Цветы пустыни - Картленд Барбара - Страница 3

Ему пришло в голову, что если он назначит Эстер содержание, тем более крупное, она предпочтет деньги браку.

Словно прочитав его мысли, она спокойно сказала:

— Я всегда ненавидела бедность, а кроме того, как ты, наверное, догадываешься, меня привлекают алмазы Энджелстоунов.

— Черт побери! — выругался маркиз, потеряв хладнокровие. — Я не позволю ни одной женщине женить меня на себе против моей воли, и ничто не заставит меня усыновить ублюдка какого-то дурака!

— Крепко сказано, Вирджил! — сказала Эстер. — Я и не знала, что ты способен ругаться в присутствии дамы.

— Ты не обычная женщина, и сама это знаешь! — фыркнул маркиз. — То, что ты задумала, бесчестно и, по моему мнению, просто преступно!

— Прошлым летом, когда мы были так счастливы друг с другом, ты так не думал! — Эстер надула губки. — Я могу вспомнить минуты, Вирджил, когда ты был почти поэтом!

Особенно когда подарил мне нить черного жемчуга, чтобы он оттенял белизну моей кожи.

С чувством отвращения маркиз поднялся и отошел к окну.

Он отлично помнил, как Эстер умоляла его купить ей жемчуг, который она видела на Бонд-стрит.

Он с большой неохотой уступил ее просьбам, потому что жемчуг был очень дорог.

Получив подарок, она продефилировала перед маркизом, одетая только в эту нить жемчуга, и добилась желаемого эффекта: маркиз подхватил ее на руки и понес к кровати.

Теперь он спрашивал себя, как он мог вообще хоть на минуту увлечься этой женщиной.

Она превратила приятные отношения между двумя взрослыми людьми в ужасный кошмар.

Леди Эстер, когда ей было шестнадцать лет, вступила в любовную связь с одним из служащих ее отца, герцога Ротвинского.

Герцог незамедлительно уволил его и выдал дочь замуж за первого же мужчину, которому выпало несчастье быть сраженным ее красотой.

К сожалению, он был почти так же стар, как сам герцог.

В первые два месяца супружеской жизни Эстер завела бурный роман с французским графом, с которым она и ее муж встретились во время свадебного путешествия.

Он стал первым в длинной веренице ее любовников.

На пятом году брака муж Эстер умер от сердечного приступа.

Вероятно, причиной была ярость от поведения жены, а может быть, и невоздержанность, которой она от него требовала.

Эстер была, несомненно, самой красивой вдовой, какую видел в то время высший свет, и когда она обратила взгляд своих голубых глаз на маркиза, он оказался не в силах противиться ее чарам.

Только сейчас он осознал, каким был глупцом.

Он должен был с первой минуты знакомства понять, что Эстер в любом смысле слова нельзя было назвать обычной женщиной.

Маркиз знал, что, если он на ней женится, его жизнь превратится в сущий ад.

И все же на мгновение ему показалось, что тюремные стены уже смыкаются вокруг него, потому что он действительно не мог придумать никакого выхода из положения.

Он знал Эстер достаточно хорошо, чтобы видеть: она ничуть не преувеличивает, говоря, что готова пожаловаться самой королеве.

Кроме того, маркиз понимал, что герцог не усомнится сделать то, о чем попросит его дочь.

Поместье герцога в Нортумберленде было в плачевном состоянии, усадьба давно требовала ремонта.

Ее владелец никак не мог расплатиться с многочисленными долгами.

Если герцогу представится возможность заполучить в зятья состоятельного и занимающего высокое положение в обществе человека, во всем мире не отыщется никого, кто лучше него справился бы с этой задачей.

»Как же мне быть?»— спрашивал себя маркиз.

Он чувствовал, что его голова словно набита ватой, и никак не мог сосредоточиться.

— Ну что же, Вирджил? — спросила Эстер.

Он знал, что она читает его мысли, и это приводило его в бешенство.

— Вернись ко мне, — сказала она, — и наша жизнь будет прекрасна.

— Позволь теперь мне сделать тебе предложение, — сказал маркиз.

С этими словами он подошел к ней. По его плотно сжатым губам она видела, что он крайне разгневан.

— Я буду давать тебе десять тысяч фунтов в год, — сказал он, — вплоть до того времени, когда ты не выйдешь замуж за человека достаточно состоятельного, чтобы больше в них не нуждаться.

— Десять тысяч в год? — повторила Эстер, — Ты действительно полагаешь, что я соблазнюсь ими, когда могу стать твоей женой, маркизой Энджелстоун?

Маркиз в ярости скрипнул зубами, но ничего не сказал, и она продолжала:

— В моем распоряжении будет гораздо больше денег, не говоря уже об удовольствии занять соответствующее положение при дворе, которое я смогу передать по наследству!

Маркиз едва удержался, чтобы ее не ударить.

Его мать была придворной дамой; по традиции это положение занимали все маркизы Энджелстоун.

Для него была невыносима мысль, что Эстер займет место его матери не только при дворе, но и в усадьбе, в его доме в Ньюмарке и в Охотничьем домике в Лестершире.

Ему захотелось убить ее прямо на месте.

Она вела себя отвратительно, и маркиз живо представил себе, как его друзья будут жалеть его и в то же время будут бояться сказать что-нибудь открыто.

Огромным усилием воли он заставил себя спросить:

— Что ты выбираешь?

— Обручальное кольцо! — ответила леди Эстер.

В глазах ее вспыхнула злоба. Маркиз знал, что она наслаждается своей властью над ним.

Она сжигала его заживо, и чем громче он кричал и корчился в муках, тем больше она была рада.

В эту минуту он ненавидел ее так яростно, что только отличное умение владеть собой удержало его от того, чтобы не наброситься на нее и не ударить.

Он молчал, потому что боялся заговорить.

После паузы леди Эстер воскликнула торжествующе:

— Я победила, Вирджил, и тебе не ускользнуть! Теперь послушай, что я скажу.

Она слегка наклонилась вперед, повернув лицо к нему.

Эта поза, придающая ей еще большее очарование, тоже была хорошо знакома маркизу.

— Когда отец приедет, — сказала Эстер, — мы посвятим его в нашу замечательную тайну, а потом устроим скромную свадьбу.

Ей показалось, что маркиз хочет что-то сказать, и она торопливо добавила:

— Я уверена, ты тоже предпочел бы, чтобы она была скромной, и если мы сразу же отправимся в свадебное путешествие, никто не удивится, что ребенок родился всего через семь месяцев.

Губы маркиза сжались в тонкую линию, а Эстер продолжала:

— Я понимаю, что сейчас ты сердишься, но в будущем ты поймешь, что я в роли твоей супруги буду гораздо лучше, чем какая-нибудь неопытная девчонка, которая надоест тебе через две недели.

Маркиз хотел сказать, что она уже ему надоела, но подумал, что это прозвучит недостойно.

— Мы будем счастливы вместе, — сказала Эстер, — но если позже, когда наш ребенок появится на свет, у тебя возникнут «другие интересы», я не стану вмешиваться — и поэтому вправе надеяться, что и ты не будешь вмешиваться в мои дела.

Она слегка развела руками и добавила:

— По-моему, это вполне пристойно.

— Нет ничего пристойного в твоем поведении! — с безнадежностью в голосе заметил маркиз.

— Именно это ты всегда говорил, когда я дарила тебе наслаждение, — парировала Эстер. — Ты говорил, что я…

Стремительна, как ветер, обжигающе, как мороз, и податлива, как снег!

Она коротко рассмеялась.

— Милый Вирджил! В самом деле весьма поэтично!

Она встала, распространяя вокруг себя аромат дорогих французских духов, так хорошо знакомый маркизу.

Он помнил, как яростно смывал этот запах со своей кожи.

Его подушка хранила воспоминание об этих духах еще долго после ее ухода.

— Мне пора идти, Вирджил, — сказала леди Эстер, — но не забудь навестить меня завтра

вечером: должен приехать отец.

Она сделала небольшое движение, будто хотела коснуться его, а потом, взмахнув шелковой юбкой, повернулась и пошла к двери.

У порога она обернулась и тихо сказала просительным тоном:

— Милый Вирджил, мы будем очень счастливы, и мне кажется, что ты мог бы сделать мне подарок, чтобы отметить тот знаменательный час, когда ты обещал жениться на мне!