Лось в облаке - Лазарева Ирина Александровна - Страница 17

Вадим с Саней увлеченно обсуждали будущее. Оба решили поступать в Ленинградский Госуниверситет, Саня — на биологический факультет, Вадим, как и намеревался, на физический. Петр Ефимыч настаивал на экономическом. У него в отношении сына были далеко идущие планы. Вадим сразу же встал на дыбы, и Петр Ефимыч вынужден был отступить в очередной раз, к крайнему своему недовольству, которое благоразумно сумел скрыть.

Весной, незадолго до выпускных экзаменов, умер дедушка Николай Лукич в возрасте восьмидесяти девяти лет, не дожив двух месяцев до своего дня рождения. Все понимали, что он был очень стар, пожил свое, что такова жизнь и ничего не поделаешь, и все-таки для Вадима и его матери, не говоря уже о бабушке, уход деда был тяжелой утратой. Евдокия Федоровна как-то сразу увяла. Еще сильная и здоровая при жизни деда, она стала болеть и чахнуть на глазах. Лариса забрала мать к себе домой в Ленинград. Дом в Свирице пришлось продать. У Вадима при мысли об этом становилось невыносимо тяжело на душе. Он понимал, что со смертью деда закончилось его детство.

Летом в Ленинград приехал Саня подавать документы в университет. Вадим встречал его на пристани.

— Будешь жить у нас, — объявил он после приветственных объятий и, прихватив Санин чемодан и сдернув у него с плеча рюкзак, понес их в машину.

В Сане, как того и следовало ожидать, немедленно взыграла его всегдашняя щепетильность, к чему Вадим заблаговременно подготовился.

— Ты мне брат? — грозно спросил он.

— Брат, — подтвердил Саня сей непреложный факт.

— Тогда не рыпайся! До экзаменов поживешь у нас, потом устроим тебя в общежитие. Годятся тебе такие условия?

— Не знаю… — продолжал сомневаться строптивец.

— Зато `я знаю, — сказал Вадим из машины. — Или ты едешь, или остаешься один в незнакомом городе без вещей и без документов.

— Узнаю Березина, — засмеялся, сдаваясь, Саня, — вырабатываешь командный голос?

У Вадима после ломки в голосе явственно прорывались басовитые нотки его отца.

— Ты же сам говорил — генетика!

Березины жили на Васильевском острове, недалеко от университета. Вадим попросил шофера ехать помедленнее и исподтишка наблюдал за реакцией Сани. Теперь пришел черед Вадима показывать другу чудеса. Трудно было найти более девственную, восприимчивую и открытую для познания прекрасного душу, чем у Сани. Все сведения о городах, ближних и дальних странах он черпал из книг. Так уж сложилась его жизнь, что до семнадцати лет он не покидал родного поселка, тем сильнее ошеломил его один из красивейших городов мира.

— Ты пока так смотри, без комментариев, потом мы с тобой облазим все, что сможем, — сказал Вадим.

— А можно начать прямо сегодня?

— Обязательно! Пообедаешь, отдохнешь, и пойдем шататься по городу. Времени навалом — белые ночи на дворе.

В просторной квартире Березиных Саню ждал приятный сюрприз. Хитрый Вадим накупил огромное количество книг по естествознанию. Это были красочные издания с глянцевыми цветными иллюстрациями — богатство, о котором Саня не смел и мечтать и ни за что не принял бы в подарок, зато здесь он мог читать их сколько угодно. Вадим надеялся с помощью книг заставить его и в будущем почаще бывать у себя дома. Расчет оказался верным — Саня с ходу схватился за книги, издавая время от времени восторженные восклицания. Вадиму и Ларисе с трудом удалось затащить его к столу.

Вечером ребята отправились бродить по гранитным набережным, прогулялись по Невскому, ночью пошли смотреть, как разводят мосты. Кругом было много молодежи, стайки девушек в светлых воздушных платьях, как на легких крыльях, со смехом проносились мимо, обдавая юношей благоуханным манящим дуновением. Глаза их блестели, голоса весело звенели, бренчали гитары, кто-то пел, кто-то читал стихи. Эта яркая, радостная, легкая жизнь захватывала, смущала, будила в душе смутные ожидания, неясное томление. Друзья были очарованы. Они присоединились к группе молодых людей, окруживших двух исполнителей песен с гитарами.

. — Какие хорошие слова, — сказал Саня. — За душу хватает. Кто это написал?

— Ты что, с луны свалился? — удивилась девушка, стоявшая рядом. — Это песня Высоцкого!

— Он действительно свалился с луны, — вмешался Вадим, — как раз сегодня прямо сюда и сверзился.

— Ты потому такой светловолосый? — активно поддержала игру девушка, в то время как ее подруга с откровенным интересом разглядывала почему-то не Саню, а Вадима.

Завязался оживленный шутливый разговор. Девушки тоже оказались абитуриентками. Люся, так звали первую, собиралась поступать в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии на факультет драматического искусства; вторая, Оля, — тоже в университет. Она хотела стать психологом. Наговорившись и обменявшись телефонами, юноши развели новых знакомых по домам. Оля не сводила с Вадима глаз, а он не знал, куда девать свои. Дома он сказал Сане:

— Слушай, чудно как-то. Эта девушка, Оля, почему она меня так разглядывала?

— Что тут непонятного? Понравился ты ей. Какой ты глупый, ей-богу!

Вадим расхохотался:

— Я? Понравился? Это с моей-то вывеской?

— А что такого с твоей вывеской? — промычал Саня, который, как вошел, уткнулся в книгу. — Вывеска как вывеска, не хуже, чем у других.

Вадим пошел в ванную комнату и с пристрастием принялся изучать себя в зеркале. Конечно, надо признать, что он уже далеко не такой худой, каким был два года назад. Что до лица, то как оно было некрасивым, так и осталось. Кому могут понравиться такие маленькие, ничем не примечательные глаза — взгляд по-прежнему темный, непонятный, — а за ресницами их и вовсе не видать. На выпускном вечере одноклассница, пригласившая его танцевать, так и сказала: «Непроглядные у тебя глаза, Березин, будто смотришься в темные очки».

Если не слишком привередничать, то можно с натяжкой отнести волосы и лоб к наиболее приемлемым частям его внешности. А вот нос лучше даже не обсуждать. И откуда, скажите на милость, у русского человека такой крупный, с горбинкой нос? Губы могли бы быть и потоньше. Такие губы в сочетании с недобрым взглядом создают странное впечатление. Подбородок твердый, овал лица вытянутый, и все асимметрично, будто природа лепила его не глядя и не слишком заботясь о конечном результате.

«Глупости, — заключил он, — вряд ли я могу кому-то понравиться. Саня по себе судит. Мимо него ни одна девушка не пройдет».

Вошел Саня и в нерешительности воззрился на душевые краны.

— Это издевательство над человеком, — ворчливо сказал он. — Все-то у вас в городе с заковыркой: открыл кран и непременно ошпарился.

Вадим научил его пользоваться кранами, газом, своим магнитофоном, телевизором, лифтом, и вообще теперь сам смотрел за ним, как нянька, боялся одного выпустить на улицу, повсюду ходил с ним вместе, при этом чувствовал себя старшим братом и оттого был невероятно счастлив.

У Сани от обилия новых впечатлений голова шла кругом. Стоило ему утром открыть глаза, и он начинал теребить Вадима.

— Пойдем в Исаакиевский собор. Ты обещал.

— Мы же решили сначала в Зимний.

— А может, пока тепло, в Петергоф?

— Между прочим, тебе к экзаменам надо готовиться, а не достопримечательности осматривать, — назидательно говорил Вадим. У Сани делалось несчастное лицо. — Ну хорошо, хорошо. Давай договоримся, — три дня гуляем и садимся заниматься. Остальное после.

Саня все же чувствовал себя неловко в чужом доме. Вадим решился на разговор с отцом:

— Па, хочу просить тебя кое о чем. Похлопочи о месте в общежитии для Сани, чтобы ему было, где жить, когда он поступит в университет.

— Ты так уверен, что он поступит?

— Уверен. Я знаю его возможности. Он больше других достоин учиться на этом факультете.

— А вдруг все же не поступит? Какой-нибудь срыв, досадная случайность. Ты думал об этом? Тогда его уже весной заберут в армию.

— Что ж, отслужим и будем снова поступать.

Петр Ефимыч буквально подпрыгнул на стуле.

— Что такое?! Ты пойдешь с ним в армию? Ты, сын Березина, золотой медалист, будешь ползать в грязи с вещмешком за плечами? А неуставные отношения? Ты согласишься драить какому-то солдафону-сержанту сапоги?