Северный пес - Крушина Светлана Викторовна - Страница 37

Свои подозрения он озвучивать не стал, не до того пока. Успеется. К тому же, кто бы ни был отцом мальчишки, матерью его была Гата, а значит, он — племянник Грэма, да и Нинели тоже. И со стороны последней просто подло и бессердечно держать ребенка на черной работе. Уж я поговорю с ней, подумал Грэм мрачно.

— Похоронена Гата где? Здесь, в склепе?

— Да, — едва слышно шепнула Катрина.

— Хорошо… ну ладно, пойдем в дом.

Каменные плоские ступени замшели. Картина общего запустения и развала вдруг проступила отчетливо, словно весть о смерти Гаты, единственного живого человека здесь, пробудила ее к жизни. Грэм заметил, что каменная кладка стен крошится, и замок выглядит так, словно вот-вот покосится и рухнет. Это было странно. В распоряжении княгини находилось более чем достаточно денег, чтобы содержать хозяйство в порядке, так почему же она не делает этого? Или ей стало все безразлично после смерти мужа и дочери?

Тяжелая дверь открылась не без труда, и Грэм ступил в знакомый сумрачный холл, вслед за ним тихо проскользнула Катрина. Холодно и тихо… как в склепе. Вовсе не так было при князе, да и потом, когда жива была Гата — не так. Неужели — дом? подумал Грэм с горечью. Это — мой дом теперь? Как странно. Я выбрался из одного склепа, чтобы опочить в другом?

— Живой кто-нибудь есть? — спросил Грэм как бы про себя и повернулся к Катрине. — Невесело тут. Где твоя матушка?

— В это время она обычно отдыхает в своей комнате наверху. Она не любит, чтобы ее беспокоили.

— Придется потерпеть. Кроме того, она не видела меня так долго, что… — он не договорил, усмехнулся. — Проводи меня.

Очень неохотно, еле волоча ноги, как осужденный на плаху, Катрина направилась к лестнице. Грэм с любопытством наблюдал за ней. Похоже, девчонка боится матери, и не хочет показываться ей на глаза. Это она-то, бестрепетно разговаривающая в запущенном парке с незнакомцем при оружии. Он мог бы найти комнату Нинели и сам; Катрину можно было и отпустить, но Грэм не хотел. Ему было интересно, что скажет Нинель, когда увидит дочку с ним рядом.

— Вот здесь, — Катрина остановилась у двери материной комнаты и подняла на Грэма прозрачные синие глаза. — Можно мне уйти, сударь?

— Подожди. А бабушка где?

— В своей спальне. И почти не выходит оттуда. Она очень больна, сударь.

Грэм кивнул. О болезни княгини Мирали он знал, поверенный рассказал ему, когда передавал официальные бумаги. Странно, правда, что он не упомянул о смерти младшей княжны. Впрочем, он мог и забыть от страха; Грэм немного перестарался с запугиванием.

— Тогда все-таки поговорим с твоей матушкой для начала. Пойдем, сообщишь обо мне.

Он галантно открыл перед девочкой дверь, пропустил вперед. Катрина остановилась на пороге комнаты, сцепив руки за спиной. Вид у нее был несчастный. Грэм зашел вслед за ней, опустил на пол свою дорожную сумку, быстро огляделся. Кажется, в комнате не произошло никаких изменений за долгие годы. Так же чисто, прибрано… и неуютно. И шторы плотно задернуты, отчего в комнате царит сумрак. Грэм разглядел женскую фигуру, полулежащую на кушетке у дальней стены; он был уверен, что она его не видит.

— Мама! — позвала Катрина. — К тебе пришел… человек. Он хочет с тобой поговорить.

— Что за человек? — послышался холодный, тягучий голос Нинели. — Ты же знаешь, Катрина, я не люблю, чтобы меня беспокоили в эти часы… Если это кто-нибудь из арендаторов, пусть подождет.

— Это не арендатор, мама.

— Глупая девчонка. Неважно, кто это. В любом случае, он может подождать.

Катрина с надеждой взглянула на Грэма, ожидая, что он ей поможет. Но он молчал, сжимая и разжимая кулаки, как перед схваткой. Впрочем, именно схватка, хотя и особого рода, его сейчас ожидала. Каждый разговор с сестрой всегда походил на сражение.

— Этот господин… мама, он утверждает, что он — твой брат, — обреченным тоном сказала Катрина в темноту.

Пауза. В полной тишине послышался тихий шелест платья, и Грэм увидел, как темный женский силуэт приподнимается с кушетки.

— Брат? — слово это, судя по всему, далось Нинели с большим трудом. — Какой еще брат? О чем ты говоришь, глупая?

— А ты уже успела забыть о том, что у тебя есть еще и брат? — тихо проговорил Грэм, не двигаясь с места. — Впрочем, неудивительно. Думаю, тебе не пришлось прикладывать усилий для этого.

— Грэм?! — голос Нинели не казался уже ни холодным, ни тягучим, а истеричным. Знакомая интонация, иначе она с ним и не говорила. — Откуда ты взялся?! Ты же обещал, что никогда не вернешься!

— Жестокое разочарование, — усмехнулся он. — Не правда ли, сестрица? Ты только не паникуй. Я сейчас присяду, и мы с тобой спокойно поговорим.

— Мне не о чем разговаривать с тобой, — Нинель удивительно быстро взяла себя в руки. — Если только это действительно ты, а не какой-нибудь проходимец, присвоивший себе чужое имя.

— Ну так подойди и посмотри, убедись. Катрина, беги по своим делам. Мы с твоей мамой хотим поговорить.

Девочка охотно выскользнула за дверь. Тем временем, Нинель поднялась с кушетки, отдернула плотные шторы, впуская в комнату свет неяркого осеннего дня, и подошла к Грэму. Долго-долго рассматривала его. Грэм старался хранить невозмутимое выражение лица.

— Пожалуй, это и впрямь ты, — проговорила Нинель через минуту. — Хотя и несколько изменившийся. Не в лучшую сторону. Вид у тебя дикий.

— Я знаю. Ну так что, присядем, поговорим?

— Не знаю, о чем с тобой можно говорить. Все уже было сказано много лет назад, разве нет? Я предлагаю тебе уйти и забыть, что ты приходил сюда. До истечения десяти лет осталось всего ничего.

Не обращая внимания на постную физиономию сестры, Грэм прошел в комнату и вольготно устроился на кушетке, откуда не так давно поднялась Нинель. Потом вынул из-под одежды пакет с документами и небрежно бросил его на стол.

— Что это? — с подозрением спросила Нинель, подходя.

— Это имеет прямое отношение к тем десяти годам, о которых ты только что упоминала. В самом деле, я обещал, что наследство достанется твоему сыну. Но, видишь ли, обстоятельства изменились. Я официально вступил во владение титулом, землями и прочим состоянием, — Грэм проговорил это даже с некоторым удовольствием. Его забавляла вытянувшаяся физиономия сестры. — Вот здесь — бумаги, подтверждающие это. Я теперь князь Соло, сестрица.

— Нет, — сказала Нинель.

— Да. Посмотри. Все бумаги заверены отцовским поверенным и вступили в силу со вчерашнего дня.

Нинель опустилась в низкое кресло так, словно ее вдруг перестали держать ноги. Взяла со стола стопку бумаг, бегло просмотрела их. Грэм заметил, что руки ее дрожат. Жалости он не испытывал — по крайней мере, к ней. Вот сын у нее симпатичный, конечно, но… пацану хватит и отцовского наследства. Зачем ему старый осыпающийся замок, в котором больше мертвых, чем живых?

— Ты… — выговорила Нинель непослушными губами. — Ты — подонок… негодяй! Ублюдок! Почему тебя не убили до сих пор? Почему Борон не забрал тебя?! Будь ты проклят!

— Спасибо на добром слове, сестрица, — сказал Грэм. — Не представляешь, как приятно, вернувшись в место, которое ты хочешь назвать своим домом, услышать ласковые приветствия. Верни мне бумаги, пожалуйста. Ты в них так вцепилась, что, боюсь, порвешь.

Вместо того, чтобы отдать документы, Нинель действительно сделала такое движение, словно хотела порвать их. Грэм, быстро наклонившись, схватил ее за запястья и вытащил из сжавшихся пальцев бумаги.

— Осторожнее, сестрица. Мне не хотелось бы ехать к уважаемому господину Клайссу за копией. Он и так перенервничал. Вот так. Спокойно. Тебе дать воды?

— Убирайся к Безымянному!

— Что-то не хочется. Да без истерики! Возьми себя в руки. Разве тебе и твоим детям мало оставил твой опочивший супруг? Так выйди замуж второй раз.

— Ты ничего не понимаешь! Этот замок — мой дом. Мой, понятно, а не твой, безродный приблуда! Я не позволю тебе выгнать меня и моих детей отсюда!

Грэм расхохотался, откинувшись на спинку кушетки.