Паутина чужих желаний - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 43

– Развестись мы бы смогли только через четыре года, – Лешик словно читал мои мысли.

– Почему?

– Потому что через четыре года ты бы вступила в права наследства и стала финансово независимой. А разведись мы до этого срока, был бы риск, что органы опеки отменят усыновление. Ты не хотела рисковать.

– Ясно. – Я понимающе кивнула, и от этого незначительного движения в голове моей точно петарда взорвалась.

– Ева, тебе нехорошо? – Лешик присел передо мной на корточки, взял мои ладони в свои, заглянул в глаза. – Ты побледнела сильно.

– Голова болит.

– Давай завтра к врачу съездим?

Вот еще один заботливый хочет меня доктору показать. Только чует мое сердце, доктор мне в этом деле не поможет. А кто поможет, я и сама пока не знаю.

– Не надо к врачу, сейчас поднимусь к себе, выпью таблетку, и все пройдет. Леш, – я осторожно высвободила свои руки, – так ты к чему этот разговор завел?

– К чему? – Он посмотрел на меня растерянно. – Ева, я хотел сказать, если ты не передумала, то я согласен стать твоим мужем.

Вот, что и следовало ожидать! Еще один претендент на руку и сердце. Но этот хотя бы во всем честно сознался и мотивы свои корыстные не скрывал. Хотя почему корыстные? Соглашение у нас получается взаимовыгодное, я бы даже сказала, джентльменское. И у меня сразу одной проблемой меньше, не придется ломать голову, как оформить это чертово усыновление. Пожалуй, нужно соглашаться.

– Хорошо, Лешик. – Кивнуть на сей раз я не решилась. – Договорились. Только давай детали сделки обсудим завтра, а? Что-то мне совсем нехорошо, голова не варит.

– Ева, какой сделки? Ты меня не поняла. – Он нахмурился. – Не нужен мне твой миллион.

– А сколько нужно? – вяло поинтересовалась я. – Леш, я, конечно, невеста богатая и перспективная, но вот так с ходу не скажу, сколько у меня там в приданом числится.

– Ева, ты снова не поняла. – Лешик досадливо покачал головой. Везет ему, может мотать башкой, как жеребец, и радоваться жизни. – Что я, не мужик?! Заработаю я этот миллион! Давай я на тебе просто так женюсь, по-дружески...

– По-дружески, – я хихикнула. – Забавная формулировка. Леш, а ты уверен? Ты ж видишь, как все непросто. Я ведь могу потребовать гарантий, брачный контракт пожелать, чтобы ты в ближайшие четыре года от меня никуда не делся. А вдруг у тебя любовь случится большая и светлая, а ты женат. Леш, ты подумай.

– Не случится. – Лешик резко встал и сказал с укором: – Ева, я тебя не понимаю, тебе нужен этот брак или нет?

– Нужен. – Я тоже встала. – Только я считаю необходимым поставить тебя в известность о потенциальных неприятностях.

– Считай, что поставила. – Он осторожно приобнял меня за плечи. Мама дорогая, да он же пытается за мной ухаживать! Вон и Серафиму морду набил. Понять бы, что им движет: искренняя симпатия или скрытый расчет. Нет, сейчас я об этом думать не могу, сейчас все мои мысли только о таблетке обезболивающего и горячей ванне.

– Проводи меня. – Высвобождаться из Лешиковых объятий я не стала, так как-то надежнее и устойчивее. – А завтра мы все обсудим.

– То есть ты согласна? – В его голосе послышалась тщательно скрываемая надежда.

– На фиктивный брак да.

Мы уже стояли у двери моей комнаты, когда Лешик вдруг спросил:

– Ева, ты все еще его любишь?

– Кого? – От неожиданности я даже про головную боль забыла.

– Серафима.

– Леш, ты что! Как можно любить эту сволочь?! – Я осторожно погладила его по гладко выбритой щеке. – Спасибо, что проводил.

– Пожалуйста, Ева. – Он смотрел на меня так странно. Совсем недавно я уже видела подобный взгляд. Вчера вечером, когда была с Вовкой Козыревым. Ох, грехи мои тяжкие...

Сено колкое и щекотное. И чихать от него все время хочется. А небо над головой синее-синее, как Андрюшины глаза. Андрюша рядом лежит, запрокинув лицо к небу, улыбается. Рубаха расстегнута, и в вырезе паутина, почитай уже полностью сотканная. Красиво и страшно. На паутину смотреть боюсь, а когда Андрюшенька меня к себе прижимает и паучок моей кожи касается, душа точно в замогильный холод окунается.

А Андрюшенька будто и не замечает, что паутина меняется день ото дня. А может, и правда не замечает. Она же призрачная. Может, она ныне только мне одной и видима...

И то, о чем Стэфа предупреждала, уже началось. Поначалу-то это не очень заметно было. Просто уставать Андрюша стал сильнее. Один раз с коня упал, сказал, что голова закружилась. Хорошо, что конь смирный был, князь ничего не поранил, только головой стукнулся. Верно, оттого она у него теперь часто болит. Он мне о том не рассказывает, но я сама вижу: если глаза с ультрамариновых почти черными сделались, значит, донимают Андрюшеньку боли. Мне самой в такие минуты свет не мил. Моя бы воля, я б все его страдания себе забрала, а вот паутину снять не решаюсь.

– Сонюшка, солнышко. – По голосу слышу, что Андрюшенька улыбается. – Знаешь, а я ведь нынче каждый день живу, как последний: все звонче, вкуснее, ярче, чем прежде. Спасибо тебе за это счастье.

Приподымаюсь на локте, хочу увидеть счастье в его глазах, а вижу кровавую дорожку от носа до подбородка, и рубаха белоснежная вся в алых пятнах, а ненасытный паук точно светится...

– Что с тобой, Сонюшка? – И глаза темно-синие, в черноту. Значит, голова болит, а он не признается. – Ты побледнела сильно. Нездоровится тебе, солнышко?

Не могу ничего сказать, только отворачиваюсь, чтобы Андрюшенька моих слез не заметил...

Очутившись в своей комнате, я первым делом выпила обезболивающе. Оказалось, что запасы мои почти на нуле, осталось всего две таблетки. Хоть бы не забыть завтра заскочить в аптеку.

Я сбросила платье и туфли, прошлепала в ванную. Эмпирическим путем я уже выяснила, что от тепла головная боль становится слабее, значит, нужно сделать воду погорячее. Я открутила кран и забралась в ванну. Соль сыпать не стала, одна только мысль о посторонних запахах вызывала тошноту. Может, это не простая головная боль? Может, у меня мигрень начинается?

Все, не думать ни о чем, закрыть глаза, вытянуться в горячей воде, расслабиться...

Расслабиться не получилось, тихое «шлеп-шлеп» выдернуло меня из блаженного забытья, я открыла глаза и вздохнула. Мокрые следы босых ног на кафельном полу и полупрозрачная фигура в шаге от меня. И нет нам покоя ни ночью ни днем...

– Привет. – Как-то устала я бояться. – Давно не виделись.

– Привет. – Не скажу, откуда шел едва различимый голос. Вполне возможно, что он звучал прямо у меня в голове.

Призрачная фигура приблизилась и присела на бортик ванны. От нежданной гостьи ощутимо потянуло холодом, и я поежилась.

– Ты теперь так и будешь за мной ходить? – Если уж призрак решил пойти со мной на контакт, значит, нужно воспользоваться ситуацией и расставить все точки над «i».

– Время уходит. – Вода у бортика ванной вспенилась сама собой, и я увидела в сантиметрах от себя полупрозрачную тонкую руку, хотела закричать, но не смогла. Сумела лишь прошептать:

– Я усыновлю твоего мальчика. Ты же этого хотела?

– Да. – Что-то холодное коснулось сначала моего плеча, а потом запястья, того самого, с паутиной. – Спасибо.

– На здоровье. – А вода остыла. Еще чуть-чуть, и я тут околею. – Ты как-то получше стала выглядеть, в отличие от меня.

– Все не так пошло, как должно было. Здесь законы другие. Мы меняемся...

– Ну, ты меняешься, спору нет. А мне-то с чего меняться?

– Я хотела тебе помочь, но не могу. Наверное, это оттого, что мы с тобой по разные стороны. Паутина не пускает...

– Ты про цепочку? – Я с остервенением потерла запястье, точно надеялась стереть эту проклятую паутину. – Извини, бес попутал. Не надо было мне ее брать, да?

– Плетение скоро завершится. Ты не успеешь довести до конца то, что должна. – Призрачная фигура пошла радужными бликами. – Это нечестно, так не должно было случиться, я знаю. Мы с тобой скоро встретимся...