Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Записки школьницы - Ларри Ян Леопольдович - Страница 49


49
Изменить размер шрифта:

— На словах мы все хотим! — усмехнулась Нина. — А предложи тебе лететь… Полетел бы?

— Полетел бы! — сказал Пыжик и, краснея, вздохнул: — Не знаю! Ведь это же так страшно всё-таки! Нет! Один бы ни за что не решился. Но если бы ещё полетел кто-нибудь, — я тоже не отказался бы!

— Да, — задумчиво сказала Валя, — мы уже космические люди. Мы обязательно увидим полёты на другие планеты. А когда состаримся, к тому времени уж непременно люди станут летать в космосе так же просто, как ездят сейчас на трамваях. Я бы тоже полетела. Но поле тела бы только тогда, если бы там можно было увидеть что-нибудь интересное. А вдруг на тех планетах столько же интересного, сколько в самых холодных местах земли, в Антарктиде? Или как в тропиках, где, говорят, люди живут как на верхней полке в бане.

— Ну, а я и не мечтаю о полётах! — засмеялась Нина. — Да и что я буду там делать? Просто ходить и смотреть? Как турист? А ты, Марго? — повернулась она к ней.

— Я? — Марго посмотрела на Пыжика. — Полетела бы! С кем-нибудь вместе… полетела бы!

Нина захохотала:

— Но там же проживает бог! Бог-то ведь на небе проживает? Как же ты можешь лететь к нему в гости? Он что, приглашал тебя?

Марго запыхтела, как рассерженный ёж.

— Чего ты всё стараешься унизить меня, — процедила она сквозь зубы. — Я, может, по-настоящему и не верила никогда, а ты всё время воображаешь о себе.

— Бросьте, — сказал Пыжик. — Марго не такая глупая, как думаете. Она уже давно не верит в такие пустяки, как бог. Верно, Марго?

— Угу! — кивнула Марго, не глядя на меня. Она-то знала, что я не поверю ей. Ведь ещё вчера она говорила разные глупости о чудотворных иконах и немыслимых святых старцах.

— Ох, Чижик-Пыжик, — вздохнула Нина, — у нас на земле ещё столько дел… Запах мудрости, например! Вчера я слышала, как Лийка Бегичева подговаривала ребят…

— Выдать нас?

— Наоборот! Она предлагала пойти к директору и поручиться за нас.

— Вот вредная! — сказала Валя. — Себя показала как лучший товарищ, а нас преступниками сделала. Никуда не надо ходить. Никому! Пафнутий забыл уже о нашей «мудрости»!

— Кто? Пафнутий? Ну, не ври! Пафнутий ничего не забывает. Он ждёт, когда сами придём. Пафнутия не знаешь, что ли?

— А что ребята говорят?

Чи-лень-чи-пень сказал, что надо всем классом сказать Пафнутию: «Хулиганства не было, а произошёл несчастный случай и больше никогда не будет. Класс даёт обязательство».

— Ну, и что?

— Кажется, ребята согласились!

6 октября

Теперь каждый вечер бригада отцов приходит в школу прямо с работы и устанавливает станки, верстаки и моторы в старой учительской.

Пионеры тоже помогают работать. Ну, мы-то выполняем не ответственную работу, но и нас хвалят, а бригадир сказал, что без нас они как без рук и что без нашей помощи бригада вряд ли управилась бы в срок.

Отцы появляются в школе за несколько минут до окончания второй смены. Тяжело топая, они проходят по коридорам, заглядывают в классы, и мы слышим, как они посмеиваются:

— Э, Николай Сергеевич, ты уроки-то приготовил?

— Не, — тоненьким голосом отвечает Славкин отец, — у моей мамы болели зубы, а бабушка справляла именины! — И вдруг хохочет и говорит уже басом: — А это что же Петрович комбинирует? Гляньте, гляньте, никак он держит курс на десятый класс. Ну, не иначе, как нацеливается преподавать высшую математику. Бедные ребятишки!

Потом до нас доносится грохот и визг пилы, шум передвигаемых станков, громкие крики. В коридорах плавают тучи пыли. Это значит, работа уже началась. И мы, кончив занятия, бежим помогать нашим отцам, а если уж говорить откровенно, так просто для того, чтобы послушать, как они разыгрывают друг друга.

В бригаде отцов, между прочим, работают два чужих деда. Сначала мы все думали, что они чьи-то дедушки и пришли вместо отцов, но потом мы узнали, что у них никого нет в нашей школе, ни внуков, ни внучек, а пришли они помогать только потому, что им скучно сидеть на пенсии и ничего не делать. Вот они и пришли помогать.

Одного дедушку зовут дедушка Степан. Другого — дедушка Семён. Когда-то они учились вместе в школе.

Вместе воевали против белых в армии Будённого. Вообще всю жизнь были вместе.

Дедушка Степан — толстый, седой, а лицо у него красное, как варёная свекла. Ходит он размахивая руками, свистит и хохочет так, что первое время мы вздрагивали от страха.

Дедушка Семён — маленький и ещё не совсем седой, а пёстрый. Волосы у него наполовину белые, наполовину чёрные, один глаз постоянно прищурен; передвигается он бесшумно и как-то очень ловко, а смеётся тихо, будто в горле у него что-то булькает.

Мы прозвали дедушку Степана Тарасом Бульбой, а дедушку Семёна почему-то назвали Воспитателем. Может быть, потому, что он всё время воспитывает дедушку Степана.

Скажет Тарас Бульба, что в школах раньше драли учеников, а Воспитатель сразу же поправит его:

— Когда драли, нас-то с тобою и на свете не было.

Тарас Бульба начнёт говорить, будто он ужасно был способный к математике, а Воспитатель смеётся:

— Верьте ему! Он и мальчишкой рос сомнительным. Во всём сомневался. Пять лет понадобилось, чтобы убедить его, что дважды два — четыре. Никак не мог поверить. Всё сомневался! А во всю таблицу умножения и сейчас не верит. Не может этого быть, говорит, чтобы семью семь было сорок девять. Должно быть тридцать семь.

Да и все другие в бригаде отцов пошутить любят.

Говорят, завтра будет торжественное открытие мастерских.

9 октября

Эти дни были и радостными и огорчительными.

Большой праздник устроили в школе по случаю открытия производственных мастерских.

Сначала всё осмотрели: станки, верстаки, моторы, потом Таня Жигалова повязала Тарасу Бульбе и Воспитателю галстуки на шею и мы зачислили дедушек почётными пионерами. На собрание пришёл корреспондент «Ленинградской правды». Он сфотографировал Тараса Бульбу и Воспитателя в галстуках.

Таня Жигалова отсалютовала:

— Будьте готовы!

— Всегда готовы! — крикнули Тарас Бульба и Воспитатель.

Воспитатель достал из кармашка бумажку, чтобы произнести речь, но, махнув рукою, спрятал бумажку в карман.

— Я скажу вам так, — начал он: — Рабочий всегда был, есть и будет самым наивысшим классом, без которого ни одна умная голова ничего не сделает, ни одну машину, ни одно изобретение не пустит в дело. Как бы кто ни был умён, что бы кто ни придумал головою, а без золотых рабочих рук и самое великое останется на бумаге. Я говорю к тому, чтобы было у вас понятие, какую ценную работу будете выполнять, но, конечно, получившись сначала делу. Начнём мы с малого, но на малом и большое держится! Болты, допустим, или, возьмём к примеру, гайки. Вроде бы и несерьёзные предметы, не Братская гидростанция, а без болтов да гаек и такой гигант не обойдётся.

Он говорил ещё долго, а потом сказал, что благодарит за доверие, за то, что мы приняли его и Тараса Бульбу в пионеры.

— А мы, — сказал он, — зачисляем вас в почётные и действительные кандидаты рабочей армии! Ура!

Потом говорили мы, учителя и родители, а когда кончились речи, мы пели и немножко потанцевали. Тарас Бульба сплясал гопака, но так запыхался, что я думала, ему будет плохо, но всё обошлось благополучно. А вот Марго после танцев стало совсем плохо, и нам с Пыжиком пришлось проводить её до дому под руки.

Я стала ругать её.

— Неужели тебе хочется умереть? Вот одна девочка не лечилась, не лечилась, и кончилось тем, что умерла.

— И мама моя говорит, что надо лечиться! — поддержал Пыжик.

Но Марго такая упрямая.

— У меня, — простонала она, — такая болезнь, которую врачи не вылечат. Мы с мамой в монастырь поедем. Тогда поправлюсь!