Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг - Страница 26

Недавно занявший эту должность начальник ГПУ/Без на тот момент знал о существовании «Секции спецанализов», но имел довольно смутное представление о том, чем она, собственно, занимается. Его назначили, чтобы разобраться с последствиями разоблачения деятельности Информационного бюро[15], и он уже пребывал в ожидании более высокого поста в полицейской иерархии. Из доверительной беседы с начальником канцелярии глава ГПУ/Без знал, что «Секция» является созданной по решению правительства тайной группой, которая выведена за рамки общей деятельности, и что расспрашивать о ней не следует. Поскольку главой управления на тот момент был человек, который в принципе не задавал вопросов, способных спровоцировать неприятные ответы, он понимающе кивнул, смирившись с существованием некой структуры под названием ССА и с тем, что его она не касается.

Идея информировать начальника о Залаченко Гульбергу не нравилась, но у него не оставалось выбора. Подчеркнув жесткую необходимость полнейшей секретности, он заручился согласием и составил инструкции, согласно которым даже начальнику ГПУ/Без запрещалось обсуждать эту тему у себя в кабинете, не предприняв особых мер предосторожности. Было решено, что Залаченко займется «Секция спецанализов».

О том, чтобы информировать сдающего бразды правления премьер-министра, не могло быть и речи. Из-за начавшейся в связи со сменой правительства свистопляски приступающий к своим обязанностям премьер-министр был полностью поглощен назначением министров и переговорами с остальными буржуазными партиями. Только через месяц после образования правительства начальник ГПУ/Без вместе с Гульбергом поехал в Русенбад[16] и проинформировал нового премьер-министра. Гульберг до последнего возражал против того, чтобы вообще ставить правительство в известность, но глава ГПУ/Без настоял на своем – утаить сведения от премьер-министра было бы непростительно с конституционной точки зрения. Призвав все свое красноречие, Гульберг пытался убедить премьер-министра в важности того, чтобы информации о Залаченко не вышла за пределы его кабинета – нельзя было ничего говорить ни министру иностранных дел, ни министру обороны или кому-либо другому из членов правительства.

Новость о том, что русский агент такого уровня попросил политического убежища в Швеции, потрясла Фельдина. Он начал говорить, что просто из соображений справедливости обязан обсудить этот вопрос хотя бы с лидерами остальных двух партий, входящих в правительство. Гульберг был готов к такому повороту событий и пустил в ход последнее средство, тихо заявив, что в этом случае будет вынужден немедленно подать заявление об уходе. Угроза произвела на Фельдина впечатление. По сути, она означала: если история выйдет наружу и русские направят карательный отряд для ликвидации Залаченко, то премьер-министр будет нести за это персональную ответственность. А раз человек, отвечавший за безопасность перебежчика, счел себя вынужденным уволиться, то такое разоблачение обернется для Фельдина громкой политической катастрофой.

Еще не слишком уверенно чувствующий себя в новой должности, новоиспеченный премьер-министр сдался. Он дал добро на незамедлительно занесенную в секретный архив директиву, согласно которой ответственность за безопасность Залаченко и получение от него нужных сведений возлагалась на «Секцию», а также пообещал, что информация о русском не выйдет за пределы его кабинета. Тем самым Фельдин расписался в своей осведомленности и в то же время лишился права этот вопрос обсуждать. Иными словами, ему предстояло просто забыть о Залаченко.

Правда, Фельдин настоял на том, чтобы еще один человек из его администрации – тщательно выбранный статс-секретарь – был проинформирован и смог выполнять роль контактного лица в делах, связанных с перебежчиком. С этим Гульберг смирился. Разобраться со статс-секретарем для него проблемы не составляло.

Начальник ГПУ/Без был удовлетворен. Дело Залаченко теперь обрело законный характер, а в данном случае это означало, что с начальника снималась всякая ответственность. Гульберг тоже остался доволен. Ему удалось создать некий карантин, означавший, что он полностью контролирует распространение информации. Дело Залаченко стало его и только его делом.

Вернувшись к себе в кабинет, Гульберг сел за письменный стол и составил от руки список людей, обладавших информацией о Залаченко. Список включал его самого, Гуннара Бьёрка, оперативного руководителя «Секции» Ханса фон Роттингера, его заместителя Фредрика Клинтона, секретаря «Секции» Элеанор Баденбринк, а также двух сотрудников, в задачу которых входило записывать и по ходу дела анализировать получаемые от Залаченко разведданные. Про себя он называл их «Внутренней группой».

За пределами «Секции» информацией обладали: начальник ГПУ/Без, его заместитель и начальник канцелярии.

К ним добавлялись премьер-министр и статс-секретарь. Всего двенадцать человек. Впервые тайна такого уровня была известна столь избранной группе.

Потом Гульберг помрачнел. В тайну был посвящен еще один человек, тринадцатый. В тот роковой день рядом с Бьёрком находился юрист Нильс Бьюрман, но включить Бьюрмана в состав «Секции» было невозможно – он не являлся настоящим сотрудником Службы безопасности, а попросту проходил практику в ГПУ/Без и не обладал требуемыми знаниями. Гульберг взвесил разные варианты и предпочел осторожно вывести Бьюрмана из этой истории. Он пригрозил молодому адвокату пожизненным заключением за государственную измену, если тот хоть словом обмолвится о Залаченко, прибег к подкупу в форме обещания в будущем снабжать его работой и, наконец, к лести, что прибавило Бьюрману ощущения собственной значимости. Гульберг проследил за тем, чтобы начинающий юрист получил место в пользующейся хорошей репутацией адвокатской фирме, а потом чтобы его буквально завалили работой. Проблема заключалась лишь в том, что Бьюрман оказался такой посредственностью, что просто не смог воспользоваться предоставленными ему возможностями. Через десять лет он ушел из адвокатской фирмы и открыл собственную практику, благодаря чему спустя какое-то время завел адвокатскую контору с единственной секретаршей на площади Уденплан.

В течение последующих лет Гульберг потихоньку постоянно присматривал за Бьюрманом и прекратил только в конце 80-х годов, когда Советский Союз начал разваливаться и дело Залаченко отошло на задний план.

Поначалу «Секция» надеялась при помощи Залаченко разобраться в деле Пальме – эта загадка постоянно занимала Гульберга. Соответственно, Пальме стал первой темой, которую Гульберг прощупывал во время долгого опроса перебежчика.

Однако надежды вскоре растаяли, поскольку Залаченко никогда в Швеции не работал и толком о ней ничего не знал. Зато ему доводилось слышать о некоем «Красном скакуне» – высокопоставленном шведском или, возможно, скандинавском политике, работавшем на КГБ.

Гульберг составил список лиц, связанных с Пальме. В него входили Карл Лидбум, Пьер Шори, Стен Андерссон, Марита Ульвскуг и еще несколько человек. К этому списку Гульберг будет потом раз за разом возвращаться до конца жизни, но так и не получит желанного ответа.

Внезапно Гульберг сделался одним из сильных мира сего. Его с уважением приветствовали в эксклюзивном клубе хорошо знавшие друг друга избранные бойцы, контакты между которыми осуществлялись на основе личной дружбы и доверия, а не через официальные каналы, в соответствии с бюрократическими правилами. Ему довелось повстречаться с самим Джеймсом Иисусом Англетоном и выпить виски в укромном клубе в Лондоне с шефом МИ-6. Он попал в ряды великих.

К оборотной стороне его профессии относилась полная невозможность рассказать о своих успехах, даже в мемуарах, которые опубликовали бы после смерти автора. И еще постоянное опасение, что враг заметит его поездки, начнет за ним следить и он невольно выведет русских на Залаченко.