Громбелардская легенда - Крес Феликс В. - Страница 6

— Мы знаем, что стервятники обитают в тех краях, но не знали, что на самой тропе. В самом деле на самой тропе? — спрашивал Барг.

— Да, на самой тропе. Я не скажу тебе, легионер, почему они выбрали именно это место, поскольку никто не знает, чем руководствуются крылатые. Впрочем, это меня совершенно не интересует, — ответил кот, и это было правдой.

— Почему ты предупреждаешь нас, господин?

— Потому что это крылатые. Я не испытываю никаких особых чувств, когда вижу людей. Но когда я вижу крылатого, я всегда кое-что чувствую и мне всегда хочется кое-что сделать. Незачем говорить, что именно. Ни один трупоед не сможет поживиться чем-либо или кем-либо, если я могу этому помешать. Конец вопросам «почему», — заявил он, потягиваясь так, что звякнули доспехи. — Веди дальше этих солдат, армектанка. Назад, прямо в Бадор.

Он спрыгнул с сука и, не сказав больше ни слова, лениво побрел в глубь зарослей.

— Спасибо, господин, что предупредил нас! — крикнул Барг.

Они услышали нечто вроде фырканья, а потом отдаленное:

— Пустяки…

— Что ты сказал? — недоверчиво переспросила она.

— Я сказал, что другой дороги нет, госпожа. Нам пришлось бы обойти пол-Громбеларда.

Привыкшая к широким равнинам, где всегда существовали сотни каких-нибудь дорог — неважно, мощеных трактов или труднопроходимых троп, — она с трудом понимала, что и в самом деле обходного пути могло не быть. Что дорогу преграждают не высокие травы, замедлявшие движение лошадей, или густой лес, но горы: каменные стены, недоступные ни для кого во веки веков; расщелины, дна которых не достигает взгляд; склоны столь крутые, что их невозможно преодолеть.

— Но нам нужно идти.

— В лучшем случае по воздуху, госпожа, — слегка раздраженно ответил Барг. — Да и там нас может кое-что подстерегать… так что, может быть, лучше под землей…

— Я получила приказ коменданта, — упрямо настаивала девушка. — Я должна его выполнить. Это очень важное задание.

— Если даже от него зависят судьбы всего Громбеларда, он невыполним, госпожа.

— Но почему? Стервятники?

— Стервятники, госпожа. Целая стая.

— Может, это неправда?

Барг вздохнул.

— Нам рассказал об этом кот.

Она плохо знала котов. Но ей было известно то же, что и всем: они не лгут никогда, ибо попросту не в состоянии. Даже строгие имперские суды безоговорочно верили свидетельству кота. Когда свидетельствовал человек, он мог исказить истину. Когда в суд являлся кот, он приносил с собой неопровержимое доказательство — собственные слова. Таковым оно и считалось.

— Что нам могут сделать стервятники?

— Они нас не пропустят.

— Каким образом?

Он терпеливо рассказал ей о воздействии взгляда стервятника на волю любого человека.

— Неужели ты в это веришь? — с неподдельным изумлением спросила она.

— Во что я не должен верить, госпожа?

— В то, что мне рассказал! Ведь это сказки, ничего больше!

Он понизил голос, чтобы не услышали солдаты:

— Послушай, госпожа: я тебе подчиняюсь и выполню любой твой приказ. Но кот был прав: ты здесь гость, госпожа. Ты армектанка. Ты ничего не знаешь о Тяжелых горах, так что послушай, что говорит старый солдат. Ты сказала вчера, что нужно таких слушать. Мы возвращаемся.

— Ты выполнишь любой приказ, — повторила она.

— Но не такой.

— Я не поверну назад. Скорее уж пойду дальше одна.

— Ты шутишь, госпожа?

— Не шучу. Надсотник… комендант доверил мне важное задание.

— Комендант, будь он здесь, немедленно приказал бы тебе возвращаться, ваше благородие.

— Я пойду дальше, — упрямо заявила девушка, — будете вы меня сопровождать или нет. Неужели любой громбелардский зверь может заставить тебя нарушить приказ?

— Этот громбелардский зверь, госпожа, — сказал Барг, явно разозлившись, — самый известный кот Шерера, у которого перед именем три инициала его предков, получивших титулы от самого императора. Говорят, его род выиграл войну со всей Вечной империей, командуя знаменитым Кошачьим восстанием. А здесь этого зверя, как ты говоришь, называют князем Тяжелых гор, и это извечное имя второго лица после Крагдоба. Он вернулся, увидев стаю стервятников, хотя ему нечего бояться их взгляда, ибо коты не чувствуют того, что чувствуют люди. Но ты, госпожа, пойдешь дальше? Сделаешь то, перед чем отступил сам Басергор-Кобаль?

— Я пойду дальше, — твердила она, не слушая никаких объяснений.

— Я не позволю тебе, ваше благородие.

— Каким образом?

— Не знаю.

— Тогда останови меня, — заявила она, поднимая с земли свой мешок с провизией и разными мелочами.

— Я свяжу тебя, госпожа, и заберу в Бадор. Комендант сперва накажет меня за неповиновение, а потом наградит за сообразительность.

Она вынула лук и наложила стрелу на тетиву.

— Попробуй, десятник. Нет, что я говорю, даже не пытайся! — предупредила она столь грозно, что он не отважился возразить. — Можешь думать, что хочешь, герой… Если попытаешься дотронуться до меня хотя бы пальцем, я застрелю тебя, как бешеного шакала.

С натянутым луком она отступила на несколько шагов.

— Эй! — крикнула она. — Кто идет со мной?

Легионеры, давно уже готовые к возвращению, с любопытством наблюдали за разговором командиров, пытаясь отгадать причину задержки. Теперь же лица солдат выражали изумление.

— Кто со мной?! — повторила она.

— Никто не идет! — крикнул Барг, сдерживая солдат жестом. — Давай, госпожа, стреляй в меня… Если даже подсотница меня застрелит, — снова крикнул он легионерам, — пусть никто и не думает с ней идти!

— Хорошо, я иду одна… — тихо сказала она, не опуская, однако, лука. — Возвращайтесь в Бадор. Веди их, десятник.

Она отступила еще на несколько шагов, все еще с наложенной на тетиву стрелой, а потом повернулась и побежала вперед.

5

Рбит доверял собственным ощущениям, ибо с кошачьим слухом, зрением и осязанием почти ничто не могло сравниться. Однако он был именно котом, неудачным творением Шерни — и, обретя разум, не утратил того, чем обладали его предки, — инстинкта. То, что подсказывал ему инстинкт, было не менее важно, чем то, что он видел и слышал.

Он остановился, поскольку за ним кто-то наблюдал. И притом не сверху — за ним следили не глаза стервятника.

Отскочив в щель между камнями, он внимательно прислушивался. Он узнал человека, поскольку звук человеческих шагов звучал иначе, нежели что-либо иное. Совершенно не скрываясь, человек направлялся к нему; он шел по склону — вниз по склону, о чем свидетельствовали как осыпающиеся мелкие камни, так и длина шагов. Услышав дыхание, Рбит понял, что это немолодой мужчина.

Еще он услышал, как идущий похлопал себя руками по голове… Шлепки ладоней о покрытый волосами череп. Кто бы ни шел к нему, он знал, каким образом коты мыслят и познают мир. Слова могли быть ложью; звуки же были доказательством. Идущий не держал в руках, или даже под мышкой, арбалета или какого-либо другого оружия. Разве что если у него имелось четыре руки.

Рбит вышел из своего укрытия, выжидающе глядя на приближающегося человека. Старый, но крепкий, тот направлялся прямо к нему, ничего не говоря, лишь изобразил рукой, будто хватает что-то перед собой. Кошачий жест, ночное приветствие. Рбит оторвал лапу от земли, выпустил изогнутые когти, а потом убрал снова.

— Немало котов бегает по этим горам, — сказал незнакомец, присаживаясь на большой камень, — но лишь один из тех, о ком я слышал, столь велик, притом бурый и носит столь хорошие доспехи. Позволь мне отдохнуть, господин, — продолжал он, приложив руку к груди, словно желая успокоить дыхание, а может быть, сильное сердцебиение. — Я уже чувствую свои годы. Мне не хотелось тебя громко звать — лишний шум ни к чему…

Трудный громбелардский язык, изобиловавший многочисленными акцентами и придыханиями, позволял выразить любую мысль множеством способов. Громбелардский горец-разбойник знал лишь простейшие из них. Однако этот человек не был разбойником или бродягой — и дело было не только в том, как он пользовался языком.