Ухо, дыня, сто двадцать пять! - Крюгер Мария Людвика - Страница 6

«Кто посмел меня ударить?» — возмущённо подумал Космаля, задрав голову, и с удивлением узнал своего одноклассника и дружка Фредека, надежду и опору Команды Силачей. Фредек вразвалочку брёл по улице, засунув руки в карманы.

«Ну, я ему отплачу», — решил Космаля и даже грозно крикнул: «Эй, ты, проваливай!»

Но вместо задуманного окрика получился обычный лай, который так разозлил Фредека, что он собрался ещё раз пнуть строптивую таксу. К счастью, Яцек сумел увернуться и бросился наутёк. Он бежал вдоль стен, испуганный и перемазанный в грязи, когда до него донёсся какой-то вкусный запах. Ах, что-то пахло так изумительно, так заманчиво! Яцек только теперь по-настоящему почувствовал, как он голоден. Опустив к земле свой чёрный мокрый нос, он бежал в сторону чудесного запаха и скоро добрался до места, откуда он исходил. Это был магазин, где на крюках висели огромные туши, а возле пня для рубки мяса лежали аппетитные обрезки и кости.

— Ну, наконец, что-то приятное! — обрадовался пёсик Космаля и вошёл в магазин. Но когда он уже собрался схватить необычайно привлекательную косточку, послышалось грозное рычание. Он поднял голову и задрожал. Сверху на него глядела огромная, клыкастая морда бульдога.

— Спасите! — хотел крикнуть Яцек, но прозвучало это как тихое, жалобное подвывание: — Спасите!

— В-р-р-р! Убирайся отсюда! — грозно повторил бульдог.

«Я очень извиняюсь», — хотел как можно вежливее сказать Космаля, но и на этот раз только жалобно заскулил.

Не оставалось ничего иного, как, поджав хвост, удирать, что было прыти в кривых коротких лапах. Длинные уши развевались на бегу и скоро тоже стали мокрыми и грязными.

Миновав несколько домов, Яцек Космаля замедлил бег и осторожно оглянулся. Нет, никто за ним не гнался. Можно было отдышаться. Он пошёл медленно, внимательно осматриваясь. Ему казалось, что Парковая улица уже недалеко, но он не был в этом уверен. Таблички были подвешены слишком высоко, и как он ни задирал голову, не мог прочесть названий улиц. Но район казался ему знакомым.

Пробегая мимо фонаря, он вдруг почувствовал странное желание. В первую минуту он даже не понял, что, собственно, ему нужно. У следующего фонаря желание стало сильнее. Яцек пытался совладать с ним, но это было очень трудно, можно сказать, непосильно. И наконец, у восьмого, наверно, фонаря он больше не смог противиться. Осторожно оглядевшись, не смотрит ли на него кто-нибудь, он приблизился к железному столбу и поднял заднюю ножку… Ах! Что за удовольствие!

К счастью, никто этого не видел. Пёсик Космаля лихо вытер задние ножки о тротуар и побежал дальше. Мир теперь казался ему более приятным. Достать бы ещё что-нибудь поесть.

Вдруг до его чёрного носа донёсся милый, знакомый запах. В первый момент он даже не понял, чей это запах, а когда понял, подпрыгнул от радости и весело протявкал:

— Ой, так ведь это же пахнет дом, мой родной дом!

Опустив нос к земле, он побежал быстро-быстро. Улица, поворот, знакомый тротуар. Здесь совсем недавно проходил его папа. Так могли пахнуть только его ботинки. Смешно, раньше он не умел узнавать вещи по запаху. А ведь всё вокруг так сильно пахнет, и очень легко узнать, кто перед этим проходил по улице.

Вот знакомая парадная. И лестница! Ой, как трудно маленькой собачке на коротких лапах взбираться по лестнице! Космаля здорово запыхался и, высунув язык, остановился перед дверью с большой табличкой. Встав на задние лапы, он для верности прочитал, что в квартире действительно живут З. и С. Космаля.

Дверь была закрыта.

Яцек уселся на коврике и стал размышлять, как попасть внутрь. Хоть бы кто-нибудь догадался и открыл дверь. Но нет, никто не открывал. Он попытался подпрыгнуть, чтобы достать до ручки или до звонка. Ничего не вышло: они были слишком высоко. «Никому и в голову не пришло, что собаке тоже может понадобиться позвонить в квартиру», — огорчённо подумал Космаля. Ему стало так грустно, что он сел и завыл тихо и жалобно.

Потом замолчал и прислушался. Где там! Радио включено на полную громкость, разве услышат, что под дверью кто-то… скажем так… тоскует. Чтобы не сказать — воет.

Подождав с минуту, он снова подал голос, на этот раз погромче.

За дверью послышались шаги. Кто-то вышел в прихожую. Космаля прижался носом к щели и, сильно вдохнув воздух, сразу понял, что это тётя Леокадия. Он хотел крикнуть, чтобы она поскорее открывала, но опять лишь завыл.

Щёлкнул замок, и тётя Леокадия открыла дверь.

— Пошёл прочь! — крикнула она и со злостью захлопнула дверь перед самым его носом. Тётя не любила собак и даже, можно сказать, плохо к ним относилась. Слышно было, как она в прихожей сердито проговорила:

— Сидит на коврике и воет!

Космаля почувствовал себя совершенно беспомощным. Он понимал: надо как-то объяснить тёте, что это вовсе не пёс, а он, Яцек, и к тому же ужасно голодный, но как это сделать? Придётся попробовать ещё раз. И, встав на задние лапы, он крикнул изо всех сил:

— Тётя! Это я!

Но опять вместо слов раздалось только:

— А-у-у-у-у! Гав! Гав! А-у-у-у-у!

— Снова завыл! — послышался из прихожей раздражённый тётин голос. — Вот я его сейчас щёткой!

За дверью что-то зашуршало.

— Куда подевалась щётка? Кто утащил щётку? В этом доме ничего не кладут на место!

Шуршание прекратилось. Дверь резко распахнулась — и на пороге появилась тётя, вооружённая щёткой. Но тут кто-то схватил её сзади за руку и закричал:

— Тётя, пожалуйста, не бей его, тётя! Такой маленький пёсик!

Яцек узнал голос Вожены и подумал, что родная сестра тоже может человеку… то есть псу… иногда пригодиться. Вожена тем временем выглянула из-за тёти и продолжала:

— Такой маленький, бедняжечка. И весь дрожит: наверно, ему холодно.

«Конечно, холодно. Ты, Вожена, лучше пусти меня домой», — хотел сказать Яцек и не смог. Но жалобное подвывание, которое раздалось вместо слов, растрогало доброе сердце Боженки. Она погладила Яцека по голове.

— Пёсичек, какой у тебя бархатный лобик! Ну что, пёсик, что? Тётя, как он грустно смотрит!

— Ещё бы не грустно, ведь я ужасно голоден. Ты лучше не причитай и добренькой панночки из себя не корчи, а пусти в дом и дай поесть! — проворчал Космаля, уже порядком разозлённый затянувшимся разговором.

Это ворчание снова насторожило тётю.

— Ты не трогай его, Боженка. А то ещё укусит. Тут Космаля окончательно потерял терпение.

— Конечно, укушу, если долго будете меня тут держать!

Прозвучало это как протяжный тоскливый вой. Боженка совсем расчувствовалась и широко распахнула дверь:

— Заходи пёсик, заходи! Ты хороший. Дам тебе молочка!

Нельзя сказать, чтобы Космаля обожал молоко. Потому и сейчас обещание Божены его не очень обрадовало. Молока! Дали бы чего-нибудь получше. Например, колбасы. При мысли о колбасе Космаля даже облизнулся, достав языком почти до ушей. Но Божена поставила перед ним мисочку с молоком, куда был накрошен хлеб. Этого Космаля просто терпеть не мог. Он поднял голову и сердито взглянул на сестру, сердито и в то же время растерянно… Раньше, пока ещё не превратился в таксу, он был значительно выше Божены. Ведь ей всего девять лет. А теперь? Теперь она выглядела как великанша. Чтобы на неё взглянуть, он должен был задрать голову. Ноги у неё — как столбы, руки такие длинные по сравнению с короткими кривыми лапами Яцека.

— Пей, пёсик, пей, — уговаривала Божена.

— Вот видишь, видишь, какой он голодный? Даже не хочет молока, — приговаривала тётя Леокадия, очень довольная, что оказалась права. Она вообще любила оказываться правой.

— А может, он не любит молока? — предположила Божена.

«Однако Божена молодчина», — с братской нежностью подумал Яцек.

— Тётя, дадим ему овсяного супа, который остался с обеда. Собачкам полезно есть овсянку. Ведь верно?

— Вот ещё! — взвыл Космаля.

Неужели Божена не знает, что он и овсянку не любит? Это его ужасно рассердило. Он потянул носом и почуял восхитительный запах какого-то мяса. А может, печёнки? Тётя всегда чудесно готовила печёнку. Вот бы сейчас съесть! Между тем Божена взяла его за загривок и подтащила к тарелочке с супом, приговаривая: