Огонь с юга - МакКенна Джульет Энн - Страница 2

— Этого не случится. Я не позволю. — Кейда пересек помещение и закрыл тяжелый том. — Теперь ступай и скажи своей матери, что я пообедаю с вами двоими, как только взгляну на Сэйн и Рекху.

— Как прикажешь, отец мой. — Сиркет наклонил голову в знак послушания, но на лице его была улыбка облегчения, а шаг проворен, когда он пустился бежать, босыми ногами бесшумно касались утоптанной глины. Ему предстоит расти еще несколько лет, прежде чем он нарастит мышцы, как у отца.

— О чем думает Улла Сафар, унижая сыновей своих ближайших соседей, чего он собирается этим достичь? — Заперев дверь башни, Кейда замедлил шаг. — Ритсем Кайд, разумеется, наотрез откажется, чтобы его сын брал на себя прорицание при их следующей встрече. Все, что получит Улла Сафар — это скорую и бесцельную ссору.

— А когда он избегал ссоры, сколь угодно пустой? — На шаг позади и сбоку от Кейды Телуйет размашисто махнул рукой. Ночь сгущалась с привычной быстротой, и зеленые кожистые листья были едва различимы в тени. Кусты наполнились песнями цикад, что-то шелестело во тьме, пасущийся зверь или испуганная ночная птаха. — К тому же Улла Сафар предпочитает, чтобы кто-то читал знаки за него. Он редко заботится об этом самостоятельно, а Улла Орхан выказывает мало способностей к прорицанию.

Кейда фыркнул.

— Это беда Уллы Сафара, и виноват в ней он сам. Он обязан был вовремя научить мальчика. Он пренебрег своим долгом как перед сыном, так и перед наследными владениями. — Вождь глубоко вдохнул, и знакомые с давних лет запахи смягчили его раздражение. Воздух внизу был влажен и тяжел. Они спустились и шли среди участков, густо усаженных кустами и прорезанными решеткой узких тропинок.

— Ты думаешь, мы отправимся во владения Уллы накануне дождей? — спросил Тёлуйет, когда они шагали сквозь россыпь домов, выстроенных из разновеликих глиняных кирпичей, облепленных глиной плетней и тесно пригнанных деревянных досок, под поросшими лесом плодородными склонами. Крытые опахалами пальмовых листьев, с широкими нависающими стрехами, в свою пору дающими укрытие от солнца или защищающими от дождя, эти не разделенные перегородками обиталища были полны жизни.

— Только если у Джанне действительно важная причина, — откровенно ответил Кейда. — Нас почти наверняка застигнут дожди на обратном пути, а я предпочел бы себя обезопасить. Кроме того, мне следует быть здесь, когда Сэйн придет пора рожать. — Дощатые ставни из промасленного дерева еще не закрылись, и Кейда заметил, что улыбается, заглядывая внутрь уютных домишек. Детей ласково или сурово отправляли в постель, реже те уже послушно сидели среди одеял.

Пошлет Рекха малышей спать или даст им разрешение остаться, чтобы повидаться со мной?

Снаружи, на широких ступенях под стрехами домов, мужчины отдыхали после тяжелого трудового дня, делясь с соседями новостями и наблюдениями. Все носили свободные хлопчатые штаны, у одних ярко раскрашенные, у других даже небеленые. На некоторых были рубахи, остальные смугло поблескивали обнаженными торсами. Там и сям кое у кого попадался простой браслет, плетенный из пальмового листа с резными деревянными бусинами, или кожаное ожерелье с каким-нибудь талисманом, найденным в окрестностях — сухим стручком, раковиной или окатанным морем камнем. Кейда и Телуйет двигались по середине улицы, разительно отличаясь от прочих. Военный предводитель был одет в штаны и рубаху синего цвета оттенка индиго — тонкий шелк, собранный на запястьях и щиколотках золотыми пряжками. Наряду с хитрыми золотыми цепями, обвивавшими шею, Кейду украшало длинное ожерелье из сердолика и бриллиантов, перемежающихся резными золотыми бусинами. Центром сложного и прихотливого украшения были три камня, неограненные, до блеска отполированные и тяжело лежащие на груди: крупный бриллиант в окружении двух сердоликов. Браслеты витого золота негромко позванивали на запястьях, и еще один, инкрустированный перламутром и бирюзой, охватывал правую руку чуть выше локтя. Золотые филигранные пластины поблескивали на синем кожаном поясе, и золотая же проволока оплетала темные ножны кинжала — его единственного оружия. У кинжала было такое же плавно изогнутое лезвие и витая рукоять, как и у тех ножей, что носили у бедра все мужчины в деревне, но у Кейды эта рукоять была опять-таки золотая, увенчанная одинокой безупречной жемчужиной. Телуйет, единственный из мужчин, носил, помимо кинжала, мечи — клинки-двойняшки в темных кожаных ножнах с удобными, лишенными украшений рукоятями. Одежда на Телуйете была более простого покроя, из мягкого серого шелка, как и подобает верному рабу, но качеством его платье не уступало наряду хозяина. Как и у Кейды, его волосы и борода были укрощены короткой стрижкой и ароматными маслами.

Отдыхающие островитяне тепло улыбались, приветствуя Кейду, и низко кланялись. Их жены, проворно и искусно готовившие рыбу или мясо на кухонных очагах, размещенных на приличном расстоянии от легко воспламеняющихся крыш, прерывали свои занятия, чтобы добавить идущее от сердца приветствие. Основательный горшок бледно-желтого зерна дымился на угольях каждого очага, и зелень, поднявшаяся на огородах позади каждого дома, испускала стойкое благоухание. Кейда с удовольствием видел, что даже теперь, в самом конце засушливой поры, никто из его людей не голодает.

— Говорят, во владениях Уллы есть острова, где люди едят сухие стебли и старую мякину, ибо амбары их пусты, — заметил Телуйет.

— Да, я слышал. — Кейда кивнул.

Девушка с яркими глазами и манящей улыбкой возникла у них на пути, ее подтолкнула любящая мамаша. Дочь держала в руках деревянный поднос, устланный широкими листьями, и на каждом — по куску мяса, обильно политому блестящим соусом.

— Мой господин, — удалось сказать ей, прежде чем ее одолело безудержное хихиканье.

Съев кусочек, Кейда с одобрением кивнул:

— Великолепно. Телуйет, попробуй-ка. — И внезапно подмигнул девушке, прежде чем повернуться с улыбкой к матери. — Ты должна поделиться тем, как смешиваешь пряности, с кухаркой Джанне Дэйш.

— В самом деле, — промычал Телуйет с набитым сочным мясом ртом.

Махнув на прощание рукой всем островитянам, Кейда зашагал дальше. Телуйет все еще жевал, когда оба они приблизились к могучим стенам укрепления, что возвышалось за маленькими домишками.

— Не хочешь чем-нибудь поделиться с девочкой? Она так и готова была к тебе броситься. — Проглотив свой кусок, он взял тон мнимой невинности. — Нынче ровное число у года, вдобавок нехорошая пора, так что госпожа Рекха не станет этой ночью звать тебя в постель.

— Я считаю, что трех жен мне достаточно, и незачем добавлять к ним наложниц, — рассмеялся Кейда. — Ну сколько тебе можно повторять? Однако я не хочу, чтобы Сиркет в свою брачную ночь знал обо всем понаслышке и ни о чем из опыта, а девушка, несомненно, ароматный цветок. Можешь спросить ее родителей, не обещана ли она уже кому-то. Если нет — отчего бы ей не присоединиться к челяди Джанне эдак на год.

— Госпожа Джанне озабочена тем, что Сиркету пора жениться. — Телуйет поскреб бороду. — Бирут говорил мне: она дает женам из каждого владения знать, что забросит свою сеть на обратном пути с Редигалских островов.

Кейда кивнул.

— Что, несомненно, станет поводом для застольной беседы. — Он искоса взглянул на Телуйета; свет надвратной лампы озарил улыбку. — Сам я все еще думаю, что куда важнее прямо сейчас найти ему верного раба-телохранителя.

— Я держу глаза и уши открытыми, но пока не нашел ничего подходящего. — Телуйет выглядел задумчивым. — Трудно проникнуть в душу мальчикам этого возраста, а если не можешь точно определить, кто владел ими раньше, еще труднее судить об их нраве… — Он умолк, чтобы постучать в прочное черное дерево ворот: — Откройте вашему повелителю Дэйшу Кейде!.. Раб чуть старше мог бы оказаться более надежным выбором, — закончил слуга.

— Нет. — Кейда твердо покачал головой, в то время как широкие ворота распахнулись. Четыре стража, облаченных в панцири отменной работы, стояли по обе стороны тропы. Обнаженные клинки блестели в свете ламп, лица скрывали носовые стрелки и кольчужные завесы богато украшенных шлемов. Все низко поклонились вождю. Кейда кивнул, проходя, и ворота вновь были надежно заперты на засов.