Расскажи мне, как живешь - Кристи Агата - Страница 11

Глава 3

ХАБУР И ДЖАГ-ДЖАГ

Эти осенние дни – самые прекрасные дни, которые я когда-либо знала. Мы встаем рано, вскоре после восхода, пьем горячий чай, едим яйца и отправляемся в путь. Еще холодно, и я одеваю два свитера-джерси и большое пушистое пальто. Освещение прелестное – слабый нежно-розовый отсвет смягчает коричневые и серые тона. С верха городища смотришь на мир, кажущийся покинутым. Холмы поднимаются повсюду – можно насчитать, наверное, штук шестьдесят, глядя с одного места. То есть это шестьдесят древних поселений. Здесь, где теперь только бродят кочевые племена со своими коричневыми шатрами, когда-то была оживленная часть мира. Именно здесь около пяти тысяч лет тому назад была самая оживленная часть мира. Здесь были истоки цивилизации, и этот поднятый здесь мной черепок глиняного горшка, лепного, с рисунком из точек и крестиков, сделанным черной краской, он и есть предшественник той купленной в Вулворте чашки, из которой я пила чай в это самое утро.

Я просматриваю содержимое оттопыренных карманов моего пальто (мне уже дважды пришлось чинить подкладку), выкидываю дубликаты и смотрю, что я могу предложить на суд Хозяина, соревнуясь с Маком и Хамуди.

Ну вот, так что у меня есть?

Довольно толстый серый черепок, часть венчика горшка (это ценно, так как позволяет судить о форме), какая-то грубая красная керамика, два фрагмента раскрашенных горшков, лепных, один из них с точечным орнаментом (старейшая керамика телля Халафа!), кремневый нож, часть донышка тонкого серого горшка, несколько других малопонятных кусочков раскрашенной керамики, кусочек обсидиана.

Макс производит отбор, безжалостно выкидывая большую часть предметов, с удовлетворением похрюкивая над другими. У Хамуди глиняное колесо колесницы, а у Мака фрагмент керамики с резным орнаментом и обломок фигурки.

Собрав все находки вместе, Макс ссыпает их в полотняный мешочек и, как всегда, надписывает на них название телля, на котором они были обнаружены. Этот конкретный телль не помечен на карте. Мы называем его телль Мак в честь Маккартни, который здесь сделал первую находку.

Насколько физиономия Мака может вообще выражать хоть что-то, похоже, что она выражает легкое удовольствие.

Мы сбегаем по склону телля и забираемся в машину. Я снимаю один из свитеров. Солнце начинает припекать.

Мы посещаем еще два небольших телля и на третьем, с которого открывается вид на Хабур, едим ленч – крутые яйца, банка мясных консервов, апельсины и на редкость черствый хлеб. Аристид на примусе греет чай. Теперь уже очень жарко, и все тени и краски исчезли. Все вокруг одинакового, мягкого бледного желтовато-коричневого цвета.

Макс говорит, что нам повезло, что мы ведем разведку сейчас, а не весной. Я спрашиваю – почему? И он говорит, потому что было бы гораздо труднее находить черепки, когда тут всюду кругом была бы растительность. Все это, говорит он, будет весной зеленым. Это, говорит он, плодородная степь. Я с восхищением говорю, что это звучит как слишком большое преувеличение. Макс отвечает, что это действительно плодородная степь!

Сегодня мы берем Мэри и отправляемся вверх по правому берегу Хабура в телль Халаф, заезжая по пути на телль Руман (название зловещее, но на самом деле там нет ничего заметно римского) и телль Джума.

В этом районе все телли могут представлять для нас интерес, в отличие от тех, что южнее. Черепки керамики второго и третьего тысячелетия попадаются часто, а римских остатков немного. Есть также ранняя доисторическая лепная расписная керамика. Трудность будет в том, чтобы выбрать из такого большого числа теллей. Макс снова и снова повторяет с торжеством и полным отсутствием оригинальности, что это, несомненно, самое подходящее место!

В нашем посещении телля Халафа есть что-то от почтения, свойственного паломничеству к святыне. Телль Халаф – это название, которым мне за последние годы так прожужжали уши, что я едва могу поверить, что действительно увижу это самое место. И это очень красивое место, с петлей Хабура, охватывающей его подножие.

Я вспоминаю наш визит в Берлине к барону фон Оппенхайму, когда он привел нас в Музей своих находок. Макс и он оживленно проговорили (как мне кажется) полных пять часов. Сесть там было негде. Мой интерес, острый вначале, начал ослабевать и под конец угас совсем. Тусклым взглядом я смотрела на различные на редкость уродливые статуи, найденные в телле Халафе, которые, по мнению барона, принадлежали к тому же времени, что и очень интересная керамика. Макс пытался вежливо высказывать другое мнение, прямо не противореча барону. Моему затуманенному взору все эти статуи казались до странности одинаковыми. Только спустя какое-то время я сделала открытие, что они и были одинаковыми, так как все, кроме одной, были гипсовыми копиями.

Барон фон Оппенхайм прерывал свои увлеченные рассуждения, чтобы с любовью в голосе произнести: «Ах, моя прекрасная Венера» и нежно погладить статую. Затем он вновь бросался в дискуссию, а я грустно жалела, что нельзя, как говорит старая поговорка, «отрезать свои ступни и повернуть другим концом кверху!»

* * *

У нас много разговоров с местными жителями на различных городищах, пока мы приближаемся к теллю Халафу. Все они сводятся к разнообразным легендам о Эль Бароне – главным образом о неправдоподобных суммах, которые он платил, причем золотом. Со временем представление о количестве золота стало сильно преувеличенным. Чувствуешь, что даже германское правительство не могло изливать такие потоки драгоценного метала, как это сохранила традиция! Всюду к северу от Хассеке маленькие селения и признаки земледелия. С тех пор как французское правление сменило турецкое, эта страна оказалась оккупированной впервые с римских времен.

Мы возвращаемся домой поздно. Погода меняется, поднимается ветер, и это очень неприятно – пыль и песок летят в лицо и щиплют глаза. Мы приятно проводим время на обеде у французов, хотя принять нарядный, а вернее, опрятный вид было нелегкой задачей, так как чистая блузка для меня и чистые рубашки для мужчин – это все, на что мы способны! Обед великолепный и вечер очень приятный. К нашим палаткам мы, однако, возвращаемся под хлещущим дождем. Ночь беспокойна – собаки воют, палатки хлопают и натягиваются на ветру.

Покинув на некоторое время Хабур, мы сегодня совершаем экскурсию на Джаг-джаг. Огромный холм, совсем близко, вызывал мой живейший интерес, пока я не узнала, что это потухший вулкан Кокаб.

Нашей конкретной целью был некий телль Хамиди, о котором мы слышали хорошие отзывы, но добраться до него трудно, так как прямой дороги туда нет. Это значит, что надо ехать напрямик, пересекая бесчисленные небольшие канавы и вади. Хамуди сегодня в прекрасном настроении. Мак спокойно мрачен и предсказывает, что мы никогда не доберемся до этого городища.

Нам потребовалось семь часов – семь очень утомительных часов, так как машина не раз застревает и нам приходится ее откапывать.

В этих случаях Хамуди превосходит самого себя. Он всегда рассматривает машину как некую низшего сорта лошадь, хотя и более быструю, чем настоящая лошадь. При малейших сомнениях при приближении к вади голос Хамуди взволнованно взлетает вверх с отчаянными советами Аристиду.

«Быстрее – быстрее! Не давай машине времени упереться! Давай с ходу! С ходу!»

Когда Макс останавливает машину и идет вперед оценивать препятствие, Хамуди глубоко возмущен. Он качает головой в полном неудовольствии.

Нет, не так, кажется, говорит он, не так надо обращаться с упрямой и нервной машиной! Не давай ей времени задуматься, и все будет в порядке.

Мы делаем крюки в сторону, возвращаемся на нужное направление, прибегаем к помощи местных проводников и наконец добираемся до нашей цели. Телль Хамиди очень красив под лучами вечернего солнца, и с чувством большого достижения машина гордо въезжает по пологому склону на его вершину, откуда мы смотрим вниз на болотистую местность, кишащую дикими утками.