Абрекъ - Коротков Юрий Марксович - Страница 8

— Угли гаси! — крикнул Хасан.

Часть абреков кинулась топтать раскатившиеся среди сухих корней угли, остальные забрасывали отъезжающие машины банками с пивом. Солдат кинул одну, другую, третью придержал, глянул название, открыл и присосался.

Абреки стирали с лиц кровь и пот, переводили дух, оглядываясь на разоренное торжище.

— За подмогой поехали, — сказал Солдат. — Скоро вернутся.

Завывая моторами, перегретыми на долгом подъеме, к Чертовой кухне выехала кавалькада — впереди джип — „Патруль“, за ним с десяток „тойот“ и „жигулей“. Выскочившие из машин ребята были покруче шашлычной охраны. Сжимая в карманах пистолеты, они настороженно озирали поле недавнего боя, окрестные скалы и заросли. Кругом не было ни души.

Из „Патруля“ вышел мужик в дорогом костюме, в темных очках.

— Ба! Кого я вижу!

Приехавшие разом обернулись на голос — Хасан сидел на невысоком карнизе над ними.

— Ты ли это, Боров? — продолжал Хасан. — Ну, дела! Я-то думал, ты все так же бомбишь алкашей у вокзала, если не порезали по пьяни или менты не свинтили, а ты — в галстуке! Да на красивой машине! Это ничего, что я сижу?

— Хасан, что ли? — подошел ближе Боров.

— Я, Боренька. Или как там тебя теперь звать-то: Борис… прости, по батюшке не знал никогда…

— Твоя работа? — кивнул Боров на разгром. — Ты знаешь, сколько я на тебя за это повешу? До смерти раком будешь стоять — не расплатишься!

— Эй, ты! Иди сюда, чучело, — один из крутых ребят вытащил „вальтер“, — Считаю до трех! — он взвел курок.

Сверху раздался протяжный свист, и с Первого поскакал по уступам, грохоча и разбрызгивая осколки, громадный камень. Гости бросились врассыпную. Камень вдавил на полметра землю, и, ломая кусты, улетел в лес. Другой, побольше, протаранил две машины.

Крутые ребята отступили от столба, паля изо всех стволов по мелькающим тут и там красным развилкам. Вскоре стрельба затихла, гости замерли, чутко водя стволами по скалам — стрелять было не в кого.

— Это вы зря. — Хасан снова возник на карнизе, — Вам еще обратно ехать. Дорога дальняя, мало чего случится?

Боров негромко приказал что-то своим, те нехотя попрятали оружие. Сам он, миролюбиво подняв ладони, опасливо поглядывая вверх, снова приблизился.

— О'кей, Хасан. Ребята погорячились, они городские люди, они не знают, что такое Столбы и кто такой Хасан. А я прожил здесь два года… Давай решать вопросы мирно, как деловые люди. Если ты претендуешь на свою долю, не надо было кулаками махать, надо было просто связаться со мной. Твое право. Это действительно уже сто лет ваша территория. Я предлагаю, скажем, два процента.

— Что ж так дешево? — искренне удивился Хасан.

— Это огромные деньги, Хасан! Ты что думаешь, я здесь шашлыками торговать буду? — засмеялся Боров. — Тут золотое дно, Хасан! Это многие поняли, только я первый успел. Администрацию мы уже прикормили. Сейчас мы откупаем заповедник — весь, до последнего камешка. Это решенный вопрос, у меня есть люди в Верховном Совете. Не сегодня — завтра французы начнут строить канатную дорогу, потом будет отель, будет международный центр горного туризма — проекты уже есть. Американцы, англичане, турки — все рвутся сюда, но все они придут ко мне со своими деньгами. Здесь миллионы, Хасан, сотни миллионов! Ты со своими ребятами возьмешь на себя охрану. Ваша форма будет единой для всего персонала. А когда откроем школу скалолазов — это я целиком отдам тебе на откуп. Ты по золотым камням ходишь, Хасан!

— Красиво говоришь, — сказал Хасан. — А теперь слушай меня. Хоть ты и прожил здесь два года, но так ничего и не понял. Как торговал водкой по ночам, так и остался мелким спекулянтом, хоть и в галстуке. Слушай: пока жив хоть один абрек — не будет здесь ни тебя, ни других торгашей, ни отеля, ни французов с англичанами. Будет заповедник, где вас нет! Иди, Боров, и по сторонам не смотри — не твое!

Боров удивленно покачал головой.

— Ты дурак, Хасан? Или не понял, о чем говорю? Или детство еще в голове играет? Я же тебя раздавлю, как клопа! На камнях ведь не проживешь, в город спустишься — там я с тобой по-другому буду разговаривать. Пижон дешевый!

— Иди, Боров, утомил.

Боров кивнул своим, и они пошли к машинам. Кое-как завели покореженные „жигули“. Крайний парень оглянулся через плечо на Хасана, взвел в опущенных руках пистолет. Вскинул ствол…

Но на карнизе уже никого не было, Хасан будто растаял в воздухе.

Абреки, как мурашки, тащили на Скиталец трофеи: полные охапки сладостей, уцелевшие бутылки — водку, шампанское, заморские ликеры. Гуляш пер за спиной мешок пива, Нахал — сноп шампуров с недожаренным шашлыком. На Скитальце все свалили в кучу, бутылки расставили отдельной батареей, запалили костер, Кукла и Варежка доставали алюминиевый сервиз — готовились к торжеству. Собственно, приглашения никто не ждал, каждый пробовал, что хотел. Ликеры по кругу отхлебывали из горлышка, кривились — „очко слипнется“, французский коньяк не оценили — „самогон, даром, что пузырь красивый“. Поживились и шмотьем по мелочи: один в ковбойской шляпе поверх фески, другой в новой футболке с Бэтменом под развилкой; не забыли и про теток — Варежка в зеркальных очках шикарно покуривала длинную черную сигарету. Кукле Нахал поднес сувенир в прозрачном футлярчике, который под общий радостный гогот оказался фигурным презервативом. Дуське каждый втихаря нес красивый дезодорант — видно, из одного киоска, потому что у нее собралось десять одинаковых флаконов.

Изрядно уже отяжелевший от пива Солдат снисходительно смотрел на общее веселье, рассуждал, обращаясь к сидящему рядом Цыгану:

— Чего радоваться-то? Ну, наваляли арам, вот радости-то полные шаровары! Раньше кому наваляешь — вечером и не вспомнишь. А-а! — махнул он рукой. — Чего говорить, кончились абреки. Как Хасана посадили, так и кончились, потому я и ушел. Раньше — это ж какие люди были! Хасан, Голуб, Акула, Монах! Помню, тоже приехали из города разбираться — человек двадцать. А нас четверо — Хасан, Голуб, Спиральный да я. Хасан встал перед ними — и спросил: „Ну?“ Одно слово сказал: „Ну?“, — попытался воспроизвести непослушным языком Солдат. — Те повернулись и уехали… Одна надежда — Хасан вернулся. Он из вас абреков сделает. А то, что абреки, что „изюбри“ вонючие — все одно… Раньше, помню, мы только со Скитальца выходим, а все Столбы уже знают — абреки на Каратановский равелин пошли! Внизу собираются, смотрят; как мы фигуряем…

— Да ладно трепать-то! — не выдержал Цыган. — Утомил, папаша! „Раньше! Хасан! Голуб!“ Фигуряли они! Там корова задом пройдет, где вы фигуряли! Один звук остался — Хасан твой да Голуб!

— Ты что, с болта сорвался? — опешил Солдат. — Мы ж первые там ходили, когда тебя еще мамка не придумала! Я первый по Кровососу прошел!

— Нахал! — крикнул Цыган. — Тебе сколько лет было, когда ты на Кровосос пошел?

— А? — обернулся от костра Нахал. — Не помню. Лет пятнадцать. А че?

— Ниче, — отмахнулся Цыган. — Понял, папаша? Там турики теперь резвятся, где вы ходили! А на Рояле ты играл? А на Мясо ты ходил? Знаешь, почему „Мясо“ называется? Да хоть Пятна ты щупал на Первом? Нет? Так сиди и молчи! „Абреки кончились“! Это ты кончился. А за нас не волнуйся!

— А ну пошли! — вскочил Солдат. — Я тебя на любом столбе сделаю, как щенка! Я — Солдат, а ты кто?

— Да пошел ты… — отвернулся Цыган. Хасан запрыгнул на Скиталец.

— В карауле кто?

— Тритон.

— Цыган, на ночь второго внизу поставишь… Ну, — потер руки Хасан, оглядывая застолье. — Чего Бог послал? Погодите метать, сперва торжественная часть! Нахал, иди сюда!

Он достал Нахалову феску.

— За проявленный в бою героизм возвращаю тебе феску и снова посвящаю в абреки! — он торжественно ударил Нахала плашмя кинжалом по плечу и нахлобучил ему феску.

— Ура-а-а! — грянули абреки.

Хасан развернул Нахала и дал ему пинка в зад:

— А это за старое, чтоб больше не вспоминать! — Он сел, налил себе водки в кружку, серьезно сказал: — Кому надо возвращаться в город — вместе туда, вместе оттуда. По одиночке не ходить. А в городе смотрите сами. Город — не Столбы, там каждый выживает один… Нас мало, ребята, но Столбы были и будут наши! Всегда! Пока Столбы стоят!.. Ну! — он поднял кружку. — Чтоб калоши не скользили!