Брак на небесах - Картленд Барбара - Страница 21

Сэмела улыбнулась: Хигсон заботился о ней, как заботилась бы няня. Так же вели себя по отношению к ней и все пожилые слуги в доме: словно она дитя, за которым нужно ухаживать, которое надо баловать и оберегать от излишней работы.

Все это было для нее так необычно. Ведь дома она привыкла делать и решать все сама и сталкиваться со столькими трудностями в ведении хозяйства. Теперь ей иногда казалось, что она снова вернулась в детство.

– Его светлость спустился?

– Вот-вот сойдет вниз по боковой лестнице, где ему удобнее держаться за перила.

– Сегодня ему нужно побольше отдыхать, – заметила Сэмела вполголоса, словно говорила самой себе, и добавила: – Завтра, если его светлость будет в силах, мы совершим прогулку верхом.

– Я знаю, что это доставит вам большое удовольствие, – сказал Хигсон. – Никто не может сравниться с его светлостью, когда он сидит на коне.

Сэмела улыбалась, зная это не хуже дворецкого.

– Я мечтаю о завтрашней прогулке, – призналась она, – но я не захватила из дома свой хлыст.

Она не стала объяснять, что ей было бы стыдно за старый, отслуживший свое хлыст.

– Ничего страшного, ваша светлость. Здесь есть несколько хлыстов, которых вы, вероятно, не видели.

И он прошел в чулан под лестницей, где на мраморном столике лежали рядком множество разных хлыстов.

Сэмела ахнула, увидев такое разнообразие. Потом она протянула руку к самому красивому из них, с полированной ручкой, но Хигсон поспешно сказал:

– Это единственный хлыст, который вам не следует брать, ваша светлость.

– Почему? – удивилась она.

– Его светлость привез его из Индии, где, насколько мне известно, он был подарен ему магараджей.

– Из Индии?

Хлыст был тонкий и крученый, ручка была сделана из золота и инкрустирована небольшими драгоценными камнями.

– Да, конечно, такую ценную вещь нельзя использовать в качестве обычного хлыста.

– Дело не в этом, – ответил Хигсон. – Позвольте, я вам покажу, ваша светлость.

И он поднял хлыст и нажал маленькую кнопку на рукоятке, отчего из нее, как из ножен, выскользнула длинная острая рапира, весьма опасная на вид.

– Магараджа подарил этот хлыст его светлости, – пояснил Хигсон, – в качестве оружия, чтобы герцогу было чем обороняться, когда он ездил через джунгли.

Сэмела как наяву увидела мужа, умело применяющего это грозное оружие против кобры, соскользнувшей с ветки дерева, или против хищника, напавшего на него.

Хигсон вложил рапиру обратно в рукоятку и взял со стола другой хлыст.

– Вот этот вполне вам подойдет, ваша светлость.

– Конечно. По правде говоря, я никогда не пользуюсь хлыстом без нужды, хотя, конечно, полагается иметь его с собой.

– Уверен, что любая лошадь подчинится вам без насилия, ваша светлость, – заметил дворецкий, и в его голосе вновь прозвучала заботливая нотка, заставившая Сэмелу улыбнуться.

Затем, торопясь найти мужа, она быстро прошла через холл в его личную гостиную.

Стены этой прекрасной комнаты были сплошь увешаны портретами Бакхерстов – самыми ценными полотнами из всей коллекции картин в доме.

Но, войдя в гостиную, она видела только герцога, который сидел в кресле у окна и выглядел исключительно красивым в облегающих панталонах бордового цвета, визитке и высоко подвязанном сложным узлом галстуке.

Она так быстро подбежала к нему, что Бакхерст не мог не улыбнуться.

– Как вы сегодня? Вы не устали?

– Я чувствую себя как обычно. И с сегодняшнего дня не хочу ничего больше слышать о своем здоровье. От этого слова, смею вас заверить, у меня сразу портится настроение!

– Те, кто вас любит, не могут не интересоваться вашим самочувствием.

Герцог посмотрел на нее, и у него мелькнула мысль, что для Сэмелы слово «любовь» имеет совершенно иное значение, нежели то, которое придавали ему женщины, прежде объяснявшиеся ему в своих чувствах. Но сейчас ему не хотелось думать о них.

– Обед будет готов через минуту, а потом мы обсудим, чем будем заниматься днем. Я подумала, если вы не возражаете, не посмотреть ли нам расцветающие орхидеи в вашей оранжерее.

– С удовольствием. Странно, почему я сам не подумал об этом.

– Мне никогда не надоедает наблюдать их цветение, – сказала Сэмела. – Они так прекрасны! Но лучше я помолчу, пусть это будет для вас сюрпризом.

Герцог улыбнулся.

– До вас я даже не представлял сколько сюрпризов имеется в моем доме, и думаю, вы немало нашли их и в саду.

– Конечно. Я не мыслила себе, что на земле может быть такое замечательное место! Мне кажется, что это похоже на райские кущи.

Бакхерст снова не смог сдержать улыбки.

– Когда я впервые увидел вас, мне показалось, что это ангел спустился с небес. Так что райские кущи, должно быть, привычное для вас место обитания.

– Вы это серьезно? К моему разочарованию, многие говорят, что у меня ужасно юный вид! Они забывают, что рано или поздно я должна буду постареть.

– Да, к сожалению, от этого не уйти.

Наступило молчание. Потом он спросил:

– Что вас тревожит?

– Я думаю, что, возможно, вы разочарованы тем, что я не выгляжу старше и солиднее. Я всегда представляла себе герцогинь очень высокими и статными, и, наверное, если когда-нибудь мне придется надеть одну из больших тиар Бакхерстов, я стану похожа на гриб боровик!

Герцог, как ни удерживался, не мог не расхохотаться.

– Абсолютно верно, и потому лучше нам ограничиваться небольшими венками и обручами, которые здесь имеются в достатке.

Сэмела внимательно взглянула на него и спросила:

– А вы не заметили того, который был на мне во время венчания?

Герцог решил, что лучше не лгать.

– Нет. А разве на вас был венок?

Сэмела вздохнула.

– Мне так хотелось, когда мы подъезжали с папой к церкви, показаться вам достаточно хорошенькой для того, чтобы выступать в роли вашей невесты.

В ее голосе послышалась такое разочарование, что герцог был вынужден оправдаться:

– Понимаете ли, я нервничал, ведь я впервые венчался, а, впрочем, возможно, из-за сотрясения мозга я просто забыл свои впечатления о венчании.

– А для меня оно было поистине… потрясающим!

Но тут же, словно испугавшись своей восторженности, Сэмела поспешила сказать:

– Я сохраню свое свадебное платье и, когда вам станет получше, надену его, чтобы вы увидели, какое оно красивое. А возможно, я буду надевать его в каждую годовщину нашей свадьбы, если только не потолстею.

– Это, по-моему, вам не грозит.

По тону герцога девушка не могла понять, было ли это комплиментом, но не успела задуматься об этом, так как их позвали обедать.

Обед был подан в помещении, называвшемся в доме герцога «малой столовой», очень симпатичной комнате овальной формы, декорированной Робертом Адамом в его любимых тонах, напоминающих зелень листьев, с нишами, в которых стояли мраморные скульптуры, изображающие богов.

– Когда вы сидите здесь, не возникает ли у вас такого ощущения, что вы – один из богов на Олимпе и находитесь здесь в окружении других богов?

– Уж не возвели ли вы меня из рыцаря-крестоносца в сан Аполлона или Зевса?

– Конечно, Аполлона! Помните, как хорош он там, где изображен вместе с конями?!

Герцог рассмеялся.

Когда они оживленно заспорили, были ли лошади у греков так же хороши, как чистокровные английские скакуны, он подумал, что Сэмела находит все новые темы для разговора и ему приходится напрягать свой мозг, чтобы не ударить лицом в грязь и достойно вести диалог и отвечать на ее вопросы.

Он уже узнал, что она не только любит лошадей и верховую езду, но и весьма сведуща в коневодстве.

– Откуда вы почерпнули столько сведений о лошадях лорда Дерби? – спросил он, когда они углубились в эту тему.

– Благодаря папе. Хотя сам он не мог позволить себе держать таких лошадей, он ежедневно читал помимо «Таймс» и спортивную газету.

Бакхерст решил, что, видимо, она также читала отчеты о его выступлениях в парламенте и, должно быть, от корки до корки изучала спортивные газеты, чтобы стать настолько сведущей в областях, в которых он сам был докой.