Охотница - Кэррол Сьюзен - Страница 42

– Я же уже говорила вам, Генрих, – мать изо всех сил старалась обуздать свое раздражение, – это не что иное, как обычная комета.

– Но она приближается, maman.

– Нет, она лишь направляется к солнцу и скоро исчезнет полностью.

– Ну и какое это будет иметь значение? Она уже принесла свое жуткое проклятие. Вы не хуже меня знаете, что означает появление кометы. Великий человек должен умереть.

«И каким образом это связано с тобой, сын мой?» – подумала Екатерина, но только погладила Генриха по руке.

– Но ваше величество слишком умен, чтобы обеспокоиться из-за подобной чепухи.

– Чепухи?! Это вполне доказанный исторический факт, что комета появилась как вестник смерти Юлия Цезаря.

– Вы ведь не Цезарь, Генрих, – сухо заметила Екатерина, но в своем волнении он не слушал ее, барабаня пальцами по оконному стеклу. Его тонкие пальцы были увешаны столькими дорогими кольцами, что Екатерина часто дивилась, как ему вообще удавалось поднять руку.

– А император Нерон? Из того, что я читал, он определенно понял опасное значение комет.

– Ах да, Нерон. Каким прекрасным примером благоразумия и проницательности он служит нам.

Ее сарказм явно не был понят ее сыном, потому что он согласно кивнул головой.

– Император проявил достаточно мудрости и узнал у своих астрологов, как отвратить от себя беду. И знаете, что они посоветовали ему? – Генрих наклонился ближе к матери, понижая голос до шепота. – Убить несколько знатных особ при дворе в качестве жертвоприношения.

– Какая прекрасная идея. Почему бы вам не начать с некоторых из ваших друзей, которые обескровливают казну?

Генрих негодующе сверкнул глазами.

– Я больше думал о герцоге де Гизе.

Екатерина застыла, тревожно глядя на сына. Даже со своим потускневшим зрением она не могла не заметить опасный блеск, который вспыхнул в глазах Генриха.

Несмотря на свою летаргию, время от времени он мог неожиданно для всех встряхнуться и начать действовать, но его действия носили невероятно стремительный и гибельный характер. И он ненавидел герцога де Гиза до умопомрачения.

Нервно оглядев фрейлин и друзей сына, Екатерина вцепилась в руку Генриха и потянула его подальше от чужих ушей.

– Мы уже обсуждали это прежде, – проговорила она тихо, но настойчиво. – Мы займемся де Гизом в более благоприятное время, но не теперь. Он слишком силен сейчас. Если что-нибудь случится с герцогом и это смогут приписать нам, весь Париж и большая часть католиков во Франции поднимутся на восстание против нас. И мы проиграем. Это станет концом всего.

– Уже слишком поздно. Я знаю это. Наш конец написан на небе, маман. Еще один год, и вы, и я, мы оба превратимся в прах, и о нас позабудут.

Для человека, произносящего безумные речи, выражение лица было до ужаса здравым.

Екатерина сидела одна, вся сжавшись и укутавшись в платок, ее кресло было придвинуто совсем близко к огромному камину в ее личных покоях. Даже пылающего жаром огня было недостаточно, чтобы согреть ее кости.

«Еще один год, и вы, и я, мы оба превратимся в прах, и о нас все позабудут».

Екатерина вздрогнула, вспомнив слова сына. Она боялась небытия гораздо больше, чем если бы верила, что ей придется отвечать за свои грехи перед некоторым могущественным Создателем.

Дочери Земли считали смерть естественным процессом, закономерным концом жизненного цикла, возвращением в лоно матери-земли, превращением в тучную почву для новой жизни. Но Екатерина не видела ничего утешительного в перспективе стать кормом для личинок, которые будут вгрызаться в ее плоть, пока от нее не останется лишь груда костей.

Она съежилась, вжимаясь в свое кресло. В порыве самоотвращения она заставила себя выпрямиться. Нет, она еще не готова становиться пищей для червей, будь прокляты безумные предсказания ее сына.

По крайней мере, ей удалось на какое-то время утихомирить Генриха, отвратить его от любого необдуманного действия против герцога де Гиза. Растирая ноющее плечо, Екатерина вздохнула. Как будто мало ей сумасбродного поведения Генриха и амбиций герцога де Гиза, так еще новая беда возникла, чтобы мучить ее. Беда, которой, как она полагала, она видела конец, когда эта ведьма Лассель утонула в Сене.

Но легенда о «Серебряной розе» продолжала жить, как, по-видимому, продолжала жить и сама волшебница. Нет, не Лассель, но это дитя…

Екатерина пошевелилась, поскольку ее горничные начали двигаться по комнате, зажигая свечи. Погрузившись в свои мрачные размышления, она едва обратила внимание, когда день сменился вечером. Когда одна из ее фрейлин осторожно, на цыпочках подошла объявить, что прибыл капитан Готье и просит аудиенции ее величества, какая-то часть ослабевающей энергии Екатерины вернулась к ней.

Сбросив платок, она с усилием поднялась на ноги, полная решимости даже перед таким незначащим человеком, как ее собственный наемник, явить из себя королеву.

Когда капитан вошел, Екатерина удалила всех своих фрейлин и слуг. Дело, которое привело Готье, было слишком личным и секретным для любых ушей, кроме ее собственных. Когда двери закрылись за ее фрейлинами, Готье опустился на одно колено перед Екатериной.

Поднося руку Екатерины к губам, он вкрадчиво и льстиво пробормотал:

– Какой лучезарной ваше величество предстает передо мной этим вечером. Смею ли я дерзнуть сказать…

– Нет, не смеете. – Екатерина выхватила руку. – Я уже пресыщена и слишком смелыми и дерзкими молодыми людьми, и притворством, и лестью. Хватит с меня на сегодня. Просто делайте свой доклад и будьте кратким.

Не обескураженный ее упреком, Готье с важным видом привстал на ноги.

– Очень хорошо. Дело сделано, ваше величество. Последняя из ведьм, которых мы захватили после набега, казнена.

– И стражник в Бастилии был осторожен? – с тревогой спросила она. Хватит того, что все эти дикие истории о волшебнице, рожденной, дабы уничтожить Темную Королеву, циркулировали за границей. Не нужно было Екатерине, чтобы казнь этих ведьм вдохнула новую жизнь в легенду о «Серебряной розе».

– Мы были осторожны, насколько было возможно, когда перевешали почти полдюжины этих женщин. Одна из них попыталась выкрикнуть «Да здравствует Серебряная роза». – Готье расплылся в широкой улыбке, высвечивая зубы. – Но ее тут же заставили замолчать, обвив веревку вокруг шеи. Все равно там не было никого, кто бы мог ее услышать, кроме меня и стражника.

– Отлично. – Стоять слишком долго Екатерине было трудно. Она сделала нескольких шагов в тщетной попытке заставить двигаться свои суставы. – Итак, ни одна из этих женщин не согласилась принять мое предложение отменить приговор в обмен на сведения о «Серебряной розе»?

– Увы, нет. По каким-то причинам, они не слишком поверили в обещания вашего величества проявить милосердие. – Этот тип имел дерзость ухмыльнуться. – И при этом никакие пытки не могли развязать им языки. Мы перепробовали все: дыбу, колодки, тиски для больших пальцев. Мы узнали немногим больше того, что я уже говорил вашему величеству прежде. «Серебряная Роза» – это дочь Кассандры Лассель, девочка по имени Мегаэра, и эти женщины поклоняются ей до самозабвения.

Екатерина покачала головой, все еще с трудом веря, что ее ужасающая Немезида была всего лишь маленькой девочкой. И ведь девочка эта уже была в ее руках тем летом, когда ведьма Лассель напала на Екатерину в саду ее собственного дворца.

Если бы Екатериной в тот момент не настолько владела заманчивая перспектива вырвать «Книгу теней» у Кассандры Лассель, придала бы она больше значения присутствию рядом с собой Мегаэры?

Даже теперь она с трудом припоминала эту девочку. Некрасивая, обыкновенная худая малютка, вся одни испуганные, широко раскрытые зеленые глаза.

– Все ведьмы ушли в могилу, так и не назвав местонахождение девочки, – рассказывал Готье. – Сам я склонен полагать, что все эти мерзавки просто понятия не имели, что случилось с их дражайшей «Серебряной розой».