Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Март Михаил - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

— Маоки нет. Ныне Холмск.

— Арестован в сентябре 45-го. О переменах на флоте и в географических названиях не информирован.

— Награды?

— Медаль «За отвагу», орден Боевого Красного Знамени, орден Славы третьей степени. Наград и звания лишен.

— Четыре года кайлом машешь?

— Четыре года два месяца тринадцать дней.

— Бесполезный счет, обратного никто не знает. Можешь сесть, моряк.

Генерал указал на скамейку, тянувшуюся вдоль всей стены.

— Охотское море знаешь?

— Три года ходил. Был в Японском и Желтом морях. По Татарскому проливу сквозил десятки раз. За Курилы нос высовывал в открытый океан. Помотало на скорлупке.

— Это хорошо. За что сел?

— Статья сто девяносто третья, части одиннадцатая, двенадцатая, тринадцатая. Военным трибуналом осужден весь офицерский состав корабля к лишению свободы со строгой изоляцией сроком на двадцать пять лет и пять лет «намордника»[6].

— Ты слышал вопрос? За что сел?

— В порту Маока взяли на борт семьдесят пять военнопленных японских милитаристов для доставки их в Советскую гавань. В Татарском проливе нарвались на шальную подводную лодку противника, получили две пробоины. Глубинными бомбами враг был уничтожен. Легли в дрейф. Снесло нас течением к острову Хоккайдо. Корабль нахлебался воды и осел. Пришлось сбросить балласт. Удалось выровняться, мы прошли через пролив Лаперуза и приблизились на выстрел к занятому нашими войсками острову Кунашир. Дал семафор на берег: «Принимайте военнопленных!» Высадил японцев на надувные плоты и встал на якорь. Пробоины залатали в течение четырех часов. Малым ходом дошли до бухты Светлая, где весь состав эсминца был арестован. Матросов и «сундуков» расформировали, офицеров — под трибунал. В дальнейшем выяснилось, на Кунашире шли ожесточенные бои, японцы брали верх. По сути, я доставил десант врагу, нуждающемуся в помощи.

— И не расстреляли?

— Трибунал возглавлял капитан второго ранга Хмельников. Мы с ним во втором эшелоне Южную Корею освобождали. Смилостивился, к стенке ставить не стал.

— Везунок! Я бы тебя в расход пустил. Может, и опять повезет. Механики в твоем отряде есть?

— В моем нет. Сергей Курносое, золотые руки, год назад еще жив был. На семнадцатом прииске горбатился. Его голова И руки помогли остаться нам на плаву.

— Сколько вас осталось на пятом?

— Из тридцати семи человек двенадцать.

— Составь список, временно переведу вас на Докучанский лесоповал.

— За что такие привилегии, гражданин начальник?

— Задачку хочу вам предложить. А сейчас составляй список и сдай его майору. Ступай. Конвой за дверью ждет.

Рослый моряк в коротком протертом бушлате, ватных штанах и лыковых «берендеевых» лаптях выглядел растерянным и смутно себе представлял, что его ждет. Вызов к начальству всегда чреват последствиями. Хорошего не жди, однако и хуже уже некуда. Работа в забое — медленная смерть. Обвал — лучший исход. Бах — и тебя нет. Худший вариант — смерть от цинги, дизентерии, туберкулеза или обморожения. Каждое утро закоченелые трупы стаскивали с нар и на двор выбрасывали. Доски нар тут же в печь шли, а покойников потом за зоной обливали соляркой и тоже сжигали, по-христиански мало кого хоронили. Летом земля оттаивала на десять-пятнадцать сантиметров, не больше. Могилы копать, что каменную породу в забое киркой выбивать. В ущельях, где снег сходил, имелись участки с крестами и сделанными из селедочных банок жестяными табличками с номерами заключенных. Выше, на сопках, кладбищ не встретишь. Повели долговязого морячка в караулку. Шел он и думал, что за список ему предстоит составить. То ли во спасение, то ли гибельный для своих корешей.

Бывший капитан-лейтенант Кравченко оставался оптимистом, потому и выжил. В отличие от большинства, думал о завтрашнем дне. Другой за место у печки завтрашний черпак баланды отдавал, только бы ночью не окочуриться. Восемь килограммов дров на рыло полагалось, и те сам добывай. Сильные и здоровые еще могли собирать сушняк, больных ноги не носили, а их три четверти на барак. Топить приходилось только в самые холодные часы, под утро, ночью согревались друг об друга.

Дали моряку бумагу, химический карандаш, и он вывел имена всех, кто с ним Родину защищал, не жалея живота своего. Чему быть, того не миновать.

4.

Задание генерал поручил подполковнику Сорокину, лучше всех знавшему колымский тракт. Он здесь с основания Дальстроя, с 32-го года, пережил всех начальников, как и Белограй. Никита Анисимович участвовал во всех стройках стратегического значения, имел особый подход к людям, даже с чукчами, якутами, эвенками и камчадалами общий язык находил. На разведку он взял с собой четырех автоматчиков, геолога, картографа и Виктора Крупенкова, командира, списанного с торпедного катера «Альбатрос». Крупенков не был военным. Местный рыбак, хорошо знающий фарватер, кумекал в моторах. При расформировании военно-морской базы моряки бросили изношенные борта. Генерал Никишов, всесильный владыка Колымы, продержавшийся на троне больше девяти лет и ушедший в отставку со звездой Героя Социалистического Труда в самый тяжелый момент для Дальстроя, в 48-м, собрал умельцев и сделал из металлолома ходовые суда — тягачи, буксиры, катера и два тральщика. Низкий ему за это поклон: порт Магадана обзавелся собственной базой. Моряков воспитали своих, из местных рыбаков, руководил этим Одноногий Сильвер. Так прозвали инвалида войны капитана третьего ранга Худого, оставленного моряками доживать свой век у берегов Нагаевой бухты.

Группа подполковника Сорокина вышла с рассветом, на лошадях отправилась в сторону мыса Чирикова, расположенного у входа в бухту Нагаево. Шли через сопки, от Каменного Венца вдоль старых столбов бывшей телеграфной линии, где была проложена тропа к мысу. Места здесь пустынные, только стланик растет на распадках. Километра через три от Венца встретился березовый лес. За лесом — громадное травянистое плато с исполинскими известковыми валунами. На многих выбиты надписи. Край света, и всяк, сюда приходящий, считал нужным отметиться, оставить свой автограф для потомков.

Подполковник спешился и стал разглядывать надписи.

— Направо пойдешь — смерть найдешь, налево пойдешь… — пошутил Крупенков над начальником.

— Нет, не так, — вмешался картограф. — Ворона на камне не хватает, и кольчуги с копьем на всаднике нет, а так, вылитый богатырь с полотна Васнецова. Только тощий слишком и сгорбленный непосильной ношей. И стоит наш рыцарь на распутье, и читает послание мудрецов. «Иди домой, дурачина! Хватит тебе на свою жопу приключений искать!»

Все засмеялись, кроме автоматчиков. Сорокин не реагировал. Приколы ученых-вольняшек его давно не трогали. Смех жизнь продлевает, пускай тешатся.

Двинулись дальше.

Вскоре перед ними предстала самая крайняя часть полуострова со скошенным к морю скалистым обрывом, на склонах которого среди мха встречался эдельвейс, экзотический цветок, знакомый большинству людей лишь по картинкам. Отсюда открывался изумительный вид на побережье. На востоке в слабой дымке — бухта Светлая. Внизу — маленький заливчик и песчаная коса с нанесенным на нее плавником. Из воды с западной части мыса торчали каменные столбы. Сорокин с беспокойством посмотрел на небо. С погодой им сегодня подфартило, но милость божья могла смениться на гнев в любую минуту, местный климат полон сюрпризов. Тихий денек в мгновение превращается в ад с ураганным ветром и дождем, а то пургой и снежными заносами среди лета. Сейчас и того хуже, на дворе ноябрь.

Тропа повела их к глубокому провалу. Крутой спуск с густыми зарослями, перешеек и снова подъем по тропе. Миновали каменного деда — гигантский камень, по которому прошлась резцом рука древнего мастера, придав глыбе очертания старика. Появилось двухэтажное здание и башня маяка, возвышающаяся над утесом, покрытым жухлой зеленью. Мощные волны разбиваются о его гранит.

вернуться

[6] Намордник — ссылка при местах заключения. Вольное поселение без права выезда.