Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 78

Марий и Сулла поставили целью найти двадцать тысяч четыреста восемьдесят пехотинцев, пять тысяч сто двадцать нестроевых вольноотпущенников, четыре тысячи нестроевых рабов, две тысячи конников и две тысячи нестроевых солдат для обеспечения кавалерии.

— Я возьму на себя Рим, а ты — Лаций, — мурлыкая от удовольствия, сказал Марий. — Я сильно сомневаюсь, что нам придется далеко углубляться в Италию. Мы на правильном пути, Луций Корнелий! Что бы они ни делали, мы все-таки правы. Я направил Гая Юлия, нашего тестя, поговорить с оружейниками и подрядчиками, а кроме того, послал в Африку за его сыновьями. Мы можем их использовать. Я не считаю, что Секст или Гай Младший способны стать настоящими лидерами, но они — отличные исполнители, трудолюбивые и умные, а еще преданные.

Они прошли в кабинет, где Мария ждали двое. Один — сенатор лет тридцати пяти, чье лицо показалось Сулле смутно знакомым. Другой — молодой человек лет восемнадцати. Марий представил их своему квестору:

— Луций Корнелий, это — Авл Манлий, которого я попросил быть моим старшим легатом.

Сенатор. «Один из патрициев Манлиев, — подумал Сулла. — Марий действительно имеет друзей и клиентов во всех слоях общества».

— А этот молодой человек — Квинт Серторий, сын моей кузины Марии из Нерсии, мы зовем ее Рия. Я определил его в мой личный штат.

«Сабинянин», — определил Сулла. Он слышал, что они бесценны в армии — не вполне управляемые, но отчаянно храбрые, неукротимого духа.

— Ну хорошо, пора за работу, — произнес Марий, человек дела, человек, который двадцать лет ждал, чтобы воплотить в жизнь свое представление о римской армии. — Разделим наши обязанности. Авл Манлий, ты отвечаешь за мулов, тележки, оборудование, нестроевые службы и за все снабжение, от провианта до баллист. Мои шурины, оба Юлия Цезаря, должны вот-вот приехать — они помогут тебе. Я хочу, чтобы ты был готов отплыть в Африку к концу марта. Ты можешь рассчитывать на любую помощь, какая тебе понадобится, но позволь дать совет: сначала поищи нестроевых солдат и выбери из них лучших, чтобы взять с собой. Так ты сэкономишь деньги и заодно начнешь обучать новобранцев.

Молодой Серторий смотрел на Мария, явно очарованный. А Сулла был очарован Серторием — даже больше, чем Марием, к которому он уже привык. Не то чтобы Серторий был для него сексуально привлекателен, вовсе нет. Но в сабинянине чувствовалась мощь, странная в таком молодом человеке. По достижении зрелости он обещал стать необыкновенно сильным физически. Высокий — но мускулы уже так развиты, что создавалось впечатление, будто Серторий совсем небольшого роста. У него была квадратная голова на короткой шее и пара чудесных светло-карих глаз, глубоко посаженных — неотразимых.

— Сам я намерен отправиться в конце апреля с первой группой солдат, — продолжал Марий, удивленно поглядывая на Суллу, — А ты, Луций Корнелий, продолжай набирать легионы и найди мне приличную кавалерию. Я буду счастлив, если ты управишься со всем и отплывешь к концу июля. — Он повернул голову к Серторию, ухмыльнулся: — Что касается тебя, Квинт Серторий, тебе я покоя не дам, будь уверен. Я не хочу, чтобы про меня говорили, будто я держу при себе родственников без дела.

Парень улыбнулся, медленно и задумчиво.

— А я не люблю покоя, Гай Марий, — сказал он.

Неимущие повалили записываться в легионы толпами. Рим никогда не видел ничего подобного. И в Сенате никто не ожидал такой реакции — и от кого! От презренной черни! Сенаторы никогда не утруждались всерьез озаботиться судьбой этих людей — разве что во времена нехватки зерна, когда благоразумнее было снабжать неимущих дешевым хлебом, чтобы избежать мятежа.

За несколько дней число добровольцев, обладающих статусом римских гражданин, достигло двадцати тысяч четырехсот восьмидесяти, но Марий не прекратил набора.

— Записывай всех желающих, — сказал он Сулле. — У Метелла шесть легионов, и я не понимаю, почему бы мне не иметь столько же. Особенно если за все платит государство! Такого больше никогда не будет, если верить нашему дорогому Скавру. А Риму могут понадобиться два лишних легиона — инстинкт мне подсказывает. Во всяком случае, в этом году военной кампании у нас не намечается, поэтому сосредоточимся на обучении и снаряжении. Хорошо то, что эти шесть легионов будут целиком составлены из римских граждан, а не из италийских наемников. Это означает, что на будущее у нас сохраняется резервная возможность использовать италийских proletarii — пролетариев.

Все шло по плану. Впрочем, удивляться не приходилось, поскольку Гай Марий все взял в свои руки. К концу марта Авл Манлий был уже на пути из Неаполя в Утику. На его транспортные корабли были погружены мулы, баллисты, катапульты, оружие, провиант — тысяча и одна мелочь для обеспечения боеспособности армии. Как только Авл Манлий высадился в Утике, корабли возвратились в Неаполь и взяли на борт Гая Мария с двумя из шести легионов. Сулла задержался в Италии — сформировать еще четыре легиона, снабдить их необходимым и набрать кавалерию. Он отправился на север, в районы Италийской Галлии, на противоположный берег реки Пад, где и навербовал великолепных конников из галло-кельтов.

Армия Мария была поистине новшеством в военном искусстве Рима. Не только потому, что состояла почти исключительно из неимущих. В легионы пришли люди, совершенно не знакомые с традициями военной службы. Они понятия не имели, в чем она состоит. И следовательно, не в состоянии были ни противиться изменениям, ни противопоставить им что-либо свое.

За долгие годы старое тактическое подразделение, называемое манипулой и насчитывающее шестьдесят — сто двадцать человек, доказало, что оно слишком малочисленно. Старой манипуле не под силу стало состязаться с огромными недисциплинированными армиями — теперешним противником легионов. На практике манипулу постепенно вытесняла когорта, бывшая в три раза больше. Но до сих пор никто не перестраивал легионы и не реорганизовывал иерархию центурионов, чтобы иметь дело с когортами, а не с манипулами. А Гай Марий сделал это в первый же год своего консульства, за весну и лето. Теперь манипула как самостоятельная боевая единица официально перестала существовать. Она лишь красиво вышагивала на парадах. На практике осталась когорта — она была куда более эффективна.

Однако в этой новой армии начали возникать непредвиденные препятствия. Прежние солдаты Рима умели читать и считать, поэтому легко распознавали на флагах и легионных значках числа, буквы, символы. Неимущие были неграмотны. Сулла составил программу, согласно которой в каждом подразделении из восьми человек, которые жили и питались вместе, должен находиться хотя бы один грамотный. За вознаграждение он обязывался обучать своих товарищей, чтобы те узнавали числа, буквы, символы и штандарты. По возможности он должен был научить их всех читать и писать. Но дело продвигалось медленно. С полной грамотностью пришлось подождать до того времени, когда зимние дожди в Африке сделают кампанию невозможной.

Сам Марий придумал новый объединительный символ для своих легионов — простой, но очень выразительный, и внимательно проследил за тем, чтобы всей армии внушили к нему благоговение и суеверный ужас. Каждому легиону он дал красивого серебряного aquila — орла с распростертыми крыльями на очень высоком посеребренном шесте. Орла должен нести aquilifer — знаменосец, человек, признанный лучшим воином своего легиона. Это была внушительная фигура, облаченная в львиную шкуру и серебряные доспехи. «Орел, — говорил Марий, — всегда был для Рима символом легиона. Каждый солдат обязан дать страшную клятву, что скорее умрет, чем позволит орлу своего легиона попасть в руки врага».

Конечно, Гай Марий точно знал, что делает. Он отдал армии половину жизни, имел о легионах собственное — и очень твердое — мнение и знал о солдатской жизни куда больше любого аристократа. Времени для наблюдений и выводов было у него предостаточно. Слишком долго личные его достижения занижали, а неоспоримые способности использовали для продвижения вышестоящих. Гай Марий ждал своего консульства очень долго — и думал, думал, думал…