Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Собрание сочинений. Том 12 - Маркс Карл Генрих - Страница 44


44
Изменить размер шрифта:

Таким образом, бомбардировка Кантона, имевшая место в 1856 г., в бытность лорда Пальмерстона премьером, была возвещена еще в 1849 г. в последнем послании, отправленном в Гонконг лордом Пальмерстоном, в то время министром иностранных дел в кабинете Рассела. Все существовавшие за этот промежуток времени правительства отказались как-либо смягчить распоряжение, категорически запрещающее британским представителям в Гонконге настаивать на их допущении в Кантон. Так поступили граф Гранвилл в министерстве Рассела, граф Малмсбери в министерстве Дерби и герцог Ньюкасл в министерстве Абердина. Наконец, в 1852 г. уполномоченным был назначен д-р Боуринг, занимавший до тех пор пост консула в Гонконге. Как утверждает г-н Гладстон, назначение д-ра Боуринга было делом лорда Кларендона, слепого орудия Пальмерстона, и состоялось без ведома и согласия кабинета Абердина. Когда Боуринг впервые поставил ныне обсуждаемый вопрос, Кларендон депешей от 5 июля 1854 г. сообщил ему, что он прав, но что ему следует подождать, пока не будет в наличии необходимых для осуществления его цели военно-морских сил. Англия вела в то время войну с Россией. Как раз в тот момент, когда возник инцидент с «Эрроу», Боуринг узнал, что мир заключен и в его распоряжение действительно высланы военно-морские силы. Тогда-то и был найден предлог для ссоры с губернатором Е. 10 января, получив донесение обо всем происшедшем, Кларендон сообщил Боурингу: «правительство ее величества всецело одобряет образ действий, избранный сэром М. Сеймуром и вами». Это одобрение, высказанное в столь немногих словах, не сопровождалось никакими дальнейшими инструкциями. Напротив, г-н Хаммонд в своем письме секретарю адмиралтейства выразил адмиралу Сеймуру от имени лорда Кларендона восхищение правительства по поводу «умеренности, с какой он действовал, и проявленного им бережного отношения к жизни и имуществу китайцев».

Таким образом, не может быть сомнения, что резня в Китае была задумана самим лордом Пальмерстоном. Под каким знаменем надеется он теперь собрать вокруг себя избирателей Соединенного королевства — это вопрос, на который, я надеюсь, вы позволите мне ответить в другой корреспонденции, ибо эта корреспонденция уже и так превысила положенные ей размеры.

Написано К. Марксом в марта 1857 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4970, 25 марта 1857 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС

ПРЕДСТОЯЩИЕ ВЫБОРЫ В АНГЛИИ[137]

Лондон, 13 марта 1857 г.

«Да надобно, милорд, чтоб вы стояли
Между двумя священниками.
Я На эту святость и налечь намерен».

[Шекспир. «Трагедия о короле Ричарде III», акт III, сцена седьмая. Ред.]

Пальмерстон не совсем точно следует совету, данному Бакингемом Ричарду III. Он стоит между священником, с одной стороны, и контрабандистом-торговцем опиумом — с другой. В то время как епископы евангелического толка, назначать которых этот опытный обманщик позволил своему родственнику, графу Шефтсбери, свидетельствуют о «праведности» Пальмерстона, контрабандисты-торговцы опиумом, торговцы «сладким ядом века» [Шекспир. «Жизнь и смерть короля Джона», акт I, сцена первая. Ред.], свидетельствуют о его верном служении «товару — владыке мира» [Там же, акт II, сцена первая. Ред.]. Шотландец Бёрк гордился лондонскими «воскрешателями»[138]. Точно так же Пальмерстон гордится ливерпульскими «отравителями». Эти господа с елейными лицами являются достойными представителями города, происхождение величия которого непосредственно связано с работорговлей. Ливерпуль, не славящийся поэтическими произведениями иного рода, может, по крайней мере, притязать на ту оригинальную заслугу, что он обогатил поэзию одами о работорговле. Поэтому, если Пиндар начал свой гимн победителям на олимпийских играх знаменитой строкой: «Нет ничего лучше воды» (Ariston men hudor) [Из «Первой олимпийской оды» Пиндара. Ред.], то от современного ливерпульского Пиндара вполне можно ожидать, что он начнет свой гимн о краснобаях с Даунинг-стрит[139] еще более остроумным вступлением: «Нет ничего лучше опиума».

Рука об руку с благочестивыми епископами и нечестивыми контрабандистами-торговцами опиумом идут крупные торговцы чаем, в большинстве своем прямо или косвенно причастные к торговле опиумом и потому заинтересованные в уничтожении существующих договоров с Китаем. Их побуждают к этому, кроме того, и свои особые мотивы. В прошлом году они пошли на риск огромных спекуляций чаем; продление военных действий одновременно и повысит цены на имеющиеся у них громадные запасы чая и даст им возможность отсрочить крупные платежи своим кредиторам в Кантоне. Таким образом, война позволит им надуть в одно и то же время и своих британских покупателей и своих китайских поставщиков и, следовательно, претворить в жизнь свои представления о «национальной славе» и «торговых интересах». Как правило, английские фабриканты не разделяют догматов этого ливерпульского катехизиса в силу того же самого возвышенного принципа, который ставит манчестерцев, добивающихся низких цен на хлопок, в оппозицию к господам из Ливерпуля, добивающимся высоких цен на него. Во время первой англо-китайской войны, длившейся с 1839 по 1842 г., английские фабриканты тешили себя ложными надеждами на необычайное расширение экспорта. Они уже вымерили ярд за ярдом хлопчатобумажные материи, в которые предполагалось одеть жителей Небесной империи. Но житейская практика отрезвила их рассудок, одурманенный пальмерстоновскими политиками. С 1854 по 1857 г. экспорт британских фабричных изделий в Китай не превышал в среднем 1250000 ф. ст. за год, то есть суммы, которая часто достигалась и в годы, предшествовавшие первой войне с Китаем.

«Фактически», — заявил в палате общин г-н Кобден, представитель английских фабрикантов, — «с 1842 г. мы» (то есть Соединенное королевство) «нисколько не увеличили нашего экспорта в Китай, по крайней мере в отношении наших фабричных изделий. Мы увеличили наше потребление чая — и только».

Вот почему английские фабриканты шире смотрят на вопросы китайской политики, чем английские епископы, контрабандисты-торговцы опиумом и торговцы чаем. Если не считать тунеядцев и карьеристов, которые цепляются за полы каждого правительства, а также наивных патриотов — завсегдатаев кофеен, которые верят, что под эгидой Пама [Пальмерстона. Ред.] «дух нации мужает», то по существу мы перечислили всех bona fide [истинных. Ред.] сторонников Пальмерстона. Впрочем, мы не должны еще забывать лондонской газеты «Times» и журнала «Punch» — Великого Кофту[140] британской прессы и ее клоуна; оба они прикованы к нынешнему правительству как золотыми, так и казенными цепями и потому с деланным энтузиазмом восхваляют героя резни в Кантоне. А это значит, что голосование палаты общин следует рассматривать не только как бунт против Пальмерстона, но и как бунт против газеты «Times». Поэтому предстоящие выборы должны решить не только вопрос о том, не захватит ли Пальмерстон в свои руки всю государственную власть, но и не монополизирует ли полностью газета «Times» фабрикацию общественного мнения.

Каким же лозунгом может Пальмерстон привлечь к себе голоса на всеобщих выборах? Лозунгом о расширении торговли с Китаем? Но ведь он разрушил тот самый порт, от которого зависела эта торговля. Он переместил эту торговлю на более или менее продолжительное время с моря на сушу, из пяти портов в Сибирь, из рук Англии в руки России. Он повысил пошлину на чай в Соединенном королевстве, создав самое большое препятствие расширению торговли с Китаем. Может быть, он выдвинет лозунг о безопасности британских купцов-авантюристов? Но Синяя книга, озаглавленная «Переписка, касающаяся оскорблений в Китае»[141] и представленная палате общин самим министерством, показывает, что за последние семь лет было только шесть случаев оскорблений, причем в двух из них зачинщиками были англичане, а в четырех других китайские власти — к полному удовлетворению британских властей — приложили все старания к тому, чтобы наказать обидчиков. Поэтому, если имущество и жизнь английских купцов в Гонконге, Сингапуре и других местах подвергается сейчас опасности, то эта опасность вызвана самим Пальмерстоном. Но честь английского флага! Пальмерстон распродал ее по частям контрабандистам Гонконга по цене в 50 ф. ст. и запятнал ее «массовой резней беззащитных покупателей британских товаров». Между тем эти лозунги — расширение торговли, безопасность британских купцов-авантюристов и честь английского флага — являются единственными лозунгами, выдвинутыми теми правительственными оракулами, которые к настоящему времени уже выступили перед своими избирателями. Они благоразумно избегают затрагивать какие бы то ни было вопросы внутренней политики, так как лозунг «никаких реформ» или лозунг «больше налогов» не встретили бы поддержки. Один из членов правительства Пальмерстона, лорд Малгрейв, казначей королевского дома, заявляет своим избирателям, что он не собирается «выдвигать никаких политических теорий». Другой член правительства, Боб Лоу, в своей речи в Киддерминстере высмеивает тайное голосование, расширение избирательного права и тому подобную «чепуху». Третий член правительства, г-н Лабушер, тот самый умник, который защищал бомбардировку Кантона на том основании, что если палата признает ее несправедливой, то английскому народу придется уплатить по счету около 5000000 ф. ст. иностранным купцам, собственность которых была уничтожена в Кантоне, — этот самый Лабушер в своем обращении к избирателям Тонтона вовсе игнорирует политику, обосновывая свои притязания просто великими деяниями Боуринга, Паркса и Сеймура.