В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Март Михаил - Страница 64

— Могу это подтвердить! — воскликнул Кострулев. — Я только что выбрался из капкана, трехметровой глубины ямы прикрывают валежником. Можете сами судить, сколько времени мне потребовалось на освобождение. На тропе я наткнулся на разорванного в клочья охотника. Его и оружие не спасло, лес полон хищников. Лично я остаюсь с большинством.

— Версия о близком жилье, выдвинутая Важняком, подтверждается, — шепнул Лебеда на ухо латышу.

— Я это давно понял. Лес для меня открытая книга. Потерпи немного, Герасим Савельич, мы с тобой новый бросок совершим, похлеще прежнего.

— Какие еще есть мнения? — спросила Лиза.

— Мнение может быть только одно, — уверенно произнес Важняк. — Поиск самолета — наш шанс, отказаться от этого, значит, вынести себе повторный приговор, и уже окончательный. Я не думаю, что генерал Белограй послал своего денщика на верную гибель. Я не верю, будто полковник Челданов отдал любимую жену на съедение тиграм. Самолет существует, и он может стать для многих спасением. Но у меня есть вопросы к нашим командирам. Их тоже можно разбить на пункты.

— Ты сказал «для многих». Почему не для всех? — спросил Огонек.

— Потому что в письме говорится: «Для тех, кто выживет». Вероятнее всего, путь нас ждет неблизкий и непростой.

— Если мы идем на север, то та часть Сибири практически не изучена, — добавил Пенжинский.

— На север, — подтвердил Дейкин.

— У вас есть карта?

— Да. Все ее увидят.

— Так какие у вас ко мне вопросы, товарищ старший следователь по особо важным делам? — усмехнулась Лиза.

Журавлев не обратил внимания на ее сарказм.

— Пожалуйста. Пункт первый. Есть точка в тайге, куда упал самолет с ценным государственным грузом. О причинах падения я не спрашиваю. Почему об этой точке никто не знает в Москве, но ее местонахождение известно Белограю?

— Хочет заслужить орден за спасение золотого запаса родины, — засмеялся Огонек.

— Устами младенца глаголет истина, — поддержал его Трюкач.

— Ответ неверный. Для поиска не снаряжают экспедиций, состоящих из зеков, если хотят сделать открытие общим достоянием, заслуживающим ордена. Пункт второй. Генерал должен точно знать, что самолет не сгорел, он нас уверяет, будто золото и ящики целы и невредимы. Даже рация сохранилась.

— Может быть, потому и послал зеков? Нет у генерала полной уверенности, — вступил в разговор Чалый. — С нами послали двух вертухаев, но они остались в самолете.

— С чего вы взяли? Может, они за нами наблюдают, — возразила Лиза.

— В воздухе раскрылось тринадцать куполов. Мы не досчитались только Монаха. Думаю, и он найдется, когда мы разожжем костер. Остальные здесь. Вопрос не в охранниках, они нам не нужны, генерал знал, выбрасывая команду в дикой тайге, что никто из здравомыслящих людей в бега не вдарится. Психологическую подготовку мы прошли в одиночках. Нас хорошо кормили, брили, не нагружали работой, мы стали психически уравновешенными. Заслуга принадлежит не генералу, а Варе. Но это отдельный разговор. Если бы взяли нас с рудников и сразу сбросили в тайгу, мы с вами больше не встретились бы. Пункт следующий. Если самолет сел в заданной точке целым, то зачем нужна экспедиция? Кто-то из экипажа мог выжить, а значит, мог сам вскрыть ящик и включить рацию, запустив шар с антенной.

— Дальнобойный бомбардировщик шел на большой высоте, и выжить было невозможно, — твердо заявил Дейкин. — Что касается взрыва, то он не мог повредить груз. Ящики стальные, несгораемые, обладают высокой прочностью.

— Допустим, — согласился Важняк. — Но как можно утверждать, что все они лежат в одном месте? Если самолет взорвался в воздухе на большой высоте, его осколки разлетелись в радиусе десятков километров. Искать их нет никакого смысла. Тем более конкретный ящик с номером 022. А если самолет не взорвался, почему летчики не дали сигнал SOS?

— Вы делаете интересные выводы, уважаемый следователь, — вступил в разговор Шабанов. — Я кое-что смыслю в самолетах. Сигнал SOS над тайгой бесполезен, если вы находитесь дальше двухсот километров от приемников и радиолокаторов. Думаю, самолет находился намного дальше этого расстояния. Знать, где он приземлится, генерал мог только в одном случае — если в баки лайнера залили определенное количество топлива. Когда оно кончилось, летчики вынуждены были спланировать.

Разумеется, все они погибли, но бронированный бомбардировщик мог уцелеть и даже не развалиться на части. Без керосина он не загорится.

— Спасибо за справку, уважаемый Глеб Васильич. Теперь многое встает на свои места. В таком случае, генерал Белограй подписал себе смертный приговор. Комиссия разберется в причинах падения самолета. Ответственным за его перелет из Магадана в Москву остается Белограй. Не долить топливо в баки специализированной машины со сверхценным грузом — это вредительство. На что он рассчитывал?

— На нас с вами, — уверенно заявил Дейкин. — Когда мы найдем самолет, генерала Белограя уже никто не отыщет. Он выиграл время для себя и спас наши шкуры.

— Хороший ответ, — удовлетворенно кивнул Журавлев.

— Хватит гадать! — прикрикнула Лиза. — Найдем самолет, сами все увидим. Темнеет. Тащите сучья, будем разжигать костер. Капитан, распечатывай багаж, люди голодны, пора начинать нашу земную жизнь.

Команда зашевелилась.

Журавлев не ошибся: как только заполыхал костер, в лагере появился Монах.

— О, ребята, — воскликнул Огонек, — святой отец с небес к нам снизошел. Но почему-то очень смахивает на черта!

— Где вы пропадали, Вершинин? — спросил капитан, открывая банки с тушенкой.

— Блуждал вокруг, пока огонек не заметил. Меня ветром далеко занесло, и я упал в озеро. С трудом выплыл. Сейчас-то уже обсох, но поначалу и впрямь на черта смахивал. Вода тут чистейшая, рыб видно.

— Большое озеро?

— С высоты казалось маленьким, а когда окунулся в купель, морем показалось. Не очень хорошие места здесь, травку будто кисточкой раскрасили, а цветы слишком крупные, да и рано им еще распускаться. Кора на деревьях будто мареная.

— Точно, — подтвердил Лебеда, — все, как на картинках в детской книжке, слишком сочное, неживое какое-то.

— Трудом наших колхозников не загажено, вот и вся тайна, — ухмыльнулся Кистень.

— Вы не правы, уважаемые, — вмешался князь. — Все познается в сравнении. Мы привыкли к колымской природе, где цвета блеклые, скудные. Теперь попали в другой климат.

— Село на берегу стоит, — тихо проговорил Монах.

Все замолкли и уставились на него.

— Домов на сорок, и церквушка есть. У берега лодки стоят. Близко я подходить не стал.

— А людей вы видели? — спросила Лиза.

— Нет. Людей не видел. Далеко. Но домики ухоженные, крыши покрашены в красный цвет, тоже очень яркие.

— Не пора ли, капитан, карабины выдать? — спросил латыш.

— Не помешало бы, — согласился Казимир.

Дейкин глянул на Лизу, та кивнула:

— Ночью устроим дежурство. До утра будем ждать, а с рассветом проверим, что это за село такое.

Ужинали с аппетитом, тихо переговариваясь между собой. Все этим людям было в новинку. Нет колючей проволоки, собак, охранников. Погода слишком теплая, звезд на небе много. Пребывание в одиночках тоже свою роль сыграло, молчать им проще, чем говорить.

— Молчание тоже форма общения, — тихо обронил князь, глядя в свой котелок.

Выданные Дейкиным вещмешки со всем необходимым заменили людям подушки. Так и легли вокруг костра. Хуже всех пришлось Кострулеву: забытый им в яме бушлат заменить было нечем. Но что такое плюс пятнадцать ночью для колымчанина? Жара!

Варя сидела рядом с Шабановым, потом задремала у него на плече. Девушка спала с улыбкой, а он осторожно гладил ее волосы и смотрел на звезды. Как давно он не видел чистого свободного неба! У летчиков свое представление о небесах.

Восстание в Бухенвальде началось восьмого апреля, когда американская канонада гремела в нескольких километрах. Шабанов за очередной побег сидел в бараке смертников и ждал отправки в крематорий. Их освободили свои же узники, разоружившие эсесовцев. Американцы пришли через три дня. Их странное поведение удивило всех. Сначала они забрали у восставших оружие, у всех, кроме русских, они не отдали, а затем заставили военнопленных восстановить колючую ограду, поломанную во время восстания, и только потом начали оказывать медицинскую помощь, при этом падающих от бессилия людей помещали в соответствующие зоны по национальному признаку. Накормить сообразили не сразу, а когда раздали хлеб и тушенку, погубили этим еще немало жизней. Истощенные узники погибали от заворота кишок. Сытым воякам, плохо понимающим, что такое война и концентрационные лагеря, многое казалось непонятным.