Брак на небесах - Картленд Барбара - Страница 8

Герцог едва дочитал письмо до конца, положил его в ящик, вышел из комнаты и обнаружил, что к нему приехала незваная гостья.

Если он сам решил, что не имеет смысла заводить любовную связь накануне свадьбы, то баронесса фон Шлютер придерживалась противоположного мнения.

Не успел он прибыть в Ньюмаркет, расположиться в своем большом роскошном доме и дать распоряжение о подготовке вечеринки, которая планировалась на завтра и на которой предполагалось преимущественно мужское общество, когда явился дворецкий и сказал, что его желает видеть леди.

– Леди? – переспросил герцог. – Какая именно?

– Она не назвала своего имени, ваша светлость, а лишь сказала, что у нее к вам неотложное дело.

Герцог нетерпеливо посмотрел на часы.

Он уже собирался идти наверх, чтобы переодеться к ужину; а чего он не любил больше всего на свете, так это торопиться, когда принимает ванну, а также опаздывать, когда была готова еда.

Бакхерст решил, что попросит леди, кто бы она ни была, уйти и прийти на следующий день. Но потом подумал, что перед вечеринкой ее визит будет ему еще более неприятен.

Поэтому он с недовольным видом вошел в гостиную, где дворецкий оставил неизвестную посетительницу.

Открыв дверь, он увидел, кто его ждет, а также снова заметил, как эта женщина необычайно хороша собой и соблазнительна, что не оставило его равнодушным еще при их первой встрече.

– Какой сюрприз! – сказал он, проходя в комнату.

Гостья протянула руку и, когда он небрежно ее поцеловал, сказала:

– Я пришла просить у вас помощи. Приехав в Ньюмаркет, я обнаружила, что номера, забронированные мной в отеле, по ошибке отданы другим. Просто не знаю, где еще смогу приклонить голову. Разве что в дюнах?

Герцог не поверил ни единому ее слову. В то же время ее манера говорить была очень привлекательной, а иностранный акцент очаровывал.

– Вы одни?

– Возможно, позднее приедет муж, но сейчас он занят: принимает только что прибывших из Парижа важных политических деятелей.

Герцог снова понял, что она лжет, но промолчал.

– Прошу вас, mon cher[4], – умоляла баронесса, глядя на него из-под ресниц, – позвольте мне остаться у вас хотя бы на эту ночь, а завтра, возможно, мне удастся подыскать что-нибудь еще.

Герцогу ничего иного не оставалось, как разместить гостью в одной из многих комфортабельных и пустующих комнат своего дома.

За ужином она искрилась, как звезда на полуночном небе, а к вечеру ясно намекнула, чего от него ожидает.

Поскольку он находил ее весьма привлекательной (а принципы, которые заставили его отменить их совместный ужин накануне, теперь казались излишними и надуманными), герцог сдался, потворствуя своим низменным желаниям, как поступал всю жизнь.

Она действительно оказалась, как он и думал, страстной и зажигательной, и искры, которые они видели в глазах друг друга при первой встрече, разгорелись во всепоглощающее пламя.

Не могло быть и речи о том, чтобы баронесса уехала от него на следующий день, а затем и еще на следующий.

Когда в Ньюмаркете завершились бега (а возвращаться в Лондон, чтобы выслушивать болтовню друзей о его предстоящей свадьбе и видеть злорадные ухмылки, ему не хотелось), он взял ее с собой в великолепный охотничий домик в Лестершире.

Так что герцогу некогда было думать о предстоящем венчании, и когда маркиза написала ему о том, что его женой будет дочь графа Кенуина, он посчитал, что все идет как и планировалось.

Во всяком случае, это не позволит Эдмунду пользоваться кредитом, обеспеченным будущим герцогством, а вынашиваемый Лотти ребенок перестанет иметь какое-либо значение.

И Бакхерст позволил себе забыть обо всем, кроме соблазнительности и очаровательного выговора баронессы и огня, который полыхал все сильнее и сильнее, когда они касались друг друга.

Ровно через неделю после того, как маркиза посетила Прайори, в почтовом дилижансе прибыла мадам Бертен с кучей коробок, полных платьев, увидев которые Сэмела ахнула.

У нее так давно не было новых нарядов, и она так давно не видела картинок в женском журнале, что не имела ни малейшего представления о последней моде. Правда, ей казалось, что, если у нее будет такое же прелестное платье, какое было на маркизе, она будет очень счастлива.

Элизабет Холл, которая и сама была очень красива, прекрасно знала, какое значение имеет одежда. Кроме того, она не теряла надежды, что, возможно, несмотря на решительный антагонизм брата в отношении брака, он полюбит свою молодую жену.

Разум подсказывал ей, что это нереально. Но она была романтиком, и хотя Маргарет посмеивалась над ней, а муж обычно не мог понять, о чем она толкует, ей хотелось верить, что, как в волшебных сказках, после всех перипетий Очарованный принц найдет свое счастье.

Маркиза знала, что ее брат всегда предпочитал искушенных сногсшибательных красоток, которые прибегали к всевозможным хитростям, чтобы сиять, как хрустальные люстры, и искриться, как снопы фейерверков.

Она также видела, что очень юное, почти детское лицо Сэмелы окружал ореол золотистых волос, и это, как и ее голубые глаза, придавало ей необычайное очарование, но боялась, что брат не оценит этого.

Сначала Элизабет была так восхищена тем, что Сэмела приняла столь безумное предложение – выйти замуж через три недели, – что, по сути, почти не задумывалась о невесте. Мысли ее были заняты только женихом.

Теперь же, будучи по характеру очень добросердечной и хорошо зная, как тяжело придется девушке с Баком, она поставила перед собой цель: превратить невесту в настоящую красавицу, подчеркнув ее природные черты.

Внешностью, маркиза не сомневалась, Сэмела очень отличалась от женщины, с которой, как ей было известно, брат сейчас развлекался.

Элизабет не удивляло, что баронесса последовала за братом в Ньюмаркет и что он забрал ее с собой в Лестершир.

Маркизе доводилось видеть баронессу, и она знала, что ее темные волосы, огненные глаза и пышное сладострастное тело были вполне во вкусе Бака, в то время как Сэмела являла ее полную противоположность.

Поскольку Маргарет тоже хотелось повидать девушку, сестры в сопровождении маркиза через два дня после первоначального заключения соглашения поехали в Прайори. Они застали Сэмелу в кабинете за составлением цветочного букета.

Их визит абсолютно не потревожил девушку, она вела себя так же естественно и просто, как и в предыдущий раз, и приветствовала их с такой грацией, которая казалась необычной в столь юном создании. Казалось, ее совершенно не волнует то, что на ней старое хлопчатобумажное платье, утратившее свой цвет и тесное в груди.

Как и обычно, волосы ее были уложены в виде короны, так как она только что вернулась после прогулки верхом, и маркиза и леди Брендон высоко оценили, что она не стала извиняться за ветхость дома и свою неготовность к визиту знатных гостей, а лишь поспешила на кухню приготовить чай и принести его гостям.

– К сожалению, у нас нет пирожных или печенья, – сказала она, – но если вы хотите сэндвичи, то я нарву огурцов на огороде.

– Нет-нет, мы не голодны, – быстро сказала маркиза, – после поездки нам хочется лишь пить, а чай у вас чудесный.

Говоря это, она знала, что чай в доме – самый дешевый, и Сэмела чуть улыбнулась, оценив ее тактичность, и сделала вид, что не заметила, как леди Брендон, отпив глоток, поставила чашку и больше не притронулась к ней.

Они поговорили еще немного. Затем пришел граф.

Маркиз приветствовал его очень сердечно, и скоро мужчины заговорили о лошадях, о трудностях, испытываемых фермерами, явно не желая подключать женщин к этому разговору.

– Несколько ваших платьев привезут вам послезавтра, – сказала маркиза, – и я хотела узнать, дорогое дитя, хотите ли вы, чтобы я тоже подъехала и помогла вам выбрать что-нибудь из эскизов, которые также привезет мадам Бертен.

– Я была бы очень рада, если это не затруднит вас. Но, прошу вас, не будьте… столь… Словом, не балуйте меня… столькими чудесными платьями. – И, понизив голос, добавила: – Папа чувствует себя очень неловко из-за того, что не может дать мне приданого.