лю. Девушка лежала рядом, ее длинные черные, отливающие синевой шикарные волосы веером рассыпались на оленьей шкуре, прикрывая нежное личико. Зачем же прерывать ее сладостные сны мрачными буднями. Если к тебе мчится боцман на всех парусах, хорошего не жди.

— Катер подходит к берегу. Сам Сорокин пожаловал. А то и не один.

— Не паникуй, Захар, за нами долгов нет.

Богдан осторожно встал, быстро оделся, и они направились к причалу. Лю подняла свою очаровательную головку и посмотрела им вслед. Ее охватило неприятное предчувствие, она оделась и побежала следом.

С катера на пристань сошла делегация в лице самого генерала Белограя, подполковника Сорокина, старшего лейтенанта Масохи и вечной тени генерала — майора Мустафина. Командир катера Крупенков со своим матросом Хабибуллиным начали сгружать на берег тюки. Команда выстроилась вдоль пирса. Все крепкие, здоровые, откормленные. Выправка морская — одежда зековская. Генерал осмотрел строй. По лицу никто не умел прочитать настроение великого повелителя Колымы, каменная маска не менялась годами.

— Сколько их? — хрипло спросил генерал.

— Тридцать три богатыря, как в сказке, Василий Кузьмич.

— Выглядят браво. Командира ко мне.

— Капитан-лейтенант Кравченко, к генералу! — крикнул Сорокин.

Богдан чеканным шагом подошел к Белограю и вытянул руки по швам.

— Почему не козыряешь?

— Я зек, а не военный.

— С сегодняшнего дня вы моряки. Вам привезли форму. Без погон. Справитесь с заданием, верну звания и погоны. Все без исключения получат свободу. С данной минуты в команде вводится морской устав, дисциплина и обращение в соответствии с уставом. А кто забыл, тому напомним.

— Мет нужды, граж… товарищ генерал. Мякину жевать будем, но флотскую амбицию сохраним.

— Я тебя помню, каплей. Сдержал слово?

— Корабль к походу готов. Поднимай вымпела, гюйс, флаг — и в морг.

— Не сомневался в тебе, моряк. Готовность номер один. Выход в море по тревоге в любой день. Вопросы есть?

— Так точно. В команде тридцать офицеров и три мичмана. Некомплект. Личный состав сторожевого корабля — сто семь человек. С учетом боевого опыта и потерь в боях готов идти с минимальным составом, без смены вахты.

— Сколько еще нужно?

— Дюжину матросов. Генерал повернулся к Сорокину.

— Из-под земли достань. Завтра доложишь.

Ответа от подполковника не ждали. Команда получена — выполняй.

— Нет радиста. Радиоузел не отлажен.

— Радиста я пришлю своего. Представь мне комсостав, каплей. Богдан повернулся к строю.

— Старший помощник лейтенант Лабезников. Коренастый мужичок лет сорока в ватнике вышел из строя.

— Он служил на «Восходе», и это его родной корабль. Службу знает.

— Кто следующий?

Белограй начал подходить к каждому, пристально разглядывая моряков, словно картины в галерее.

— Штурман Мангушев.

Следующий вышел из строя. Немолодой, жилистый, с дерзким взглядом.

— Тебе привезли карты. Проложишь тропку аж до Берингова пролива. Справишься?

— Места знакомые, товарищ генерал. Водил караван в конвое по северному пути от Архангельска до Петропавловска.

— Боцман Поликарпов, — выкрикнул Кравченко.

— С этим я знаком. Тоже с «Восхода»?

— Так точно.

— Старший моторист-механик Курносов.

— И этого знаю. Хватит, вид у всех молодецкий. Поход несложный. Пойдем под флагом Дальстроя, но с военными кораблями ТОФ нам лучше не встречаться. Наш корабль не числится на вооружении Военно-морских сил СССР, могут принять за врага и уничтожить. Отвечать мы не можем, своих топить не имеем права, наше дело ускользать. Помните, вы все еще заключенные, за вас отвечаю только я. Сделаю все, что в моих силах, но флот мне не подчиняется и отдавать приказы кораблям я не могу. То, что делаю, делаю во спасение. Уповаю на удачу и ваше умение. Разбомбят, уйду на дно вместе с вами. Наша цель — спасти жизнь нескольким ученым, иначе их ждет смерть в лагерях. Их имена известны всему миру. Попытаемся спасти, кого можем. О нас никто не вспомнит, а по их учебникам будут получать знания следующие поколения. Я все сказал.

Белограй повернулся к командиру:

— Распустить команду.

— Отряд! Разойдись.

Зеки начали разбредаться.

— Разрешите обратиться, товарищ генерал?

— Валяй, Кравченко.

— Куда же мы их? Власть везде одна.

— Их ждут в Гарварде, Оксфорде, Кембридже. Слыхал?

— Не приходилось.

— Наука развивается для людей, для всего мира, а не для одной единственной страны. Ученым нужны условия для работы, их им предоставят. А я же ничего, кроме кирки и лопаты, дать не могу.

— Американские ученые сделали урановую бомбу.

— Наши тоже сделали. И будут делать еще, без тех, кто в это время гонял тачки по шахтам. Не все ученые занимаются бомбами, Богдан Максимыч.

Белограй направился к катеру, свита последовала за ним. Опустив голову, Кравченко в задумчивости побрел домой.

Лю сидела на возвышенности, с которой хорошо просматривался пирс.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебя жду, я всегда буду тебя ждать.

— Задурманил я тебе голову, малыш. Уходим в море.

— Надолго?

— Когда пускают в воздух ракету, она взвивается высоко и светит очень ярко. Это ее предназначение — предупредить, дать сигнал, осветить участок или отпраздновать победу. Но никто не ждет ее возвращения. Она сгорает, и ветер разносит пепел. У моего корабля не будет своего берега, его никто не ждет и он никому не нужен.

У девушки на глазах появились слезы. Богдан обнял ее, погладил по длинным атласным волосам.

3.

После трехнедельного отсутствия генерал редко бывал дома. Приходил поздно, усталый, и ложился спать. Наконец он устроил себе выходной и, как всегда, пригласил на обед своего любимого собеседника Тагато Тосиро.

— Садись, Тосиро. Давно мы с тобой не общались и не обсуждали международных дел.

Перед японцем стояла плошка с рисом и отварная рыба. Белограй предпочитал щи и картошку с груздями, не забывая, разумеется, о самогонке собственного изобретения.

Тагато Тосиро, военнопленный солдат, он же генерал Тохиро Моцумото, о чем знал только Белограй, пил из рюмочки, а хозяин предпочитал другую посуду — хрустальные фужеры. Тосиро выпил и ждал, он не привык задавать вопросы, его дело отвечать. Генерал сам определял тему для разговора.

— Я ездил на встречу с американцами, Тосиро. Они не произвели должного впечатления, приняли меня за трусливого перебежчика. Но я сумел произвести впечатление, в дальнейшем мы, надеюсь, найдем общий язык.

— Ваша жена жива, Кузьмич-сан? — тихо спросил Тосиро.

— Жива. И у меня есть возможность ее увидеть. Мы с тобой квиты. Я тебе устроил встречу с твоим главнокомандующим, ты мне помог наладить связь с американцами, но боюсь, что на этом наш торг не закончен. Среди военнопленных японцев есть настоящие преступники. Вояки в счет не идут, солдат выполнял свой долг, даже если он генерал, как ты. Говоря о преступниках, я имею в виду отряд 741. Они создавали самое страшное оружие. Бактериологическое. Испытания проводили на мирных людях. Шестьдесят тысяч китайцев погибли в концлагере на северо-востоке Китая от их опытов.

— Да. Это позорная страница нашей истории.

— Ты должен поговорить с душегубами. Я дам тебе список ученых, которые разбираются в вопросах, связанных с их разработками. На японцев многие работали: австралийцы, филиппинцы и, возможно, немцы и даже русские.