Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы - Корец Марина Александровна - Страница 9

Шокированный кассир стал нервно доставать из сейфа деньги. Загадочная дама оказалась нежадной. Она остановилась на двадцати тысячах фунтов и затащила пакет обратно в окно. После чего исчез и пистолет. Одураченный клерк поморгал глазами, вытер потный лоб и нажал кнопку тревоги. Дама тем временем уже выходила из банка. Ее проводил тот же восхищенный взгляд дежурного охранника. «Шевроле» тронулся с места одновременно с криком: «Задержите женщину в черном плаще!»

Налетчицей была Джорджина Ванрайт, которую через полгода лондонские газеты окрестят «неуловимая леди». Еще через два года, когда налетчица предстанет перед Королевским судом, пресса напишет:

— После укола морфия я слышала тихий женский голос. Он мог преследовать меня несколько дней, даже когда я не принимала наркотики. Поначалу меня это пугало, затем начало забавлять. В конце концов этот голос стал мне как бы родным. И самое главное: я оправдывала свои преступления перед собой. Я как бы очищала совесть. Мои слова кажутся дикими, но именно сестра-близняшка и попросила меня ограбить банк.

Банки менялись, словно тонкие ажурные перчатки, которых она имела множество и которые постоянно носила. Налетчица работала в одиночку. Не столько потому, что никому не верила, сколько из-за того, что отлично справлялась сама. Сценарий налетов был размеренным и однообразным, по-английски консервативным. В банке появлялась высокая молодая женщина в затемненных очках и с модной сумочкой, где лежали все те же пистолет и непрозрачный пакет. Пистолет был красивой серебристой игрушкой, но об этом знала только налетчица.

Наркотики долго не могли убить красоту Джины Ванрайт. Перед растерянными кассирами она являлась то яркой блондинкой, то жгучей брюнеткой, то под вуалью, то без нее, то в густых румянах, то аристократически бледной. Полиция расставляла ловушки, газеты смаковали похождения «неуловимой леди» и добросовестно описывали ее приметы. Охрана всех лондонских банков имела целый набор фотоснимков, растиражированных с видеозаписи банковских камер слежения.

…Украшенная светлым париком Джина зашла в операционный зал, приблизилась к окошку, достала из сумочки все тот же пистолет и приказала выдать ей наличность. В ту же секунду перед ней упала металлическая штора. Реакция кассира заслуживала уважения. По банку пронесся сигнал тревоги. Джина, не ожидавшая такого поворота событий, заспешила к выходу. Ее шаг инстинктивно убыстрялся. Налетчица понимала, что совершает ошибку, но замедлить шаг не решалась. Она едва не выпорхнула в открытую дверь, где уже маячили три-четыре полицейских. Один из них галантно уступил высокой даме дорогу, однако его лицо вдруг переменилось. Полицейский заслонил проход и тут же получил удар в пах. Джина Ванрайт пробежала пять-шесть метров и упала в нежные объятия полицейского наряда. Приключения «неуловимой леди» завершились.

Сердце главного судьи Королевского суда не растопила защитная речь адвоката, который строил свою защиту на двух неоспоримых фактах: подсудимая была молода и пользовалась игрушечным пистолетом.

— Да, она зависима от наркотиков. Но где она росла, где ее мать и ее отец? — дрожащим голосом вопрошал адвокат. — Кого винить и кого судить должна в свою очередь эта молодая красивая женщина, которая желает зачеркнуть прошлое? Джорджина Ванрайт желает поставить на своем прошлом крест с помощью врачей и с помощью суда, который должен дать ей последний шанс. Ибо суровый приговор окончательно сломает эту хрупкую женщину!

Судья хладнокровно огласил приговор: восемь лет тюремного заключения. Джина, уже будучи ко всему равнодушной, отправилась в тюрьму Холловэй, где провела почти шесть лет. Выйдя на свободу, она поселилась в пригороде Лондона у своей младшей сестры Шармайн. «Сестра-близняшка» к тому времени прекратила тревожить Джину своим низким внутренним голосом. Бывшая налетчица устроилась на работу в ресторан, познакомилась с местным официантом и решила наконец-таки забеременеть. Однако перед этим ответственным шагом Джорджина решила вновь испытать судьбу в операционном зале столичного банка. В последний раз. После этого она намеревалась окунуться в долгую счастливую семейную жизнь, которая без стартовой суммы в двадцать-тридцать тысяч фунтов стерлингов просто не представлялась возможной.

Джину взяли прямо у кассы. Кто-то сорвал с нее дешевый парик и сразу же узнал в налетчице ту «неуловимую леди», на имени которой поднимали свой тираж лондонские газеты семь лет назад. Джину встретил корпус предварительного заключения все той же тюрьмы Холловэй. Через две недели Джорджина решается на побег и во время очередной раздачи пайка столовой заявила:

— Я не могу есть. У меня раскалывается голова все время тошнит. Вызовите врача.

Когда осужденную привели в санчасть, она симулировала сумасшествие: молола скороговоркой всяку чушь и звала сестру, которая якобы жила у нее внутри. Седеющий врач, повидавший на своем веку еще и не такие выходки, равнодушно написал в ее личной карт «Пыталась симулировать психическое расстройство» ? и спровадил Джину обратно в камеру.

Стареющая лондонская налетчица приговора дождаться не стала. Ночью она разорвала свою юбку на полосы и сплела из них веревку. Поднатужилась, бесшумно подняла кровать и прислонила к сырой стене. Привязав конец веревки к верхней спинке, она набросила петлю на шею и с хрипом сползла на пол. Полча спустя дежурный надзиратель заглянул в камеру и бросился на пост к телефону. Через минуту смертоносную петлю снимали, но уже с трупа.

САПОЖНЫЕ ЛАПКИ

Красотка Элен любит пофилософствовать. Разумеется, когда антураж был подходящий. Ноги на стол, сигарету в зубы, рюмочку коньячка и музыку, музыку посексуальней.

— Посмотрю я на этих телок, которые в иномарках рассекают, так просто тошнить хочется, — щурит Ленка кошачьи глаза. А каракатица Витка подпевает:

— И чем эти сучки берут? У тебя вон какие ходули, и грудь как насиликоненная. А попадаются одни козлы.

— Жизнь — бардак. Справедливости нет и не будет. А Гарика лучше не трожь. — Элен опускает острый язычок в рюмку с коньяком и постанывает от наслаждения. Когда ей было 16 лет, ее трахнул в машине один начальник. Он научил ее пить коньяк, научил ее премудростям секса. И очень любил повторять, что Ленка создана для любви, в то время как большинство баб — для работы.

— Фу-у-у! — накурили-то как, девчата! — подруги и не заметили, как суверенность их блаженного мирка нарушил инородный предмет в виде Ленкиной матери, тетки Лизы. Виту аж в кресле подкинуло — шутка сказать, мать в разгар кайфа вломилась. Ее бы старуха матюгами обложила, а может, и скалкой огрела. А Ленкина мать — миротворица, в Бога верует, всем помогает и с дочкой всегда ласкова.

— А ты понюхай, может, прибалдеешь, — нагло огрызается Элен. — Я же нюхаю, когда ты бабку-вонючку в нашей ванне полощешь.

Витке что, ее дело — сторона. Но это, пожалуй, слишком. Вся улица хвалит тетку Лизу за то, что помогает соседке парализованной, а родная дочь издевается. Природа-шутница сыграла злую шутку с этой семьей, выстругав мать топором и вложив в нее душу ангела. А с дочерью проделала обратное, снабдив точеную плоть злой и никчемной душой. 22 года «женщина для работы» кормит и холит «женщину для любви», получая взамен черную неблагодарность. Мать овдовела в 40 и больше мужчин не знала. А Ленка в свои 22 уже не один десяток перепробовала и замужем побывать успела. Правда, совсем недолго, надоели нотации свекрови и скучная правильность мужа.