Одержимость. Переворот в сфере коммуникаций GE - Лейн Билл - Страница 7

Через несколько минут Джек взревел: «Я не хочу больше слушать это дерьмо!» – и покинул зал, а за ним и вся свита.

Не могу сказать, что этот малый, Джек, мне понравился, но он был полной противоположностью всем, с кем я сталкивался за эти четыре месяца работы в GE. Он был лет на десять старше меня и в чем-то схож со мной: своенравный, необузданный, вспыльчивый. Я и теперь, спустя многие годы, восхищаюсь смелостью Реджа Джонса – в то время председателя правления, – который выбрал себе преемника, не имевшего ничего общего с ним и оказавшегося уникальной личностью, какой больше никогда не было в GE.

Да, он не мог больше иметь дело с этим дерьмом. Он понял, что после двадцати лет игры по этим правилам и траты денег на дурацкие слайды так больше работать нельзя и что он не только сам не должен слушать все это, но и другим не должен позволять.

Власть может развращать, но власть дает и свободу действий. И он начал с поиска того, каким образом освободиться от корпоративного хлама, погрузившего GE в соcтояние застоя (в котором пребывала и вся капиталистическая организационная структура последние лет сто).

Джек провел первое собрание генеральных директоров примерно через десять месяцев после вступления в должность. На том последнем в стиле эпохи правления Джонса собрании он объявил всем, что мы покидаем отель Belleview Biltmore и переезжаем в пятизвездный отель и клуб «Бока-Ратон» в Южной Флориде.

Уэлч быстро внес изменения в формулировки повесток дня, убрав нелепые претенциозные и напыщенные слова наподобие «вид?ения» и отдав предпочтение тому, что я называю «историями успеха, содержащими призыв».

Те, кто верит в легенду о «нейтронном Джеке», маньяке, громиле, пародии на Тасманийского Дьявола,[8] который переворачивал столы и стулья от скуки, вряд ли смогут представить GE начала 80-х как застойную компанию, обреченную на развал и забвение.

Реджинальд Джонс, вероятно, был лучшим CEO в то время в стране и, безусловно, самым заслуженным. Управленческий опыт GE изучался во всех школах бизнеса в мире. Менеджеры, прошедшие через GE, были заветной добычей для хедхантеров. Мы издавали иллюстрированную книгу с названием должностей и краткими биографиями участников заседаний в «Бока-Ратоне», пока не обнаружили, что наше издание служит своего рода справочником для рекрутинговых агентств.

GE была прибыльной и конкурентоспособной. Как заметил сам Джек, она отнюдь не была идущей ко дну развалиной, за штурвал которой он схватился, чтобы спасти ее. GE была тяжелым супертанкером, курс которого невозможно изменить, всего лишь неистово вращая штурвал.

Но вот наконец штурвал направил наш корабль в День Первый. И случилось это благодаря переменам в сфере коммуникаций GE.

Больше никаких «вид?ений». Теперь каждый, кто заявлял, что может смотреть на пять лет вперед, считался треплом. Ликвидацию аппарата стратегического управления компании, созданного с целью планирования на пятилетнюю перспективу, предполагалось провести в течение года. В GE Capital после периода спада, когда финансировались бесполезные направления, наконец сменилось руководство и началось движение и развитие.

Все это делалось с целью уже в середине 80-х превратить компанию в место для людей в стиле Уэлча: увлеченных, стремительных, любящих удовольствие, таких как Ларри Боссиди и непередаваемый Гэри Вендт. И все смеялись над теми, кто воображал, что может просчитать ситуацию в финансовом секторе на три месяца вперед, не говоря уже про три года.

Джек не мог больше мириться с хвастунами.

Самым плохим выступлением, в годы правления Уэлча считавшимся провальным, было просто скучное выступление!

7. Судьбоносный день в жизни Майка Фрейзера

Штаб-квартира GE в мои времена была тихим местом. За закрытой стеклянной дверью кабинета вы не услышали бы никаких звуков, за исключением едва уловимого гула, про который нам давно сказали, что это полезный для мозга «белый шум».

В холлах и других открытых помещениях, включая разделенные перегородками рабочие места в офисе, также была тишина. Тихо здесь стало после того, как в начале 80-х годов вместо электронной техники IBM были установлены персональные компьютеры компании Wang. Самым тихим был четвертый этаж восточного здания, святая святых, где находились зал заседаний совета директоров и кабинеты председателя правления, его заместителей, а также руководителей высшего звена.

Когда в 1980 году я впервые оказался в холле четвертого этажа, я обратил внимание, что те немногие люди, которых вызывали туда, ступали почти бесшумно и переставали разговаривать, проходя мимо кабинета легендарного Реджа Джонса, на котором даже не было таблички. Я, помнится, посоветовал им поставить лампаду рядом с дверью и зажигать свечу тогда, когда президент присутствовал в офисе.

И вот этой абсолютной тишине четвертого этажа пришел конец, когда руководство принял на себя Джек. Еще работая в Пентагоне, я узнал, что высокочастотный шум от двигателя нашего нового танка Abrams не распространяется дальше поля боя, в отличие от низкочастотного шума, производимого дизелем обычного танка. (По той же причине, если вы живете в многоквартирном доме, вам больше досаждают басовые аккорды соседского стерео.) Но законы физики, похоже, не были применимы к Джеку, потому что его пронзительный голос – только его голос! – разносился по всему четвертому этажу. Когда он кричал, разговаривая по телефону, его можно было слышать за сотню метров на другом конце вестибюля и даже в кабинетах – независимо от того, была ли включена громкая связь. За чудовищными криками следовало едва слышимое бормотание, чтобы снова расположить к себе собеседника, а потом обрушиться на него вновь. Общение заканчивалось обычно целым рядом директив и мрачным описанием несчастий, которые могут обрушиться на нас, если жертва не будет вести себя расторопнее и решительнее.

Затем разговор заканчивался, крики стихали, но уже через пару минут снова раздавалось: «Хельга (или Ро – его поистине святые секретари. – Прим. авт.), соедини меня с этим Бозо!»

Когда кому-то устраивалась трепка, голоса жертвы обычно не было слышно.

Как-то такая сцена разыгралась прямо у меня на глазах. На этот раз в руки Уэлча попался один из моих бывших боссов, у которого я был спичрайтером, – исполнительный вице-президент Джим Бейкер, директор одного из направлений, богоподобная личность в глазах еще относительно молодого сотрудника. Джек грубо разбирался с ним прямо в холле. Я запрыгнул в лифт, чтобы поскорее унести ноги с места происшествия и не видеть этого насилия над личностью. Едва двери лифта закрылись, я услышал: «Ты же по уши в дерьме, Бейкер!»

Когда ему нужно было обсудить что-то с одним из ближайших наперсников или друзей – таких как Ларри Боссиди, Даммерман, Бен Хайнеман и другие, – он предпочитал не пользоваться телефоном, а лично отправиться к ним в другой конец коридора, обычно с бумагой, которая его и завела. Он вежливо-небрежно извинялся перед чуть ли не десятком сотрудников, работавших над чьим-то выступлением, и те тут же выпархивали из кабинета, как голуби, чтобы он наедине мог обсудить вопросы с их непосредственным начальником.

Но эта конфиденциальность была, разумеется, иллюзорной, потому что, несмотря на закрытую измученным секретарем дверь в кабинет, даже глухой на другом конце холла мог слышать разговор: «Мы должны избавиться от этого чертова идиота! Вы сделаете это сами или поручим это Глену?!»

Потом пресс-секретари со своими портфелями и проекторами возвращались обратно.

Да, на четвертом этаже скучать не приходилось, а временами было даже страшно, по крайней мере если Джек был на месте.

Мой же третий этаж был тихим и спокойным местом. Поэтому, когда однажды в теплый солнечный день в середине 90-х я после обеденной пробежки сидел и писал какие-то бумаги, мои глаза постепенно закрывались.