Лось в облаке - Лазарева Ирина Александровна - Страница 43

Он вызвал своего верного помощника и наушника, который всегда был в курсе тех новостей, которые в газетах не печатались. Не шевелясь и полуприкрыв тяжелые веки, Егор Данилыч слушал его все с тем же равнодушием, пока одна деталь не привлекла его внимания:

Крученый пропал? Тому три дня? А что говорят? Березин. Я так и думал, — он погрузился в размышление.

Помощник стоял рядом, слегка согнув стан.

— Слушай, а кто там из наших у Березина?

— Так многие, да хоть Боря Вертушев.

— Борька-то? А что, давай покличь его ко мне, да поживее.

Вертушев не заставил себя долго ждать. Он вошел раболепной походкой в комнату, где сидел Краснов, и встал в стойку почтительного ожидания, всем своим видом выражая неумеренное восхищение и радость от свидания с благодетелем.

— Сядь, не торчи передо мной, как сук, — неласково встретил его Краснов, который никогда не стеснялся в выражениях. — Я тебе что поручил: присматривать за Березиным, а ты схоронился, как мышь в норе, и глаз не кажешь.

— Помилуйте, Егор Данилыч, — Вертушев нервно захихикал, — о пожелании вашем помню денно и нощно, не извольте сомневаться. Только что ж докладывать, хе-хе, докладывать- то, собственно, нечего. Все как было, так оно и есть.

— Говорят, деверь у тебя любимый пропал. А ты, вроде, не сильно расстроился.

— А кто ж его знает, пропал он или опять в бега подался?

— Заврался ты, я вижу, до потери сознания. А я вранья не люблю. Знал бы ты, что деверь твой жив, не стал бы затевать развод, — зарычал Краснов, сверля Вертушева глазами.

Тот сделался одного цвета со своей голубой рубашкой. Подавшись вперед в паническом стремлении убедить, он заговорил быстро и сбивчиво, пришептывая от страха:

— Так ведь никаких следов, Егор Данилыч, вы сами посудите… наверняка ничего сказать нельзя. Березин прознал, где Крученый скрывался, а после тот исчез. Вот я и подумал… А доподлинно, клянусь вам, мне ничего не известно.

— Сдается мне, не без твоей помощи Шатун нашел Крученого, — Краснов не спускал с Вертушева неподвижного взгляда. — Я тебя хорошо знаю, — ты ему намекнул невзначай, между прочим, к слову будто пришлось, и сразу забыл. И теперь с тебя взятки гладки. Так ведь?

— Да разве я хотел?.. У меня и в мыслях… — гнусавил помертвевший Борис, решив, что ему пришел конец.

— Ладно, не трясись, — брезгливо сказал Краснов. — Шатун его за дело замочил, туда ему и дорога. А ты мне вперед брехать не смей. Я этого не терплю. Учти на будущее.

Вертушев лишь судорожно закивал, — язык у него прилип к гортани.

— Ты мне лучше вот что скажи: как Березин, все так же мрачен, нелюдим?

— Так же, так же, Егор Данилыч, как он был бирюком, так и остался. Сущий зверь, Шатун — он и есть Шатун. Последнее время его не видно. Болеет, может, или сидит один, как сыч, у себя в саду. Он это любит.

— Ну ступай, устал я от тебя. Заметишь что-нибудь необычное — докладывай в ту же секунду. Хорошо меня понял?

— Всенепременно доложу, не сомневайтесь, Егор Данилыч, — попятился Вертушев, слащаво улыбаясь и еще плохо веря в свое избавление.

Эх, тоска зеленая, думал Краснов, выпроводив Вертушева, и с Березиным не выгорело. А ведь можно было недурственно поразвлечься. Парень, видать, в силу вошел. Вполне достойный противник. Ловок, бестия, — все у него неизменно шито-крыто, не подкопаешься. Березин ему всегда нравился. Ну да ничего — и на старуху бывает проруха. Придется еще подождать.

Шлепая тапочками, он проследовал в комнату жены. Егор Данилыч был женат второй раз. Первая его жена, мать Нелли, умерла два года назад от рака, и, хотя они худо-бедно прожили вместе четверть века, Краснов, недолго думая, подыскал себе новую спутницу жизни. Надо сказать, что специально он не искал, — с будущей супругой его познакомил приятель. Разговор зашел о девочках. Краснов сморщился и сказал, что молоденькие девицы ему осточертели, мозгов у них в голове с гулькин нос, а с глупой бабой и в постели скучно. Приятель встрепенулся и рекомендовал ему сестру жены, женщину сорока лет, которая тоже недавно овдовела.

— Жду тебя завтра к себе, Егор Данилыч, слово даю: увидишь — не пожалеешь. Ей хоть и сорок, но бабонька в самом соку и умница, каких мало. Такую не стыдно и людям показать.

Краснов пришел и впервые за много лет был очарован. Екатерина действительно была красива вызревшей, строгой красотой; движения ее были неторопливы и плавны, говорила она спокойно, ненавязчиво, нисколько не стремясь продемонстрировать свой интеллект, которым, вне всякого сомнения, обладала в полной мере. В обращении она была проста, но не той простецкой раскованностью, которая приелась Краснову в молодых девушках, а простотой умного и интеллигентного человека. По профессии она была искусствовед. Краснов стал за нею ухаживать, посмеиваясь над самим собой, поскольку забыл, когда это делал в последний раз, но чувствовал, что с Катей по-другому нельзя, не та порода, тут подход нужен, внимание, разговоры всякие. Любезничать ему все же скоро надоело, потому что это было противно его натуре, и он сделал ей предложение. Екатерина попросила дать ей время подумать, приведя его своим ответом в полное недоумение. Женщины ему никогда не отказывали, и причиной тому было его непомерное богатство.

Он это знал и воспринимал спокойно: таковы уж женщины, считал он, в мужчине их в первую очередь интересует бумажник. Да, женщины отдавались ему за деньги, но разве умение зарабатывать деньги не главное достоинство мужчины? Пусть другие попробуют иметь такую силу и власть, какая есть у него.

Через неделю Екатерина дала ему свое согласие, что и требовалось доказать.

Теперь-то она ежедневно уверяет, что любит его, что, хотя он груб и неотесан, ее привлекает в нем острый ум, что он личность сильная и волевая, а этого вполне достаточно, чтобы покорить женщину, и еще она многое говорит, хотя он ее признаний не требует. Все они так говорят.

Вот бабы, ни за что не признаются, что просто продаются, им непременно надо встать в позу, напустить на себя этакий романтический флер, доказать мужчине, что «я не такая», — другая, чистая и возвышенная. Катя, хоть до тряпок и тусовок не так охоча, как все остальные знакомые женщины, выгоду свою тоже поимела: отправила дочку учиться в Штаты и открыла собственную картинную галерею, теперь пропадает там целыми днями, а о своем «сильном и волевом» муже вспоминает по ночам, потому что долги, пусть даже супружеские, отдавать все-таки надо.

Он вошел к жене в комнату. Так и есть: уже ускакала ахать и охать к своим патлатым художникам. Хорошо хоть себя соблюдает — наверно, догадывается, что ему докладывают о каждом ее шаге. То-то, голубушка, у меня не забалуешь. И чего это мужиков вечно тянет на образованных женщин? Ждешь от них чего-то особенного, а на деле разницы никакой. Ну, может, потребности у них несколько иные, а суть все равно одна.

Вот Катя книжки читает. Он взял раскрытую книгу, забытую на журнальном столике. Художественной литературы Егор Данилыч не любил. «Времяпрепровождение для женщин», — говорил он в ответ на попытки Кати предложить ему хорошую книгу. И что она находит в этих романах, думал он, в этих сентиментальных, выдуманных историях, где нет и намека на правду. Он посмотрел на обложку. Ох, уж эти современные авторы — им главное деньжат срубить, штампуют бездарные, пошлые книжонки, прочел — и тут же забыл.

И все же, движимый любопытством, желанием узнать, чем интересуется его жена, он прочел первую страницу, и неожиданно она его захватила. Он перевернул лист, стал читать следующую и уже не смог оторваться. Вот ведь как пишет, подлец, думал Краснов, кажется, все видишь собственными глазами. А все равно все неправда. Где он видел такую любовь, дружбу? Подобные россказни хороши для малолеток, которым невдомек, что всего этого не бывает. А если и бывает, то только до поры до времени. Или любовь к своей стране? Уж кто-кто, а Егор Данилыч вблизи насмотрелся на этих «патриотов». И пишет-то как убедительно, того и гляди, слезу из тебя вышибет.