Расскажи мне, как живешь - Кристи Агата - Страница 26

«Ваш муж очень хорошо говорит по-арабски, дорогая», – замечает он, благодушно похлопывая меня по руке, когда мы возвращаемся из нашей экспедиции.

Я кричу несколько невразумительно:

«Да, но он не... »

«Нет, конечно же, – не соглашается священник, – он очень хорошо изучил арабский».

«Он не мой муж», – воплю я.

«Ваша жена, как я понял, совсем не говорит по-арабски», – говорит священник, обращаясь к инженеру, который становится кирпично-красным.

«Она не...» – начинает он громко.

«Да, – говорит священник, – я понял, что в арабском она слаба». Он улыбается: «Вам надо научить ее». Мы кричим в унисон: «Мы не женаты!»

Выражение лица священника меняется. Он смотрит сурово и с осуждением.

«Но почему нет?» – требует он.

Горный инженер беспомощно говорит мне: «Я сдаюсь».

Мы оба смеемся, и лицо священника смягчается.

«Понимаю, – говорит он, – вы просто со мной пошутили».

Машина останавливается у отеля, он осторожно выбирается наружу, разматывая длинный шарф со своих белых усов. Он поворачивается к нам и благожелательно улыбается.

«Благослови вас обоих Бог, – говорит он, – надеюсь, вы будете долго и счастливо жить вместе!»

* * *

Триумфальный въезд в Нисайбин! Как всегда, поезд останавливается так, что надо прыгать с высоты пяти футов со ступеньки на землю, усыпанную острыми, перекатывающимися камнями. Любезный товарищ по путешествию соскакивает и убирает камни, что позволяет мне спрыгнуть, не подвернув щиколотку. Вдали я вижу приближающихся Макса и Михеля, нашего шофера. Я помню три заклинания Михеля: Forca – применение грубой силы, обычно с плачевными результатами; sawi proba и economia, общий принцип экономии, который уже приводил к тому, что мы застревали в пустыне без бензина.

Прежде чем мы успеваем встретиться, турок в форме сурово говорит мне «Паспорт», хватает его и вскакивает обратно в поезд.

Мы здороваемся. Я пожимаю жесткую руку Михеля, который говорит «Bon jour[58] . Как поживаете?» и добавляет по-арабски: «Хвала Богу» за мой благополучный приезд. Разные подручные хватают чемоданы, которые проводник Wagon Lit выкидывает из окон. Я упоминаю о паспорте. Он и турок в форме бесследно исчезли.

Мрачная Мэри – наш грузовик, верно ждет. Михель открывает заднюю дверцу, и моему взору предстает привычное зрелище. Несколько куриц, неудобно связанных вместе, жестянки с бензином и кучи мешковины, которые при рассмотрении оказываются человеческими существами. Мой багаж помещается поверх куриц, а человеческие существа и Михель отправляются на поиски моего паспорта. Беспокоясь, что Михель может применить Forca и создать международные осложнения, Макс идет за ним. Минут через двадцать они с триумфом возвращаются.

Мы трогаемся в путь – скрип, толчок, громыхание – из выбоины в выбоину. Мы выезжаем из Турции в Сирию. Через пять минут мы уже в этом растущем городке Камышлы.

Тут нас ждет множество дел, прежде чем мы сможем отправиться домой. Сперва мы идем в «Хэродс», а именно в заведение месье Йаннакоса. Тут меня приветствуют, предлагают кресло за кассой и для меня варят кофе. Михель завершает покупку лошади, которую будут запрягать в телегу, чтобы возить воду от реки Джаг-джаг на наши раскопки на телле Браке.

Михель, по его словам, нашел замечательную лошадь – не лошадь, а верх экономии. «Насколько эта лошадь – экономия? – спрашивает Макс с подозрением. – Это хорошая лошадь? Большая лошадь? Выносливая лошадь?» «Лучше, – говорит он, – хорошая лошадь, которая стоит немного дороже, чем плохая лошадь по дешевой цене».

* * *

Одна из куч тряпок выбирается из грузовика и превращается в разбойного вида личность, которая должна стать нашим водовозом. Этот человек, по его словам, понимает в лошадях. Он должен пойти с Михелем и дать отзыв о лошади. Тем временем мы покупаем фрукты в консервных банках, бутылки сомнительного вина, макароны, банки сливового и яблочного джема и другие деликатесы у месье Йаннакоса. Затем идем на почту, где находим нашего старого друга, небритого почтмейстера в грязной пижаме. Не похоже, чтобы пижаму сменили или выстирали с прошлого года. Мы получаем наши кипы газет, одно-два письма, отказываемся еще от трех писем, адресованных европейским почерком мистеру Томпсону, которые почтмейстер заботливо навязывает нам, и идем дальше в банк.

Банк построен из камня – большой, прохладный, пустой, полный покоя. Посередине стоит скамья, на которой сидят два солдата, старик с крашенной хной бородой, одетый в лохмотья живописной расцветки, и мальчишка в рваной европейской одежде. Все они сидят, мирно уставившись в пространство и время от времени сплевывая. В углу таинственная постель с замызганными одеялами. Нас с удовольствием принимает клерк за стойкой. Макс предъявляет чек, по которому надо получить деньги, и нас проводят в офис m-e le directeur[59] . M-e le Directeur – большой, кофейного цвета и разговорчивый. Он принимает нас самым приветливым образом. Посылают за кофе. Он заменил прошлогоднего directeur и этим слегка опечален. Он приехал из Александретты, где, по его словам, есть хоть какая-то жизнь! А здесь (его руки взлетают) «On ne peut meme pas faire un Bridge»! «No, – добавляет он с растущим чувством обиды, – pas meme un tout petit Bridge». (Заметим – какая разница между un Bridge и un tout petit Bridge?[60] Предполагается, что и для того, и для другого нужно четыре партнера?)

Полчаса проходит в беседе о политической ситуации и об удобствах (или их отсутствии) в Камышлы. «Mais tout de meme on fait de belle constructions»[61] , – признает он. Он живет, оказывается, в одном из этих новых строений. Нет ни электрического света, ни канализации, никаких удобств цивилизации, но дом, по крайней мере, это construction – «Une construction en pierre, vous comprenez»[62] . Мадам увидит его по дороге на Чагар Базар.

Я обещаю обратить на него внимание.

Мы обсуждаем местных шейхов. Они все одинаковы, говорит он. «Des proprietaires – mais qui n`ont pas le sou!»[63] Они всегда в долгах.

Время от времени посреди беседы входит кассир с пятью или шестью бумагами, которые Макс подписывает, выплачивая также небольшие суммы, порядка шестидесяти сантимов, pour les timbres[64] .

Приносят кофе, и после сорока минут маленький кассир появляется с последними тремя документами и заключительным требованием «Et deux francs quarante-cinq centimes pour les timbres, s`il vous plait[65] », и нам дают понять, что последние церемонии завершены и что деньги теперь могут быть выданы. «C`est a dire, si nous avons de l`argent ici![66] »

Макс холодно замечает, что о своем намерении получить по чеку он предупредил за неделю. Кассир пожимает плечами, улыбается. «А, ладно, посмотрим!» К счастью, все в порядке, деньги выдают, les timbres[67] приклеены, мы можем идти. Те же самые люди сидят на скамье, по-прежнему уставившись в пространство и сплевывая.

Мы возвращаемся в Хэродс. Курд-водовоз ждет нас. Его отзыв о лошади Михеля: «Ну, лошадью это назвать нельзя! Это совсем не лошадь. Это старая женщина, именно так, старая женщина!» Вот она, экономия Михеля. Макс идет инспектировать лошадь, а я возвращаюсь в кресло за кассой.

М-е Йаннакос-младший, слегка запинаясь, развлекает меня беседой о событиях в большом мире. «Votre roi, – говорит он. – Votre roi – vous avez un nouveau roi»[68] . Я соглашаюсь, что у нас новый король. М-е Йаннакос прилагает усилия, пытаясь выразить мысли, для которых у него не хватает слов. «Le Roi d`Angleterre! – говорит он. – Plus grand roi dans tout monde – aller – comme ca». Он делает выразительный жест. «Pour une femme!»[69] . Это выше его понимания. «Pour une femme!»[70] . Нет, в это невозможно поверить. Может ли быть, что в Англии придают такое огромное значение женщинам? «Le plus grand roi au monde»[71] , – повторяет он с благоговением.