Брак на небесах - Картленд Барбара - Страница 12

– Конечно, – несколько замявшись, согласился граф.

И они выпили за Сэмелу, а затем девушка сказала:

– Бесполезно… Я не в силах пойти на это… Я не оставлю папу одного!

Кенуин и Морин пристально смотрели на нее, а она продолжала:

– Я думала, что смогу уехать и без меня все будет идти своим чередом… Но я понимаю, что супруги Бригсток слишком стары и больны, чтобы справиться даже с одной десятой той работы, которую выполняю я… и было бы чересчур жестоко и эгоистично, если бы я стала думать только о своем счастье… и оставила папу здесь без… нормальной еды, в пыли и запустении.

Затем Сэмела обратилась к отцу.

– Прошу тебя, папа, пошли грума передать маркизе, что я… передумала. Я остаюсь с тобой, а герцогу придется подыскать себе другую невесту.

Она выскочила из-за стола и выбежала из столовой.

Морин Хенли поставила на место бокал, а граф молча продолжал глядеть на стул, на котором сидела дочь, словно не веря тому, что она сказала. Потом он проговорил:

– Она так нервничает потому, что свадьба готовится в страшной спешке. Утром она придет в себя.

– Нервы у Сэмелы в порядке, я вполне понимаю вашу дочь.

– Это ясно, ясно! Но я ничего не могу поделать.

Наступило молчание, и поскольку Морин ничего больше не говорила, граф сам нарушил его:

– Что я могу сделать? Вы же видите, в каком я положении.

– Сэмела это понимает, поэтому-то она и не может бросить вас одного.

– Ей придется это сделать, – резко сказал он. – Я был удивлен, когда она согласилась на этот брак, хотя Бакхерст, как вы, вероятно, знаете, не только сказочно богат, но и великий спортсмен. Нельзя не восторгаться человеком, который дважды выигрывал «Дерби»[5] и, по всей видимости, в этом году выиграет Золотой кубок.

Морин молчала, и он продолжил:

– Мальчишкой я несколько раз бывал в Бакхерст-парке. Это потрясающее место, а поместье содержится в образцовом порядке. У Сэмелы там будет все – буквально все!

– Но ведь она будет волноваться за вас.

– Вам следует переговорить с ней.

– Вряд ли она меня послушает.

Снова наступило молчание. Затем Морин неуверенно сказала:

– Мне думается, что Сэмела – когда она позвала меня приехать сюда, – надеялась… что я смогу… помочь вам.

Хотя она говорила еле слышно, ей казалось, что ее слова разносятся далеко за пределы комнаты. Граф хрипло ответил:

– Вы должны знать, какие чувства я испытываю к вам уже давно, но мне нечего вам предложить – буквально нечего!

Морин молчала. Слова застряли у нее в горле. Она мягко положила руку ладонью кверху на стол.

Рука Кенуина накрыла ее, и она почувствовала, что его пальцы крепко сжимают ее ладонь. Затем граф сказал:

– Вы мне нужны – вы знаете это, но я чувствую себя униженно и меня одолевает стыд, что мне нечего предложить вам.

У Морин наконец прорезался голос:

– Мне достаточно того, что вы предлагаете самый прекрасный дом в Англии и… себя!

А в это время Сэмела молилась в своей спальне.

Она чувствовала, что сделала все, что в ее силах, и теперь оставалось ждать лишь Божьей помощи.

Она была уверена, что проницательность ее не обманывает: Морин любит отца, а отец – ее, может быть, не так, как он любил ее мать, но хотя бы как чудесного товарища и мягкого, славного человека.

Оглядываясь назад, Сэмела подумала, что в последние годы ей следовало убедить отца активнее участвовать в делах графства и больше времени проводить с друзьями.

Ей нужно было отмести его возражения и приглашать больше гостей в Прайори, даже если они не имели возможности угостить их как следует.

Настоящие друзья не обращали бы внимания, что они едят и пьют, если бы имели возможность говорить с отцом и чувствовать, как он умен, интеллигентен и обаятелен.

Оправданием служила лишь ее молодость. И она настолько радовалась тому, что они счастливы вдвоем с отцом, что не понимала, как мужчина нуждается в женщине, которую мог бы любить и которая любила бы его.

«Кроме того, – думала она теперь, – если Господь будет милостив, то отец еще мог бы иметь сына, который унаследовал бы его титул и имение. Я знаю, если он женится на Морин, все будет хорошо», – говорила она себе и все же беспокоилась, что в последний момент гордость, характерная для Уиннов, окажется сильнее и неукротимее любви.

«Боженька, пожалуйста, помоги ему», – молилась Сэмела.

Она помнила, как часто ее молитвы находили отклик, но помнила и как столь же часто ее мольбы о том, чтобы Бог послал им денег, оставались неуслышанными.

Потом ей вдруг пришло в голову, что в данном случае одно влечет за собой другое.

Сэмела сидела у открытого окна, вглядываясь в ночное небо, на котором появились звезды. Потом ей пришло в голову, что она забыла помолиться о себе.

Она была не так глупа, чтобы не понимать: герцог, просивший ее руки, не может любить ее, ни разу не увидев.

Из книг она почерпнула сведения, что, когда дело касается королевских семей и семей знатных аристократов, их браки заключаются не по любви, а по расчету.

В таких случаях речь могла идти вовсе не о любви мужчины и женщины, а о знатности, богатстве и прочих преимуществах, на которые могут рассчитывать жених и невеста.

Сэмела понимала, что такие браки начинаются с официального договора, в котором перечисляются земли, товары и деньги, получаемые той или другой стороной.

Этот договор официально утверждался священником, так как в большинстве случаев он был единственным человеком в деревне, умевшим читать.

Наряду с гражданским договором молодые получали благословение священника, которое со временем превратилось в церковный обряд венчания.

Герцогу Бакхерсту нужна жена потому, что этого требует его положение, рассудила Сэмела, и, в конечном счете, ему понадобится наследник титула.

То, что он выбрал именно ее, было необъяснимо: по какой-то странной причине, которая ей была абсолютно непонятна, он предпочел семью Кенуин другим аристократам, которые, по ее глубокому убеждению, лишь мечтали бы породниться с Бакхерстами.

«Мне повезло, ужасно повезло, – говорила она, обращаясь к звездам. – Но, пожалуйста, пусть я покажусь чересчур жадной, мне нужно больше. Я хочу, чтобы он полюбил меня, и даже если это будет тяжело, прошу тебя, Боже, сделай это!»

Она вздохнула и шепотом продолжила:

«Когда он увидит меня, сделай так, чтобы его сердце рванулось ко мне, чтобы он понял, что я – та невеста, которая предназначена ему самой судьбой, и что мы встретились с ним вновь после, возможно, тысячи лет разлуки».

Все это было результатом ее начитанности, ее грез и фантазий, но она была уверена, что все будет именно так.

Еще Сэмеле казалось, что на герцоге будут вовсе не привычные одежды, принятые в его кругу, но сияющие серебром доспехи, а она сама будет в средневековом платье с длинными рукавами и в остроконечном головном уборе с длинной, до земли, вуалью.

Потом она посмеялась над своими фантазиями.

«Ну и странно я бы выглядела в таком наряде на венчании!»

Но, смеясь над собой, Сэмела знала, что ее сердце все равно стремится к звездам, и молилась о любви.

Потом она услышала, как позади нее отворилась дверь, и с минуту ей было ужасно тяжело вернуться на землю, над которой в этот момент она плыла на волшебном ковре.

Она повернулась и при свете свечи, горевшей у изголовья кровати, увидела, что в комнату заглядывает Морин.

Она спрыгнула с подоконника, а Морин бросилась ей навстречу и обняла, и Сэмела слышала биение ее сердца.

– Милая, милая Сэмела! – воскликнула она. – Все в порядке! Твой папа любит меня! Мы поженимся, и я буду жить здесь, в этом потрясающе красивом доме, и буду ухаживать за ним!

Сэмела ахнула от восторга.

Потом она увидела, что по щекам Морин струятся слезы, глаза ее сияют как звезды.

Глава 4

Герцог приехал домой вечером накануне венчания в крайне скверном настроении.